перевале. III. Кризис культуры» (Пб.: Алконост, 1920), — были изданы одной книгой («На перевале») в издательстве З. И. Гржебина (Берлин; Пб.; М., 1923).
28) «Кризис жизни» (Брошюра. Напечатана в 1918 г.)
29) «Кризис мысли» (Брошюра. Напечатана в 1919 г.)
30) «Кризис культуры» (Брошюра. Напечатана в 1920 г.). Распродано
31) «Офейра» (впечатления путешествия: Сицилия. Тунис. Египет. Два тома: Написаны в 1911 г. Полностью переработаны в 1919 г., выйдут в свет в Берлине[1042].
32) «Глоссолалия: Поэма о языке» (небольшая книга, выйдет в свет в Берлине в 1917 г.)[1043].
33) «Крещеный Китаец»[1044] (Первая часть первого тома «Эпопеи Я» (десять томов, которые я должен написать) — опубликована в журнале: небольшая книга)[1045].
34) «Кризис сознания» (Рукопись. Написана в Москве в 1920 г.)[1046]
35) «Толстой и кризис культуры» (Небольшая книга. Написана в 1920 г.[1047] Латышский издатель украл рукопись. Второй у меня нет).
36) «Дитя-солнце» (Большая поэма. Утрачена в 1907 г.)[1048].
37) «Поэзия Блока» (Брошюра. Выйдет в свет в Берлине)[1049].
38) «Книга о Блоке» (Эту книгу я сейчас заканчиваю)[1050].
Это каталог всего, что я пока написал. Мне очень сложно сказать, что, в сущности, интересно немецкой публике. Сделаем так: субъективно мне хотелось бы увидеть в переводе следующие книги:
Во-первых: «Рассказы чудака» (Пролог эпопеи «Я». 14–15 печатных листов (по 40 000 букв в каждом). Ритмическая проза. Там фигурируют: Дорнах, Доктор, Англия и т. д.).
Во-вторых: «Котик Летаев» (9–10 печатных листов: 40 000 букв в каждом: Ребенок вспоминает о том, что было с ним до рождения).
В-третьих: «Крещеный китаец» (Это первая часть первой книги «Эпопеи» может выйти в свет как самостоятельная книга[1051]).
В-четвертых: «Возврат» (сказка-рассказ-парадокс: первая часть: выдворение ребенка из рая. Вторая часть: ребенок воплощен как приват-доцент химии. Черт — его профессор. Бог-Отец — врач (невропатолог Орлов (орел)). Третья часть: Приват-доцент сошел с ума; его помещают в санаторий невропатолога Орлова: возвращаются темы из рая.) Очень маленькая книга[1052].
В-пятых: «Северная симфония» (Это символическая сказка. Очень маленькая книга.)
Среди теоретических книг мне хочется увидеть в переводе:
1. «Кризис жизни, мысли и культуры» (Эти три брошюры вместе составляют одну книгу.)
2. «Кризис сознания» (небольшая книга. 7 печатных листов: каждый по 40 000 букв)[1053]. Рукопись можно прислать из Москвы.
3. «Луг зеленый» (Если у немецкой публики есть интерес к русской литературе: в этой книге есть образы русской литературы с точки зрения русского). Книга небольшая. Содержание: Луг зеленый. Символизм. Современная русская литература. Гоголь. Чехов. Сологуб. Мережковский. Брюсов. Бальмонт. Настоящее и будущее русской литературы. Апокалипсис русской поэзии.
…………………………………………
Извините, дорогой и многоуважаемый господин Бауэр, что я Вам так много наговорил. Не подумайте, что я имею что-то против Аси: я знаю, лучше других знаю ее величие, ее благородство, ее добрую душу и интеллектуальность, но я должен констатировать: она меня забыла. Надеюсь, что в будущем она поймет, что сделала с моей душевной жизнью.
Еще раз большое спасибо за Ваше сердечное письмо.
С самым большим уважением и любовью
Борис Бугаев.
P. S.: Привет и мое почтение госпоже Моргенштерн[1054].
P. P. S.: Мой адрес: Berlin W. Passauerstrasse 3 III Stock bei Albert[1055].
P. P. P. S.: Сейчас хочу остаться до весны в Берлине, если получу разрешение от полицай-президиума. В России не мог много писать из‐за мешающих обстоятельств и еще: я должен был зарабатывать и читать доклады. В Германии должен продолжить свои книги (в основном «Эпопею»).
Кроме того, здесь много дел и с русскими. Мы основали здесь 1) Дом искусства, 2) отделение «Вольной Фил. Ассоциации» (не знаю, как с ней будет — здесь в Берлине), 3) далее, меня пригласили редактировать художественный журнал (на русском)[1056].
И студенты подходят и хотят, чтобы я с ними занимался, и подходят люди, люди, люди… Трудно отбиться.
Кстати, было бы неплохо напечатать в нашем «журнале» что-нибудь о Христиане Моргенштерне (большую статью)[1057]. Может, Вы знаете, кто смог бы ее написать? Может быть, что-либо перевести с немецкого?
Я выступил здесь с двумя докладами: «Культура современной России» и «Проблемы культуры»[1058], и еще буду выступать. Программа работы нашей Ассоциации начнется с таких тем: я: «Культура мысли» (3 или 4‐го января)[1059], Минский: «От Данте к Блоку»[1060], проф. Браун: «Первобытное население Европы с точки зрения языковедения»[1061], еще один господин (фамилии не знаю) «О Панидеализме», кроме того, я просил Белоцветова что-нибудь для нас подготовить[1062]. Мы хотим проводить некоторые доклады и на немецком (для немецкой публики). Об этом мы говорили с Р. Вальтером (переводчик Блока)[1063]. Он хочет взять у меня некоторые материалы и использовать их в своем докладе о возникновении современных тенденций в искусстве России[1064]. Дел много.
Господин Белоцветов просит меня передать Вам слова уважения и поклон.
3. «ВСПОМНИМ БЕДНОГО УЭЛЬСОВСКОГО АНГЕЛА…»
АНДРЕЙ БЕЛЫЙ В ОЧЕРКЕ М. И. ЦВЕТАЕВОЙ «ПЛЕННЫЙ ДУХ»
М. И. Цветаева была знакома с Андреем Белым с юности, но тесное сближение и их настоящая «встреча» произошли в Берлине, где они ненадолго пересеклись: Цветаева с дочерью пробыла в Берлине с 15 мая по 31 июля, а Белый, к тому времени уже более полугода живший в Германии, 6 июля уехал из Берлина на морской курорт Свинемюнде. Цветаева застала Белого в тяжелейший период: непосредственно до, во время и сразу после разрыва отношений с женой, с Асей Тургеневой. На смерть Белого, о которой Цветаева узнала в Париже, она откликнулась пронзительным мемуарным очерком «Пленный дух (Моя встреча с Андреем Белым)»[1065].
В начале очерка Цветаева показывает Андрея Белого через восприятие дочери — трехлетнего ребенка, слышавшего, как взрослые говорили о романе «Серебряный голубь», но о содержании произведения не догадывавшегося:
Белый у нас в доме не бывал. Но книгу его «Серебряный голубь» часто называли. Серебряный голубь Андрея Белого. Какой-то Андрей, у которого есть серебряный голубь, а этот Андрей еще и белый. У кого же может быть серебряный голубь, как не у ангела, и кто же еще, кроме ангела, может называться — Белый? <…>. Белый ангел с серебряным голубем на руках[1066].
Цветаева-мемуарист детские ассоциации дочери, увидевшей в Борисе Бугаеве «Белого ангела с серебряным голубем», поддерживает и развивает, настойчиво акцентируя в облике поэта одновременно ангельское и птичье: «Два крыла, ореол кудрей, сияние»[1067]. В Андрее Белом ей постоянно чудится «что-то летящее, разлетающееся, явно на отлете — ухода»; он поворачивается, «напуская» на нее «всю птицу своего тела», пробегает,
