К моменту прибытия полиции, сопровождаемой оглушительным воем сирен, борт корабля испещряли разноцветные надписи типа: "Привет, лунатики!", "Боб + Мери = любовь", "Здесь был Скотт!" и т. п.
Лицо Звяка Бряка стало серым, у уголков рта заиграли нервные желваки, когда на экране кругового обзора, вскоре после посадки, выросли толпы беснующихся аборигенов, со всех сторон окруживших корабль. Трансляторы передавали снаружи глухой рокот, быстро нарастающий и переходящий в дикий рев.
Через мгновение волна тел, рук, ног захлестнула экраны, заслонив собой море, желтый песок пляжа и все остальное. Безумные глаза, вожделенные лица и впивающиеся во внешнюю обшивку корабля руки аборигенов не оставляли сомнений в их намерениях. Бряк, окаменевший от неожиданного приема в своем кресле у пульта управления, почти физически ощущал на себе непонятную слепую ненависть толпы. Скрежет ногтей по поверхности корабля, торжествующие вопли и неожиданно ворвавшийся внутрь невыносимо-омерзительный вой докончило дело — голова Звяка тяжело упала на грудь, руки безвольно свесились к полу «железный» командор был в глубоком обмороке.
Полиция знала свое дело: слезоточивый газ и дубинки подействовали на толпу отрезвляюще. Потирая ушибленные места, в ссадинах и кровоподтеках отбегали на безопасное расстояние последние любители сувениров и экзотики. Подоспевшие военнизированные части ставили проволочное заграждение. В небе над неизвестным предметом кружили вертолеты ВВС.
Звяк Бряк приходил в себя, стряхивая остатки липкой паутины забытья. Тело наливалось силой, уверенностью. Угнетающая тишина, сменившая дикую вакханалию звуков, неприятно давила на уши. На экране аборигены в одинаковой желто-зеленой одежде сосредоточенно и молчаливо что-то сооружали. Преодолевая слабость и головокружение, Бряк нащупал кнопку включения защитного поля и, собрав остатки сил, нажал на нее. уперевшись грудью и обеими руками в штурвал корабля, командор попытался сплести обрывки путанных мыслей, роящихся в голове. Мозг его отказывался понимать происходящее. Чужим, безжизненным голоском Звяк Бряк дал команду к взлету.
Когда летающая тарелка бесшумно оторвалась от земли и, набирая скорость, устремилась вверх, майор Эндрыо, командовавший прибывшими на место происшествия частями, почувствовал себя облапошенным. Очередной чин и награды бесследно растворялись в небе. Майор стоял, задрав голову вверх, не в силах заставить себя сдвинуться с места, провожая взглядом вертолеты, безнадежно пытающиеся настигнуть стремительно удаляющуюся к горизонту точку.
На третью попытку командор решился только к утру следующего дня. Летающая тарелка лежала на крыше огромного небоскреба, скрытая от посторонних взглядов плотной пеленой смога.
Звяк Бряк не мог позволить себе рисковать жизнями членов экипажа. Бессонная ночь привела его к твердому решению. Приказав всем оставаться на местах, ссутулясь и стараясь не встречаться взглядами с командой, командор медленно подошел к люку.
В редакции газеты "Дневная Звезда" царил постоянный и привычный порядок: хлопали двери, входили и выходили какие-то люди, стучали пишущие машинки, под потолком висели сизые клубы дыма. Наверное поэтому никто не обратил внимания на вошедшего сухощавого, жилистого старика с болезненным цветом лица. Лишь перед кабинетом с поблескивающей черной табличкой его остановила секретарша.
— Мне нужен главный редактор газеты, — утробным голосом, почти не шевеля губами, произнес старик.
— По какому вопросу вы хотели бы с ним побеседовать? привычно заулыбался обаятельный страж редакторских покоев.
Посетитель слово в слово повторил свою первую и пока единственную фразу и, казалось, позеленел еще больше.
Улыбка на лице девушки уступила место легкой гримасе, губы поджались. Она, явно нехотя, приоткрыла дверь и скрылась за нею.
Звяк волновался — все шло не так гладко, как ему представлялось там, в черной пустоте над планетой. Продуманные и сотни раз отрепетированные слова, первые слова, в которые он вложил все, что мог: искренность, дружелюбие и желание разумного взаимопонимания, слова, которые должны были соединить две цивилизации узами братства, улетучились, испарились — их не понимали, их просто не принимали всерьез. Ему приходилось доказывать то, что было очевидным для любого мыслящего существа. В доказательства никто не верил. Никто!
Главный слушал, полуприкрыв глаза, и время от времени кивал головой, не забывая сверять счета на бумагах, лежащих перед ним. Когда старик кончил говорить, главный растянул губы в улыбке и ласково спросил:
— Это все?
Старик развел руками и как-то осел в кресле.
— Знаете что, не хочу обижать вас, но все эти «тарелки» и прочие бредни о пришельцах из космоса уже навязли у читателя в зубах, — главный встал, прошелся по кабинету, оглаживая затекшую спину. — Мой вам дружеский совет — ищите новый материал, — он покровительственно похлопал посетителя по плечу, — вот тогда я к вашим услугам.
Старик сорвался с места, кожа на его лице сравнялась своей насыщенностью с ядовито-зеленой портьерой, у которой он теперь стоял.
— Но я на самом деле представитель иного мира. Я могу доказа…
— Спокойней, спокойней. Я тоже вам смогу доказать многое.
Главный нажал кнопку на столе и в кабинет вошла секретарша. Вошла сразу после звонка, будто стояла у дверей и подслушивала.
Старик, наклонив голову, почти выбежал из кабинета.
— Шеф, может, вызвать парней из психушки, я думаю — они быстро найдут язык с нашим клиентом? — секретарша умильно хихикнула. Она была молода и терпеть не могла надоедливых, болезненных старикашек.
Главный был втрое старше, и оттого категоричность в суждениях, а порой и в действиях, ему претила. "Мало ли чокнутых бродит по городу, и если уж одному из них удалось оторвать меня, занятого человека, от дела, так не надо лишать этого удовольствия и других занятых людей, к примеру, старика Гарри из конкурирующей газеты!" Главный представил себе всю эту картину в красках и блаженно зажмурился. Раздражительность покинула его и уступила место благодушной истоме.
— Не стоит, Энн. Дай-ка ему адресок "Вечерней Звезды", проводи до выхода. Да не забудь пожелать всего наилучшего! уже вдогонку крикнул он выходящей секретарше.
Бряк долго стоял у подъезда и не мог прочитать ни слова из всученной ему секретаршей записки. Буквы скакали и не укладывались в голове, хотя записка лежала на ладони перед самыми глазами.
Бряк владел всеми языками Голубой планеты, по крайней мере, мог читать на них. Но то, что с ним происходило последние трое суток, лишало не только этой способности, но и способности понимать вообще что-либо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
