— Вы преувеличиваете, — сказал Ламберт сдержано, — Речь может идти о небольшом мятеже, если епископ Нантской епархии вздумает поднять войска, но будьте уверены, что это закончится самое большее за неделю.
— Вы ошибаетесь, капитан, и жестоко. Епископ Нантский достаточно силен чтобы скрутить графу шею. Пусть это произойдет не сразу, но это произойдет, и многие сотни тысяч жизней будут отданы ради этого.
— Клерикалы против войска!..
— Именно, капитан, именно. И сам Армагеддон покажется нам мелким пожаром в курятнике, когда это начнется. А это непременно случится, уж поверьте мне. Все бедствия графства покажутся ерундой. Только не нам, потому что наш пепел к тому моменту уже будет летать в воздухе, а нашим потомкам.
— В штандарте графа Нантского — более двух сотен флагов, это две сотни рыцарей в полном облачении, со свитой и дружинами, — ледяным тоном отчеканил Ламберт. Улыбка была отброшена и забыта, надо мной вновь возвышалась эта проклятая боевая машина, осадная башня, созданная из стали и плоти, — Не считая личной графской дружины из сотни тысяч отборных бойцов. Не считая его особых штурмовых когорт «Громовые когти» и «Честь и пламя» в шесть сотен мечей. Я не говорю про гарнизоны городов, которые будут готовы выступить на следующий же день, про ополчение из нескольких миллионов, про резерв…
— Могу лишь сказать, что вы плохо себе представляете ту силу, с которой ей предстоит схлестнуться! — отец Гидеон выставил вперед грудь. Пусть она была не так внушительна, как закованный в сталь торс Ламберта, но тоже производила впечатление, даже под сутаной, — Личная гвардия епископа — четыреста боевых сервусов и три полных полка валлийских наемников. Числа его тайной гвардии даже я не знаю. Но не это его сила — я имею в виду основную силу. Откройте глаза, по всему графству располагаются монастыри братьев-рыцарей. «Орден Святого Гроба Господня», «Орден Святого Стефана», «Орден Святого Лазаря», да еще госпитальеры, тевтонцы, гауденты… Стоит только епископскому слову прогреметь, над каждым из них поднимутся боевые флаги. Ваших рыцарей встретят рыцари Господни, они, может, меньше числом, но их боевая выучка и вооружение на голову превосходят графские. Тяжелые лайтеры, каскадное бомбометание, газовые атаки, плазменные баллисты… Они обрушат на войско графа настоящий небесный огонь, который испепелит и людей и землю под ними так, что еще сорок лет над ней не поднимутся посевы!
— Тогда не худо бы им предусмотрительно отпеть самих себя, — бросил Ламберт, — Потому что на помощь графу придут войска союзных ему графов Турского, Аквитанского и Бургундского. И все монастыри Орденов обрушатся от землетрясения, когда раздастся стук их копыт.
— Мальчишка, — осадил его отец Гидеон презрительно, — Вы даже не представляете, чем это закончится. Епископ обратится к Папе и тогда сам Сатана захохочет, наблюдая за тем, что последует. Папа даст добро открыть церковные пусковые шахты, запечатанные много лет назад. Я не знаю, сколь много останется после этого от графства Нантского, знаю лишь, что те, кто каким-то чудом уцелеет после этого, позавидуют мертвым.
— Хватит, вы, оба! — приказала я, — Оба мальчишки! И не сразу скажешь, кто горше… Оставьте ваши дурацкие споры, на них нет времени. Мы уже поняли главное, святой отец, если эта история станет известна епископу, начнется нечто очень плохое.
— Это нечто очень плохое может в конечном итоге если не уничтожить, то так тряхнуть всю Империю, что изменится весь привычный ход истории, — буркнул отец Гидеон, немного остывая, — Вы даже представить не можете, на какой пороховой бочке мы сидим. От нашей искры она полыхнет, да так, что черти в аду взвоют!
— Да уж понимаю… Конечно, вы могли немного приукрасить картину, но в основном вы, к сожалению, правы. Это может стоить жизней, очень многих жизней. Я знаю, что обычно происходит в таких ситуациях, читала. Мы и в самом деле можем быть на пороге гражданской войны.
— Неужто сеньоры не понимают? — угрюмо спросил Бальдульф, — Головы же на плечах есть, и вроде не сеном набиты. Если начнется гражданская сеча — все, спускай флаг, кончено. Не против велетов или бретонцев же, против братьев… Перекалечим друг друга без числа, а потом что?.. Мы чай на самой что ни на есть западной границе, это же понимать надо… Если не бретонцы ударят, так варвары, ничем не лучше. Города полыхать будут как спички, один за другим. Так что ж сеньорам за резон собственную голову на плаху тащить?
— В том-то и резон, что они сеньоры, — вздохнула я, — Все у них, как у людей, да только не совсем все. Амбиции, гордость, тщеславие, уверенность в собственном превосходстве… Это как кони, которые тащат их вперед, и узду не укоротить. Эти да, эти смогут. Они бросят всю страну в мясорубку и пропустят ее на фарш, а если не удастся страну — то хоть графство…
— Мы обязаны поставить в известность епископа, — твердо сказал отец Гидеон, — Вне зависимости от наших моральных устоев и намерений. Это наш священный долг.
— Вы сами часто пеняли мне за верность графу, — Ламберт насмешливо изогнул бровь, — Но сами, выходит, ничем не лучше. Выходит, ваша клятва Господу — не более чем присяга верности его земному наместнику?
— Замолчите, капитан, сейчас я не в том настроении чтобы пререкаться по пустякам! На кон поставлена, быть может, судьба всей Империи. И мы, к нашему несчастью, оказались в самой середине это паршивой, скверной и отвратительной истории. Да, я верен Святому Престолу, как верен был в тот день, когда принял сан.
— Однако же при этом вы прекрасно понимаете, что ваш епископ мало чем отличается от обычного сеньора — и гражданскую войну он спровоцирует не из великой любви к Господу, а исключительно из собственных амбиций.
— Я не вправе рассуждать о мотивах и поступках Его Преосвященства. Кроме того, будет справедливо, если Святой Престол узнает о кознях, чинимых против его людей.
— А именно против вас, отче. Вам так не терпится стать причиной большой беды?
— Я скорее совершил бы грех самоубийства, чем стал бы причиной подобному, — сказал священник глухо, не глядя ни на кого, — Но я не имею на это права. Граф Нантский совершил преступление против Церкви и должен быть наказан, как всякий другой. В законе нет исключений, и граф и конюший равны перед ним. Граф Нантский дерзнул тайно выступить против нас, и этот поступок не должен остаться незамеченным. Поднять руку на священника… Слишком серьезное преступление, капитан. Такое не прощается.
— Типичный священник, — бросил Ламберт в сторону. Лицо его потемнело от сдерживаемой злости, — Готов рассуждать о добродетели сутки напролет, но как только что-то касается его безопасности, или безопасности церковных столпов — без рассуждений готов поднести факел к пороховой бочке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
