— Мне надо знать финал.
— Нужда — это опасная вещь.
— Жизнь вообще штука опасная.
— Ах, красавица, — сказал он. — Это ты опасная штука.
Я прищурилась и сказала очень тихо.
— Так и есть. Особенно когда мне не дают узнать финал. Я твоя королева. Я требую знать, что случилось с Зарой и её королём.
— Циклы. Вечно повторяются. Чем больше вещи меняются, тем больше они остаются прежними. Тебе лишь нужно посмотреть на вас с Бэрронсом, чтобы догадаться, как всё заканчивается. Если, конечно, что-либо когда-либо по-настоящему заканчивается, что в высшей степени спорно, — Парень с Мечтательными Глазами изобразил лёгкий насмешливый поклон и исчез.
Внезапно я тоже исчезла.
***
Вновь появившись, я тут же поняла, что я в Белом Особняке. Я уже была в данной комнате прежде — своеобразный огромный театр, но теперь эта комната стала бледной версией самой себя. Возвышенная платформа, на которой актеры исполняли свои драмы, была уже не золочёной и богато украшенной сценой, а сделанной из простого дерева. Алые шторы и ковры поблёкли и износились. Мерцающие люстры превратились в тусклые деревянные канделябры, некогда бархатные сиденья теперь сделались деревянными стульями из реек.
Белый Особняк был домом души Зары и короля, их любовь придавала ему форму. Без этой любви он стал всего лишь домом. С выключенным светом и холодным воздухом, лишённый страсти, лишённый их вечного присутствия.
Я двинулась вперёд и присела на один из шатких стульев в первом ряду. ПМГ никогда и ничего не делал просто так.
Мгновение спустя с потолка опустился старомодный экран проектора, развернувшийся и заполнивший собой сцену. Позади себя я услышала треск ожившего старого проектора, а воздух заполнился ароматом масляного попкорна. Я посмотрела вниз и обнаружила в своей руке упаковку мятных конфеток.
ПМГ — это реально нечто.
Фильм начал воспроизводиться, сначала белый экран с чёрной рамкой, затем появилась милая хижина на очаровательной поляне. В мире Зары была ночь, и за окнами её хижины плясали отсветы пламени.
— Полагаю, есть какая-то причина, по которой я здесь? — сухо произнёс Бэрронс позади меня.
Я запрокинула голову, улыбнулась ему и похлопала по сиденью рядом со мной.
— ПМГ перенёс тебя?
Он склонил голову набок.
— Это что, кино-вечеринка в Белом Особняке?
То, что он будет участвовать, если я попрошу — это свидетельство его любви. Он будет красить мне ногти, подстригать мои слишком длинные волосы, накладывать шины на мои поломанные кости и последует за мной на край вселенной. И я сделаю то же самое для него.
— Тише, кино начинается. Я сделала короля смертным. Он отправился к Заре. Я хочу знать, чем всё закончится.
— Полагаю, есть какая-то причина, по которой я здесь? — повторил Бэрронс ещё более сухо.
— Разве ты не хочешь знать, что случится?
— Этот высокомерный мудак достаточно долго усложнял наши жизни. Он выбыл из игры, и я не желаю видеть его вновь.
Тем не менее, он опустился на шаткий стул, который опасно застонал под его весом.
И мгновение спустя, когда в моей правой руке появилось ведёрко горячего масляного попкорна, я взяла руку Бэрронса в свою левую ладонь и откинулась на спинку неудобного стула, уставившись на экран с широко раскрытыми глазами и громко стучащим от предвкушения сердцем.
***
Зара стояла, глядя на мужчину на её пороге, и не могла поверить своим глазам.
Он пришёл.
Снова.
Как он смеет?
— Оук! Смеет! — сердито пискнула Т'Мурра.
Тысячи упрёков полыхали в глазах Зары.
Тысячи угрызений совести горели в глазах короля.
Затем он повесил свою тёмноволосую голову и самую чуточку пошатнулся вперёд, и она, не сумев сдержаться, тоже самую чуточку подалась навстречу.
Мотылёк для его пламени.
Снова.
Всегда.
Но нет! Она не сгорит! Не истлеет до шелухи прежней женщины, не останется опустошённой, потерянной и сбитой с толку!
Король медленно двинулся вглубь хижины, словно приближаясь к дикому животному, которое он не хотел спугнуть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
«Мудро, — подумала она, прищурив глаза, — ибо у этого животного есть зубы. И оно готово пустить их в дело».
И всё же…
Её чёртово сердце помнило, и её сердце озарилось радостью от чуда вновь увидеть его.
Смертного.
Наконец-то высокомерное, властное, бессмертное существо дало ей то, чего она всегда хотела.
Нормальную обычную повседневность, маленькие радости жизни с ним.
Король остановился в полуметре перед ней.
Они долгое время молча смотрели друг на друга, и она знала, что его сердце услышало каждое из её бесчисленных обвинений. Это было очевидно в том, как он вздрагивал, хмурился, закрывал глаза и снова открывал их с тенью бескрайней печали.
И пока он слушал её обвинения, её сердце слушало колоссальность его самобичевания. Как это всегда бывало между ними, грани их сущностей сливались между собой, словно вернувшись домой.
— Извинения ничего бы не дали, Зара, — наконец сказал король, и она задрожала от хриплого тона его голоса, смягчённого любовью. — И всё же я предложил бы тебе тысячу извинений, а потом ещё тысячу. Любой акт раскаяния был бы пустым, ибо это заняло бы остаток моей смертной жизни плюс ещё целую вечность, чтобы загладить мои проступки перед тобой. И всё же…
Он замолчал так надолго, что она нетерпеливо рявкнула.
— И всё же что? Что, по-твоему, сейчас сыграет роль? Что ты наконец-то готов постареть и умереть со мной?
— Да, — просто ответил он. — Я умру за то, чтобы умереть с тобой. Я сгорю ради того, чтобы сгореть с тобой. Я сделаю что угодно, в любом месте, в любом времени, чтобы провести оставшиеся часы с тобой. Сейчас я говорю тебе то, что должен был сказать тогда. Покажи мне свой мир, Зара. Научи меня своим обычаям. Поделись со мной бесчисленными маленькими радостями, которые ты видишь. Смири, ошеломи и зачаруй меня красотой своего сердца, как ты сделала это в момент нашей первой встречи. Я дефектен. Но это дефектное существо не может и не желает существовать без тебя больше ни единого часа. Если мне придётся стать твоим рабочим на улице, позволь мне трудиться ради твоего блага. Если ты можешь принять лишь мою заботу о твоей повседневной жизни, но без интимной близости, так тому и быть. Но позволь мне жить рядом с тобой. Говори со мной. Позволь мне наблюдать, как ты танцуешь, совсем как когда-то под полночной луной, дикая и свободная. Разреши мне любить тебя, хотя бы из соседней хижины. И если ты в какой-то момент почувствуешь, что я причиняю тебе горе, боль или другую дурную эмоцию, тебе нужно лишь пробормотать несколько слов, чтобы сослать меня в самые дальние уголки вселенной, потому что я предпочту умереть в одиночестве, лишь бы не причинить тебе больше ни единой унции печали.
Зара уставилась на него, наконец-то слыша те слова, которых она ждала вечность.
— Оук! Слишком поздно, слишком поздно! — пропищала Т'Мурра.
Зара была склонна согласиться.
И всё же…
Она облизнула губы и поколебалась. Они оба гордые. Всегда были гордыми. Расправив плечи, она сказала:
— У меня тоже недостатков хватает. Я перестала пытаться. Я подпитывала свою злость и отдалилась. Я могла бы уйти в любое время. И если бы я ушла…
— Я бы пошёл следом. Ты бы привлекла мое внимание. Я бы последовал. Мы бы поссорились.
— Но я оставалась и с каждым минувшим столетием изобретала новые причины презирать тебя, вместо того чтобы прийти и найти тебя, что я могла сделать в любое время. Я могла входить во все двери в твоей обители. Я знала, где находилась твоя лаборатория.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Почему ты не пришла? Я был бы рад отвлечению.
— Я хотела, чтобы ты сам выбрал прийти ко мне.
— Гордость.
— И страх. Мы всегда пылали слишком жарко. Всегда.
— Нет такой вещи, как «слишком жарко», если мы остаёмся вместе. Это холод разлуки является проблемой. Ни один из нас не боролся за то, чтобы остаться вместе, — он умолк на мгновение, затем сказал: — Я, тот, кто ничего не боялся, страшился смертности.
