– Дик!.. Не смей!
Ланзерот на полном скаку остановил коня рядом. Конь встал на дыбы, заржал гневно и ударил по воздуху копытами.
– Почему? – крикнул я.
– Пусть сперва покается! – прокричал Ланзерот.
Я тряхнул поверженного рыцаря, железная голова вяло качнулась. Сквозь щели для глаз были видны опущенные веки. Я тряхнул сильнее, одно веко чуть приподнялось, Я отшатнулся от вида закатившегося глазного яблока.
– Он без сознания!
– Нельзя убивать, – крикнул Ланзерот, – не дав покаяться перед смертью!..
– Его душа и так пойдет в ад, – возразил я, злой за попытку кражи своего коня.
Ланзерот перекрестился, голос был суровым:
– Кому в ад, кому в чистилище – решает Господь Бог.
Я задержал руку с кинжалом. Лезвие уже проникло через щель и касалось века наглеца, который хотел завладеть принцессой. Чуть нажать, стальное острие войдет в глаз и поразит мозг. Мерзавец умрет быстро и без мучений. Но душа его будет вечно гореть в аду. Вечно! А если успеет покаяться, то, возможно, ему в страшных муках придется пробыть всего несколько сот лет. Или тысяч. Все пустяки в сравнении с вечностью.
Я поднял голову, Ланзерот смотрел сурово.
– Мы ж не можем ждать, – крикнул я зло, – пока он очнется! А оставить так… он соберет людей побольше и догонит. Тогда от нас полетят шерсть и перья.
Я хотел нажать на рукоять, Ланзерот вскрикнул гневно:
– Мне плевать на его душу! Я о твоей пекусь. Ты сам берешь на себя смертный грех, отказывая даже злейшему врагу в покаянии! Не делай этого. Мы – люди, не звери.
Я с отвращением поднялся, сунул кинжал в ножны.
– Мы за это поплатимся, – сказал я. – Мы за это поплатимся своими шкурами.
– Только бы не душами, – ответил Ланзерот сурово.
В полдень, как обычно, короткий привал. Измученные животные попадали в изнеможении, а неутомимый Асмер развел костер, быстро жарит на углях мясо. Горный хребет поднялся до небес, преграждая дорогу. От далеких снежных вершин ощутимо веет прохладой, хотя умом я понимаю, что это немыслимо. Но снег сверкает, искрится, как бенгальские огни. Я представил, что беру в руки, ощущение холода пробежало от ладоней и заставило кожу на руках вздуться пупырышками. У костра впервые собрались все, даже священник и принцесса сели рядышком.
Я подбрасывал веточки в оранжевый огонь, это я и в той жизни любил делать, краем уха слушал разговор. Рудольф и Бернард заспорили о способах заточки мечей, Асмер расспрашивал принцессу о жизни в Срединном Королевстве, а рядом со мной Ланзерот и священник затеяли скучный богословский спор о том, был ли у первого человека пупок. Я сперва вслушивался только в голос принцессы, любовался ее бесконечно милым лицом, но она говорила очень тихо, а рядом разговор набирал обороты, голос священника стал резче, в нем звучала сила, которой я раньше не замечал:
– Доблестный Ланзерот! Сатана рассчитал верно… Абсолютно верно! В Зорре почти не осталось войск, а он собрал и двинул в наши земли непомерную силу. На каждого нашего с оружием у него сто. К тому же он долго готовил тяжелую конницу, под его властью горные племена, которым всегда были неведомы сострадание и жалость, а кроме того, все колдуны, волхвы, чародеи и волшебники служат ему верой и правдой… если так можно сказать о подлом племени. И самое худшее – ты же видишь, по этим землям, которые еще не под властью Тьмы, уже почти открыто рыщут создания Тьмы, жуткие твари, рожденные то ли адом, то ли измышлениями проклятых колдунов!
Я невольно прислушивался, впервые от священника что-то путное, а не злобные выкрики в адрес отступников, еретиков, христопродавцев. Ланзерот спросил просто:
– И что же, отец, спасения нет?
– Нет, – ответил священник. Лицо его было просветленным. – На этот раз мы не устоим.
Ланзерот кивнул, лицо его оставалось таким же надменно-высокомерным.
– Значит, надо седлать коней, чтобы успеть в последний бой.
«Нет, – подумал я с отвращением, – этот священник все-таки полный идиот». Ну, про меднолобого и говорить нечего. Милитаристы все по природе своей интеллектом не отягощены.
Бернард прервал спор с Рудольфом, тоже поднялся. Глаза его зло блеснули:
– Да, ваша милость, все верно. Рудольф, вставай! Рассиделся.
Я смотрел на них во все глаза, перевел взгляд на священника.
– Но если нет спасенья… – вырвалось у меня. – Если Сатана все рассчитал правильно, и нам ни за что не устоять… то как с этой мыслью драться?.. Мы ни за что не победим!
Священник взглянул остро. Мне показалось, что сейчас повернется и уйдет, но он ответил сухо:
– Верно. И поляжем все.
– Но…
– Еще не понял?
– Нет, – признался я.
– Главное, – сказал священник строго, – победить не врага, а себя. Главное, не шкуру сберечь, а не предать!.. Понял? Только в этом различие между нами и Тьмой. Для них все же самое главное уцелеть. Уцелеть любой ценой. А для нас – не предать!
Он осенил меня крестом, то ли оберегая от сил Зла, то ли желая проверить, не возоплю ли диким голосом и не исчезну ли в адском пламени, повернулся и ушел к волам. Я видел, как он довольно умело помогает Асмеру запрягать, движения его тощих лапок были уверенными и решительными. И мне послышался далеко-далеко вверху серебристый звук фанфар.
За сегодня придвинулись к горам почти вплотную. Земля пошла холмами, каменными насыпями. Часто попадались огромные камни, похожие на утопающих в жидкой земле допотопных животных. Кустарники вперемешку с лесом, рощи попадаются неопрятные. Если раньше встречались аккуратными группами березняки, дубравы или сплошь заросли вяза, то теперь все перемешалось, сосна возле граба, дубы рядом с кленами.
Мы рыскали поодиночке в пределах видимости друг друга, повозка двигалась посредине. Иногда деревья разделяли нас, Ланзерот тут же тревожно трубил в рог. Я подумал, что нас только по этому реву могут запеленговать чуть ли не с другого конца планеты и послать уже местных «альфовцев» на перехват. Какая-то дурь: чем ближе к осажденному Зорру, тем неосторожнее… и даже провокационнее ведет себя этот рыцарь. Как будто кому-то подает знак. Кому-то помимо нас.
Глава 29
Я как раз проскакивал через небольшой лесок, когда в сторонке послышался звонкий голосок, напевающий песенку. Привстал на стременах, в сотне шагов над кустами проплыло красное, исчезло. Я осторожно тронул коня, красное еще дважды мелькнуло в просветы зелени, кусты кончились. Через поляну хорошенькая молодая девушка несла, сгорбившись, тяжелую вязанку хвороста. Нежное лицо покраснело, но она стойко продолжала напевать свою песенку, словно черпала в ней силы. Ее волосы были красными, как огонь, даже как борода Рудольфа, опускались на спину, где их прижимала вязанка серых сучьев.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
