Наконец Дрисса вздохнула, и Узор рассеялся. Логан будет жить. Более того, возможно, он стал даже здоровее, чем когда спустился в Утробу.
Тем не менее Тевор не отпустил Кайлара. Он повернулся и пристально смотрел на него широко открытыми глазами.
— Тевор, — предостерегающе произнесла Дрисса.
— Кто вы? Вюрдмайстер? — спросил Тевор.
Кайлар попытался вытянуть ка'кари, чтобы разорвать связь, и не смог. Попробовал налить мускулы силой таланта — эффект тот же.
— Тевор! — повторила Дрисса.
— Ты видела? Нет, ты видела? Я никогда…
— Тевор, отпусти его.
— Дорогая, он мог испепелить нас обоих таким мощным талантом. Он…
— Значит, ты готов использовать против него его же собственную магию? После того, как он тебе ее предоставил? Как на это посмотрят братья? Разве за такого человека я выходила замуж?
Тевор уронил голову и одновременно перестал держать талант Кайлара.
— Извини.
Кайлар весь дрожал от слабости. Все. Выжат как лимон. Пустота. Возврат контроля над талантом лишил его самообладания почти так же, как и его утрата. Будто два дня не спал. Энергии хватило лишь на радость оттого, что Логан справится.
— Пожалуй, нам лучше осмотреть вас и вашего незнатного друга. Таким ранам подойдет и более земное лечение, — сказала Дрисса и понизила голос: — Гм… король… должен очнуться сегодня вечером. Почему бы вам не пройти со мной в другую комнату?
Она открыла дверь, и Кайлар шагнул в приемную. Зубастик спал в углу, свернувшись калачиком. Прямо перед Кайларом стояла красивая стройная девушка с длинными рыжими волосами. Ви. Она пристально смотрела вдоль по лезвию меча. Клинок упирался Кайлару в горло.
Он потянулся за талантом, но тот выскользнул из пальцев. Слишком устал. Остановить ее больше нечем.
Глаза Ви покраснели и опухли, точно ее пропустили через центрифугу. Как и почему, Кайлару было невдомек.
Миг показался вечностью. Взгляд зеленых глаз Кайлар прочитать не смог, уловил только что-то безумное.
Ви сделала три размеренных шага назад — «вальдедоччи», «отход мечника». Посреди комнаты она встала на колени, склонила голову, отбросив хвостик волос набок, и положила обнаженный меч себе на руки. Затем подняла его, предлагая Кайлару.
— Я вся в твоих руках, Кайлар. Сдаюсь.
55
Семь из одиннадцати проституток покинули дом-укрытие, чтобы узнать, нет ли у них семьи, где можно остаться. Шестеро вернулись в слезах. Теперь одни из них вдовы, а других просто отвергли мужья, любовники и отцы, которые видели перед собой только шлюх. Позор.
Храбрость изменила Калдросе, а ведь она, не дрогнув, смогла взглянуть в лицо смерти. Кастрировала Берла Лагара и наблюдала, как тот истекает кровью — привязанный к постели, с кляпом во рту, гасящим крики. Затем оттащила труп, постелила свежие простыни и пригласила другого халидорского воина. Юношу, который обычно сначала занимался сексом, а уж потом неохотно бил и читал молитву. Казалось, он был противен сам себе.
Калдроса спросила:
— Зачем ты это делаешь? Тебе ведь не нравится меня бить.
Он ответил, не поднимая глаз:
— Ты не знаешь, каково это. У них повсюду шпионы. Твоя же семья тебя и сдаст, если не так пошутишь. Ом все равно узнает.
— Но почему вы бьете проституток?
— Не только их. Всех подряд. Нам нужны страдания. Для Чужих.
— В смысле? Каких еще чужих?
Юноша больше ничего не скажет. Спустя миг он уставился на постель. Кровь на матрасе просочилась сквозь чистую простыню. Калдроса ударила его ножом в глаз. За все время, даже когда он, весь в крови, преследовал ее, рыча от ярости, она ни разу не испугалась.
Тем не менее встретиться лицом к лицу с Томманом было выше ее сил. Перед тем как уйти к Мамочке К., Калдроса с ним крепко повздорила. Он удержал бы ее силой, только его избили так, что он не сумел подняться с кровати. Томман всегда был ревнив. Нет, Калдроса не сможет посмотреть ему в глаза. Она со всеми уйдет в лагерь мятежников. Что там делать, непонятно. На суше, где даже близко нет реки, вряд ли получишь работу капитана. И потом, если не достанет приличное платье, едва ли ей грозит честный труд. Хотя, после халидорцев, стать проституткой для сенарийцев, наверное, не так уж и плохо.
В дверь постучали, и все девушки напряглись. Стук не условный. Никто не двинулся. Дейдра вытащила из камина кочергу.
Снова раздался стук.
— Пожалуйста, — сказал мужской голос. — Я безоружен и не причиню вреда. Пожалуйста, впустите.
Сердце Калдросы чуть не выпрыгнуло из груди. Дыхание перехватило. Она, как в тумане, пошла к двери.
— Ты куда? — шепнула Дейдра.
Калдроса открыла смотровое окошко. Увидев ее, Томман просиял.
— Ты жива! О боги, Калдроса! Я-то думал, что, наверное, мертва. Что не так? Впусти меня.
Задвижка поднялась сама собой. Калдроса ничего поделать не могла. Дверь распахнулась настежь, и Томман сгреб ее в охапку.
— Ох, Калли, — вне себя от радости воскликнул он. Томман всегда соображал туговато. — Я не знал…
Только сейчас он заметил в комнате других женщин. Томман обнимал ее, и Калдроса не видела его лица, однако знала, что он глупо моргает при виде сразу множества прекрасных, экзотичных женщин. Причем почти раздетых. Даже у Дейдры платье девственницы дышало сладострастием.
Объятия становились крепче, и Калдроса обмякла.
Томман отступил на шаг и взглянул на нее. Ладони судорожно захлопали по ее плечам, словно рыба на причале.
Костюм был действительно хорош. Калдроса ненавидела свою тощую фигуру, считая, что выглядит как мальчишка. В костюме же, напротив, чувствовала себя пышной и нарядной. Разрез на блузке не только показывал, что Калдроса загорела до талии, но и открывал наполовину каждую грудь, создавая ложбинку. Брюки сидели как перчатка.
Одним словом, то, что Томману понравилось бы, носи это Калдроса дома.
Только здесь был не дом, а наряд — не для Томмана. Глаза его наполнились грустью. Он отвел взгляд. Девушки притихли. После мучительной паузы он выдавил:
— Ты прекрасна.
Затем с трудом сглотнул, и слезы потекли ручьем.
— Томман…
Калдроса тоже плакала, пытаясь прикрыться руками. Горькая ирония. Она старалась укрыться от глаз мужа, в то время как выставляла себя напоказ незнакомцам, которых презирала.
— Сколько их у тебя было? — отрывисто спросил он.
— Они бы тебя убили…
— Так что же, я теперь и не мужчина? — оборвал Томман.
Он уже не плакал. Всегда был смелым и горячим. За это Калдроса его и любила. Томман жизни бы не пожалел, чтобы вытащить ее отсюда. Он никогда не понимал, что даже если б умер, ей все равно пришлось бы идти в бордель.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
