– Щенки? – взвизгнула Дори. Она взглянула на усмехающегося Себастьяна.
Энслоу кивнул головой:
– В сарае за домом. Пошли, Май, давай покажем их девочкам. – Он пошел вперед, Май, подпрыгивая, шла около него, держа его за руку и так гордясь своим правом собственности, что у Хоуп на глазах выступили слезы. Дори и Кэсси схватили руки Себастьяна, показывая, что и им есть чем гордиться, и последовали за ними.
Госпожа Энслоу спросила:
– Это удивило вас, не так ли, мисс? Все устроила миледи. Она знала, как я одинока, не имея милого птенчика, ребенка, которого можно было бы назвать своим.
Хоуп уставилась на сестру.
– Ты устроила это? Но как?
Пруденс счастливо улыбнулась.
– Помнишь, ты написала мне и рассказала об этой бедной малышке, мечтающей о кукле, которую можно было бы любить... и я тут же подумала об Энслоу, мечтающей о ребенке. После этого тетя Гасси сообщила, что теперь работает в управлении приюта. Я рассказала ей о семье Энслоу, и она отправила Май к нам.
– Да, – согласилась с госпожой хозяйка дома. – И мы бесконечно счастливы.
***
Все собрались внизу, в темно-красном салоне. Вечер выдался теплый, и потому французские окна оставались открытыми. Мягкий, душистый бриз развевал занавески.
Кэсси и Грейс играли на террасе со своими новыми щенками. Лай и смех юных леди доносились через окна, приносимые порывами ветра.
Чарити спустилась вниз вместе с малышкой Авророй. Она и Эдвард спокойно сидели на диване, улыбаясь и тихо разговаривая. Эдвард держал спящего ребенка на руках, являя собой образец гордого, безумно любящего отца.
Дори сидела рядом с ними в кресле, и взгляд ее был тоже полон любви. Она качала на руках, словно в колыбели, свой собственный маленький сверток. Большие карие глаза смотрели на лицо девочки, пухлая, небольшая, окрашенная в цвет меда мордочка высовывалась из тряпок; неожиданно последовал выпад, и шершавый язык облизал детский нос. Дори захихикала и крепче обняла своего щенка, Хани.
Грудь Себастьяна напряглась от прилива эмоций. Все будет хорошо. Более чем хорошо. Все должно быть просто... чертовски замечательно.
Пруденс и Гидеон прогуливались под ручку на террасе, спокойно переговариваясь. Леди Августа и сэр Освальд играли в карты с близнецами.
Себастьян разглядывал комнату. Он получил больше, чем когда-либо осмеливался мечтать, и эта внезапная мысль напугала его. Что, если его жизнь выходит из-под контроля? Такое случалось и прежде. Все вдруг может пойти не так, как надо. Люди могут исчезнуть. Семьи оказаться разрушенными по прихоти злой судьбы. Планы запросто рухнуть... если их не осуществить немедленно.
Он шагнул к Хоуп и положил руки ей на плечи.
– Давай сыграем свадьбу как можно скорее.
Сэр Освальд оторвал глаза от карт.
– Это невозможно, по крайней мере, в ближайшие несколько месяцев. Невозможно быстро подготовиться к свадьбе в такой церкви, как церковь Святого Георгия.
– И Хоуп должна сшить себе подобающее свадебное платье, – добавила леди Августа.
Хоуп прислонилась к Себастьяну, поцеловав руку, лежащую на ее плече, и послала ему успокаивающую улыбку.
– Когда вы крестите Аврору? – спросила она Чарити.
Ответил Эдвард:
– Через три недели. Этим утром я все устроил.
Хоуп обратилась к Себастьяну:
– Мы могли бы пожениться на следующий день. Друзья и члены семьи, которые приедут на крещение, могут остаться на и свадьбу, а нам отпадет надобность волноваться о дурацком заказе какой-то старой фешенебельной церкви, поскольку в поместье Гидеона имеется очаровательная небольшая церквушка Святого Джайлса. И, кроме того, – тихо добавила она, бросив взгляд на Пруденс, – мамина и папина Пирамида находится как раз около этой церкви. Я буду чувствовать, словно они оба рядом с нами.
Себастьян нагнулся и поцеловал ее. Она рассказывала ему о Пирамиде из камней.
– Прекрасно.
Двоюродный дядюшка Освальд, видя, как быстро развиваются события, и рушатся его замечательные планы относительно свадьбы, раздраженно воскликнул:
– Хотя бы кто-нибудь из этой проклятой семейки когда-либо женится в церкви Святого Георгия на Ганновер-стрит?
В тишине, которая последовала за этим криком души, леди Августа, медленно растягивая слова, произнесла:
– Хорошо, Освальд... это сделаю я, если ты так сильно этого хочешь.
Тишина стала еще более напряженной. Выжидающей.
– Ты имеешь в виду... Гасси! После всех этих лет ты... наконец соглашаешься? Ты действительно выйдешь за меня замуж?
Она кивнула, внезапно став похожей на юную девушку.
– Да, Освальд, я выйду за тебя замуж.
Он подскочил, схватил ее за руки, поцеловал их, затем поцеловал ее в губы. Совершенно ошеломленный, он сообщил всем присутствующим в комнате:
– Я, должно быть, просил ее сто раз! – Он посмотрел на Гасси и требовательно спросил: – В церкви Святого Георгия, на Ганновер-стрит?
Она скептически подняла одну бровь, словно вопрос был абсолютно излишним.
– Естественно! Я и не мечтала о какой-либо другой церкви. Если я собираюсь выйти замуж в третий раз, то свадьба должна быть грандиозной! Я еще не собираюсь уходить в отставку.
Дядюшка Освальд пылко воскликнул:
– Нет, ты – нет. Слава Богу!
Эпилог
Коль, музыка, ты – пища для любви,
Играйте громче...
Уильям Шекспир. «Двенадцатая ночь или Что угодно». Перевод А. Кронеберга
Путь от Кэррадайс-Эбби к церкви Святого Джайлса был коротким и проходил по очаровательной узкой тропе, вьющейся между высокими деревьями. Церковь построили в шестнадцатом столетии, ее пол, выложенный большими каменными плитами, за многие годы стал абсолютно гладким. Сооруженное из местного камня здание частично обили внутри дубовыми панелями и оштукатурили вокруг алтаря. За эти годы храму были подарены несколько прекрасных витражей для окон, которые в этот великолепный июньский день залили церковь прекрасным разноцветным светом. На стенах размещались вырезанные дощечки с различными именами и небольшие памятные плиты, среди которых находились и несколько медных пластин с изображением средневековых рыцарей и дам.
В этот день вся церковь была уставлена цветами: розово-белыми клематисами, дикими фиолетовыми орхидеями, лилиями, высокими сливочными каннами[54], ароматными чубушниками[55], побегами лаванды, и массой роз. Аромат последних – всех оттенков и размеров: еще свернутых в бутоны и пышных, в полном цвету, – заполнил церковь.
