— И кто у вас руководитель?
— Первый секретарь Союза писателей Карпов. Знаешь такого?
— Честно говоря, первый раз слышу.
— Эх, темнота… Фронтовик, начинал войну в штрафной роте, куда был сослан за антисоветскую агитацию, потом переведен в разведку, реабилитирован и даже стал Героем Советского Союза. Написал «Двадцать четыре часа из жизни разведчика», «Командиры седеют рано», «Маршальский жезл»… Может, и не шедевры, однако в струю попал. Мужик строгий, но справедливый. Каждый вечер ровно в 11 начинает обход номеров, все ли на месте, и не дай бог ты в ванной закрылся и не слышал, как он стучал. Потом хрен оправдаешься. Так что дождусь его прихода, а затем к своей фрау Зильбрехт.
— Имя-то у неё есть что ли?
— Грета. Говорит, что её в честь бабушки назвали.
— А на каком же языке вы общаетесь?
— Ну, она по-русски немного разумеет, а я немного шпрехаю по-ихнему. Да нам-то особо говорить некогда, мы всё больше сам понимаешь чем занимаемся.
Он довольно усмехнулся, а я, прищурившись, поинтересовался:
— От жены гуляешь?
— Так я уже шесть лет как человек разведённый! Причём они с сыном живут в доме напротив, так что пацан и у меня иногда ночует, бывшая вроде не против. Так что в этом плане я перед собой и общественностью чист, как слеза младенца. И фрау Зильбрехт, кстати, тоже разведена. Слушай, а может, нам с ней того, оформить всё по закону? Перееду к ней в Берлин… Нет, Лёха, не перееду. Комфортно тут жить, всё вроде для человека, а вот не могу я без сибирских морозов, без тайги, без родных просторов, без Байкала… По себе знаю, через три дня в уныние впаду, буду водку глушить. Я ведь тоже с собой взял пару бутылок, только для себя не на продажу. Местная «Lunikoff» с нашей в жисть не сравнится, она мне поперёк горла встаёт.
Как и пророчествовал Еким, в 23.05 в дверь номера постучали — явился с проверкой Карпов. Выждав ещё десять минут, Еким осторожно выглянул в коридор, шепнул мне: «Я тебя закрою, вернусь ночью, сам отопру», запер меня снаружи и был таков. Я же ещё немного посмотрел местное телевидение — шла трансляция какого-то концерта с участием восточногерманских исполнителей и Дина Рида, после чего, кинув взгляд в окно на освещённый пункт пропуска «Чарли», завалился спать. И уснул так крепко, что даже не слышал, как в номер завалился Еким.
Проснувшись около 7 утра, в совмещённом санузле я справил нужду, умылся и стал думать, чем занять себя до завтрака. Еким всё ещё похрапывал после ночных похождений. Взгляд вновь упал на КПП, с одной стороны которого разгуливали солдаты с «Калашниковыми», а с другой — американские военные с М-16. И разгуливать им ещё лет 15, пока не снесут Берлинскую стену. А может, и не снесут? Вот, предположим, я сумею что-то сделать для спасения СССР, не позволю — хоть это и звучит фантастично — прийти к власти Горбачёву, и что, стена останется стоять? А по мне, она и сейчас смотрится чужеродным организмом на теле Берлина. Будь моя воля — снёс бы её уже сегодня. И пусть берлинцы спокойно разгуливают по городу, ходят друг другу в гости, а некоторые семьи смогут наконец воссоединиться.
Проснулся Еким. Потянулся, хрустя суставами, босиком прошлёпал в ванную.
— Как фрау Зильбрехт? — спросил я его, когда он закончил с гигиеническими процедурами.
— Баба — огонь! Видел бы ты, что она вчера… вернее, уже сегодня ночью вытворяла. Жаль, её смена теперь только послезавтра. Но мы в воскресенье улетаем, одним рейсом с вами, так что ещё успею с моей Гретой покувыркаться… Так, время 8.16, сейчас у нас завтрак, а в 9.30 отъезд на встречу с немецкими писателями. Я сегодня выступаю, между прочим.
Я отправился вниз завтракать вместе с ним. Чтобы тебя бесплатно обслужили, нужно было показать паспорт, после чего сел за столик рядом с Екимом, за которым уже расположился какой-то пожилой дядька, как выяснилось, тоже кто-то из писательской делегации. Наши дамы во главе с Кондрашовой появились, когда я уже заканчивал.
— Лёша, через полчаса выезжаем на место, собираемся внизу, — предупредила меня Долорес Гургеновна.
В нашей гостинице заселились ещё несколько сборных, так что перед отъездом во Дворец спорта в холле первого этажа бурлила разноязыкая толпа, гомонившая на болгарском, венгерском, испанском, турецком, румынском языках. Я вышел на улицу, и в ожидании автобуса, встав под навесом, принялся наблюдать за тихой, размеренной жизнью восточногерманской столицы.
Глядя по сторонам, я ловил себя на мысли, что в окружающем пейзаже чего-то не хватает. Потом понял — не хватает наглых и вечно галдящих алжирцев, марокканцев, сирийцев, тунисцев, турок и прочей мусульманской братии родом преимущественно из Северной Африки. Европа ещё не настолько толерантна, чтобы принимать их в свои объятия. Так что местные девушки пока могут ходить спокойно, не опасаясь, что их ограбят и изнасилуют в ближайшей же подворотне.
Дворец спорта, выстроенный в начале 60-х, не поражал своими габаритами, однако центральная арена, где нам предстояло соревноваться, могла одновременно принять до трёхсот участников. Советским мастерам отвели место в самом углу, по соседству с итальянцами и греками. Особого мандража я не чувствовал, не первый раз, как говорится, замужем, однако присутствовало обычное в таких случаях лёгкое волнение, гнавшее по венам адреналин.
Чемпионат СССР, как я теперь догадывался, строился по той же схеме, что и «мундиаль». То есть в первый день ты выполняешь общие для всех задания, а в финальный — кто во что горазд. Плюс параллельно будет выбран победитель в личном первенстве. Жюри возглавлял знаменитый мастер из Франции Жак Дессанж, тот самый, что придумал и внедрил стиль «Coiffe-Decoiffe». Вернее, должен внедрить в 80-е, вот только я уже почти год так стригу некоторых своих клиенток, а причёска стоит в тарификационном списке Министерства бытового обслуживания РСФСР. Извини, старина Дессанж, некая бессовестная скотина из далёкой северной страны украла твоё ноу-хау.
Участникам предстояло попробовать себя в создании повседневной, вечерней и модельной причёсок. Учитывались не только качество, но и время, затраченное на работу, поэтому, как я заметил, у некоторых в движениях присутствовала излишняя торопливость. Два с половиной часа спустя были объявлены результаты, по итогам которых сборная ССР шла на третьем месте, немного уступая французам (кто знает, может, Дессанж и подсуживал своим) и американцам.
— Ребята, послезавтра мы должны всех удивить, — заявила Кондрашова после объявления результатов.
Я-то, собственно говоря, собирался удивлять той самой «Жар-птицей», с которой выиграл чемпионат Союза. Это была самая сложная причёска в моём арсенале на сегодняшний день, никто бы, пожалуй, не смог её повторить в Союзе, а может быть, и в мире. Перед поездкой в ГДР я ещё пару раз потренировался на добровольцах, и надеялся, что смогу повторить «Жар-птицу» в Берлине. Лишь бы модель попалась нормальная, с густыми, неокрашенными волосами. Хотя вроде бы в правилах соревнований и указано, что у моделей должен быть родной цвет, кто его знает, подсунут какую-нибудь, мол, русским и такое сгодится.
— Обед мы пропустили, — продолжала Долорес Гургеновна, — но в гостинице для участников соревнований должны были его оставить. Так что возвращаемся, обедаем, а потом можете погулять по городу, что-то присмотреть в магазинах.
Я надеялся, что Еким составит мне компанию, но писатели, похоже, застряли на своей встрече на целый день. Мои коллеги по сборной как-то быстро испарились, даже не подумав позвать меня с собой, ну они и так-то держались как-то обособленно, обсуждая свои женские дела. Небось побежали искать колготки с труселями и лифчиками.
Ладно, прогуляюсь в одиночестве, может, что-то прикуплю для своих по нормальной цене, а то в Москве у спекулянтов, даже знакомых, всё равно приходилось переплачивать втридорога.
Шёл по Берлину неторопясь, игнорируя общественный транспорт, рассматривая пластмассовые «Трабанты» и более приличные «Вартбурги». Миновал Рейхстаг, мысленно попытался представить, как его штурмуют советские бойцы, но как-то плохо получалось. Конечно же, не мог пройти мимо вывески супермаркета «Delikat», о котором упоминал товарищ из посольства.
