16 июня 1941 г. английское руководство передало советскому послу в Лондоне И.М. Майскому карту со схемой германской группировки у советских границ. Согласно этим данным в Польше находилось 76 дивизий (из них 2 танковые и 2 моторизованные), в Румынии, Венгрии и Словакии — 29 дивизий (из них 4 танковые и 2 моторизованные), еще предполагалась переброска 2 дивизий по Балтике и 2 дивизий из Скандинавии в Северную Финляндию. На схеме всего показано 109 германских дивизий, что, по мнению В.Я. Сиполса, представляло собой заниженные данные. В действительности к этому времени было развернуто 104 дивизии (75 пехотных, 1 горнопехотная, 3 легкопехотных, 1 кавалерийская, 3 охранные, 10 танковых и 11 моторизованных), из которых в Румынии находилось всего 7 пехотных дивизий. С учетом 4 дивизий в Финляндии их общее количество достигало 1081063. Нельзя не признать высокой точности данных британской разведки об общей численности германских войск на Востоке, но их сведения о количестве танковых и моторизованных дивизий были значительно заниженными. Кроме того, советская разведка считала, что на границах СССР сосредоточена большая группировка, поэтому вряд ли эту информацию в Москве восприняли иначе, нежели очередную английскую дезинформацию.
Одним из постоянных сюжетов отечественной историографии является версия о ценнейших материалах Р. Зорге, которые не были приняты во внимание Сталиным. Однако даже выборочно опубликованные донесения Зорге показывают, что в них много неточных и противоречивых сведений о намерениях Германии. Получая информацию в германском посольстве в Японии, Зорге невольно стал каналом распространения германской дезинформации. К наблюдениям и выводам В. Сахарова и В. Суворова по этому вопросу1064 следует добавить еще несколько штрихов. Так, 11 марта 1941 г. Зорге сообщил в Москву, что, по мнению германского военного атташе в Токио, "по окончании теперешней [англо-германской] войны должна начаться ожесточенная борьба Германии против Советского Союза"1065. 6 мая было сообщено: германское руководство уверено, что "война с СССР нисколько не помешает ведению войны против Англии, а решение о начале войны против СССР будет принято Гитлером "либо уже в мае, либо после войны с Англией"1066. 21 мая он передал в Москву, что "война между Германией и СССР может начаться в конце мая", но "в этом году опасность может и миновать"1067. 1 июня Зорге сообщил, что "немецкое выступление против СССР начнется во второй половине июня"1068.
17 июня было доложено о том, что "война против СССР задерживается, вероятно, до конца июня. Военный атташе не знает — будет война или нет"1069. 20 июня в Москву поступило сообщение, что, по мнению германского посла в Токио, "война между Германией и СССР неизбежна"1070. Интересно, какие выводы о намерениях Германии должны были сделать в Москве из этих противоречивых сведений? Не ясно также, на чем основан вывод составителя новейшего сборника документов о Р. Зорге А.Г. Фесюна, что "на сообщения о близящемся нападении Германии Центр не прореагировал"1071. Ведь в этих сообщениях увидеть "близящееся" германское нападение можно лишь теперь, зная, что произошло в 1941 г. Во всяком случае, до сих пор никаких других сообщений от Зорге не публиковалось. Любые другие сведения на сегодня являются лишь легендами. Кроме того, следует учитывать, что, как указывает П.А. Судоплатов, Зорге, получивший санкцию Москвы на сотрудничество с германской разведкой в Японии, с 1937 г. не пользовался полным доверием. Кроме него на Дальнем Востоке имелись и другие агенты, например, германский консул в Шанхае или начальник службы жандармерии Квантунской армии, чьи донесения не публиковались. Наверняка в Москву поступала информация об оценке ситуации в Европе японским руководством, которое полагало, что военные приготовления Германии на Востоке являются дезинформацией для прикрытия вторжения в Англию1072. Таким образом, сведения, поступавшие от Зорге, по ряду причин не могут считаться наиболее ценными. Хотя, с высоты сегодняшнего дня, понятно желание многих авторов цитировать некоторые сведения из его донесений для подтверждения устоявшейся версии.
В последние годы было издано несколько работ по истории разведки, которые позволяют более подробно рассмотреть вопрос о механизме оценки в центральном аппарате спецслужб поступавшей информации. П.А. Судоплатов утверждает, что до начала Великой Отечественной войны ни разведка НКВД, ни Разведуправление Генерального штаба не имели отделов обработки и анализа поступающей информации, которые были созданы уже в ходе войны. Однако Информационно-аналитическое отделение 5-го отдела ГУГБ как раз и занималось обработкой и анализом развединформации, в его состав входила аналитическая группа, которой руководил М.А. Алахвердов. В Разведуправлении функционировал информационный отдел, докладные записки которого утверждались начальником Разведуправления и направлялись руководству страны и армии. Другое дело, что качество работы этих подразделений было невысоким, и, как отмечает Л.А. Безыменский, разведка зачастую сама дискредитировала поступавшие сведения, передававшиеся Сталину без какого-либо анализа. По мнению А.Г. Павлова, выводы военной разведки были своеобразной данью существовавшей деспотичной атмосфере и своего рода пропуском для доклада Сталину, который мог сам делать выводы из докладывавшихся сведений, а на выводы Разведуправления не обращать внимания1073.
Составители сборника документов "Секреты Гитлера на столе у Сталина" также полагают, что поступавшая информация "в своей совокупности позволяла сделать вывод, что Германия интенсивно и всесторонне осуществляла подготовку к нападению на Советский Союз". Но далее они признают, что спецслужбы "не оценили совокупность добытых сведений, не проанализировали поступившей информации, не сделали необходимого вывода", а отсутствие обобщающих докладов было минусом в их работе. В результате, "будучи доложенной руководству страны в разобщенном виде, информация о военных приготовлениях не создавала убедительной целостной картины происходящих событий, не отвечала на главный вопрос: с какой целью эти приготовления осуществляются, принято ли правителями Германии политическое решение о нападении, когда следует ожидать агрессии, каковы будут стратегические и тактические цели ведения противником военных действий"1074. Кроме того, не ясно, оценивал ли кто-либо в Москве поступавшие донесения как нарастание угрозы германского нападения. К сожалению, документы, подтверждающие это, до сих пор не известны, поэтому вряд ли правомерно возлагать ответственность за отсутствие подобных выводов только на Сталина.
По мнению Г.К. Жукова, Сталин "даже из того, что докладывалось ему по линии военной разведки, мог видеть безусловное нарастание угрозы войны, но этого им сделано не было", так как он поверил исходивший от Гитлера дезинформации и с помощью осторожной политики стремился оттянуть или избежать войны. "Так думало и все сталинское руководство страны", пишет Жуков, намекая, что военное руководство придерживалось другого мнения. Правда, далее читаем следующее: "Могло ли руководство наркомата обороны своевременно вскрыть выход вражеских войск на границу СССР непосредственно в исходные районы, откуда началось их вторжение 22 июня? В тех условиях, в которые было поставлено военное руководство, сделать это было затруднительно. Нам категорически запрещалось ведение воздушной разведки, а агентурные данные запаздывали"1075. То есть военное руководство тоже не смогло определить момент завершения подготовки германского нападения, что несколько обесценивает обвинения в адрес Сталина.
Приведенные цитаты интересно сравнить с рукописью маршала, в которой вместо этого сказано следующее: "Я не знаю, что давала Сталину разведка, находившаяся не в руках Генштаба, но разведка, которую возглавлял перед войной генерал Голиков Ф.И., не смогла вскрыть мероприятий, которые в глубокой тайне отрабатывались в штабах немецких войск по плану войны. Разведка не сумела проникнуть в тайники, где планировались цели и задачи немецких войск в войне с Советским Союзом. Обо всем этом мы узнали только после войны, читая трофейные документы"1076. Далее Жуков высказался еще более категорично: "Сейчас бытуют разные версии о том, что мы знали о выдвижении войск противника на исходные рубежи и даже конкретно о дне нападения немцев. Эти версии лишены основания и не могут быть подтверждены официально. Военному руководству были известны лишь общие предположительные сведения, которые были известны многим"1077. Более того, Г.К. Жуков и А.М. Василевский свидетельствуют, что в Москве не знали не только о сроках германского нападения, но и о том, будет ли это нападение вообще1078. Понятно, что подобные свидетельства оседали в архивах.
Нельзя забывать, что советской разведке не удалось добыть ни одного документа о намерениях Германии на Востоке. Как справедливо отмечает П.А. Судоплатов, разведка имела источники в окружении военно-политического руководства Германии, но не имела доступа к документам германского командования. Поэтому получаемая информация во многом строилась на слухах и отражала колебания в германском руководстве по вопросу об отношениях с СССР1079. Все это также затрудняло Москве правильную оценку обстановки. Заметим, что не только советское руководство, но и руководство других стран не имело точной информации о намерениях Германии в июне 1941 г. Ближе всех к правильной оценке действий Германии оказалась английская разведка, располагавшая системой дешифровки некоторых германских военных шифров, но и ее выводы не полностью отражали действительные планы Берлина. Подобная ситуация, безусловно, является результатом успешных действий германской контрразведки и мер по сохранению секретности и дезинформации противника. Это следует помнить исследователям, которые, как правило, исходят в своих оценках из антисталинской конъюнктуры "хрущевского" периода.
