Одно голое гостеприимство.
Даже обидно, право слово…
* * *
До харизматов наконец дошло, что сейчас их попросту растопчут в кашу – и жизнь впервые обрела для паломников смысл, глубокий и сакральный! Бабушка Харизма была бы довольна шустрыми внучатами: спасаясь от колес и копыт, они брызнули в стороны, подобно кипятку из котла, куда поваренок-неумеха уронил кусок грудинки. Конрад чудом, в последний момент, успел принять вправо, уступая дорогу бешено несущемуся фургону. Кобыла плясала на камнях обочины, топча что-то черное, похожее на летучую мышь.
«Шоры, сброшенные горбуном,» – скорее догадался, чем увидел фон Шмуц.
На козлах старуха пыталась вырвать у Коша вожжи и придержать битюжков. Сзади, вцепившись мертвой хваткой, на здоровенном хомолюпусе повис Тирулега. От объятий энитимура Малой храпел, булькал, но вожжей не уступал.
– Стой, орясина! Разобьемся!
– Вы есть безмозги… хуртыг н'ё…
Фургон занесло, он едва не опрокинулся, но выровнялся и встал боком, поперек дороги, отрезав путь графу с мистрис Форзац. Полотно треснуло, наружу вывалился какой-то тюк, краем зацепив собаку. Лю, задыхаясь от доблести, грозно лаял на битюжков; лай походил на басовитый кашель тролля. Лошади фыркали, стригли ушами, косясь на злобного монстра. Встав на стременах и проклиная свой малый рост, барон поверх крыши фургона приметил горбуна: колотя жеребца пятками, шустрый Рене удалялся вверх по склону. Это зрелище поразило обер-квизитора в самое сердце, а также в печень, пятки и душу.
Овал Небес и тридцать два яруса геенны!
Крылись там, в глубине, наитончайшие, отзывчивые, любимейшие струны: служебные. Вид беглеца вызывал у сотрудников Бдительного Приказа – любых чинов и рангов, вплоть до прокуратора – чувства однозначные, губительные, схожие с лесным пожаром. Выбор рассудка: гнать или не гнать? – благоразумно отошел на второй план, уступив место охотничьему куражу, такому страстному, дикому и бессмысленному, что харизматы могли гордиться фон Шмуцем, застолбив ему теплое местечко на Бабушкиной груди.
– Ж-жги-и-и!
Визг мало приличествовал дворянину, но оказался на диво уместен.
Заставив кобылу обогнуть треклятый фургон, барон сильно обидел ее плетью. Мгновенно остались позади рясы паломников, вихрем взметнулась меловая пыль, и вершина холма, так долго издевавшаяся над путниками, ринулась навстречу, подобно страстной, истосковавшейся в одиночестве любовнице. Силуэт уходящего всадника кляксой чернил испачкал голубую простыню неба и исчез, скрывшись за холмом.
«Нет уж, сударь!.. я вам не флюс, нахрапом не возьмете…» – сквозь зубы цедил Конрад, понукая лошадь. Харизматический порыв мало-помалу укреплялся разумной причиной, лишь усиливавшей желание догнать и по-отечески взять за шиворот. Ворюга-пульпидор внаглую свел жеребца Тирулеги, за что должен поплатиться. Быстрее, быстрее! Пока барон скачет в гору, горбун уже мчится вниз, увеличивая разрыв.
Ага, вот и вершина.
Вид стремительно удаляющегося Рене охладил гончий азарт обер-квизитора. Барон натянул поводья, останавливая кобылу, и вздохнул: не догнать. Слишком резвым оказался вороной жеребец. Ладно, на наш век коней хватит, купим нового. Или станем возить энитимура в фургоне, Тирулега с его агорафобией только спасибо скажет.
Хотя скакали не зря.
Вид с холма открывался чудесный, на многие лиги вокруг.
Сворачивая от подножия на северо-восток, дорога у рощицы плакучих кипарисов раздваивалась на манер змеиного жала, образуя достославный перекресток Чума. В эти края, ведя отряд, барон втайне и стремился. Свое название, мягко говоря, неблагозвучное, перекресток обрел путем слияния первых слогов названий граничных земель: северней раскинулась Чурихская долина, восточней – земли Майората, ранее принадлежавшие герцогству Эстремьер. Репутацию перекресток имел самую дурную, рождая массу сплетен и толков скверного свойства.
За перекрестком, слепя взор, сверкало на солнце зеркало озера Титикурамба, а на дальней стороне озера, полускрыт шеренгами вечнопушистых тополей-пирамидалов, виднелся черный замок – пресловутая Цитадель Ордена Зари. Цитадель производила впечатление игрушки, макета, которым Конрад имел удовольствие любоваться в «Приюте героев». Словно гадкий джинн-шутник опередил фон Шмуца, перенеся макет из гостиницы сюда, и теперь сидел в засаде, потирая руки в предвкушении розыгрыша. Дело было не только в расстоянии: замок оказался действительно невелик, как и весь Майорат.
Интересно, а когда правит Голубь, всю крепость заново красят белилами?
По правую сторону перекрестка, напоминая кладку яиц Зозули, птицы-исполина, питающейся сфинксами и элефантами, громоздились серые туши округлых валунов. Примечательно, что нигде более, сколько хватало глаз, никаких валунов не наблюдалось. Словно их сюда нарочно набросали, для красоты. За валунами простирались убранные поля. Сизые дымки мирно курились вдалеке над соломенными крышами деревни, где хозяйки поджидали муженьков, стряпая обед. Конраду до рези в желудке захотелось без промедления жениться на какой-нибудь хозяюшке и на законных основаниях пойти обедать к новоявленной баронессе фон Шмуц – после легкого завтрака в клиентелле они ехали, не останавливаясь для трапезы. Однако честь рода воспрепятствовала такому мезальянсу. Да и голод быстро ретировался, едва взгляд барона скользнул дальше, за деревню, и наткнулся на три лиловых пальца, завитых стилизованным кукишем.
Кукиш дерзко устремлялся в небо.
Знаменитый Чурих, гнездо некромантов.
Все три башни выглядели целехонькими. Хотя молва и утверждала, что после визита Просперо Кольрауна одна из них сгорает, рушится или рассыпается прахом каждую ночь с четверга на пятницу.
Сегодня был вторник.
К яйцам-валунам приближался Рене Кугут, торопя жеребца. Горбатый, в черном плаще, картинно развевающемся за спиной, беглец походил на нетопыря. Интересно, куда он свернет? К Майорату или к Чуриху? Или поскачет во чисто поле, без дороги?
Обманув чаяния, Рене из трех вариантов выбрал четвертый. Не доезжая до валунов, он свернул на едва заметную тропку, которую барон лишь теперь разглядел, да и то с трудом. Тропка уводила в близкое редколесье, и куда вела дальше, знал лишь Вечный Странник, да еще, быть может, беглый пульпидор. Не даром же он безошибочно нашел тропу?
За спиной обер-квизитора заскрипели колеса.
– Ф-фух, забрались! – с облегчением выдохнул Кош Малой, словно он самолично тащил фургон в гору.
Но барон не спешил оборачиваться к спутникам. Меж деревьев, куда уводила тропа, ему почудилось смутное движение. Неужели предположения и расчеты оказались столь точны, что совпали до минуты?! Обер-квизитор боялся верить в случайную удачу. А вдруг там засада рыцарей Вечерней Зари? Тогда сударю Кугуту не поздоровится: тропинка перед леском изгибалась коромыслом, брошенным в жухлую траву, по сторонам росли кусты вездесущего дружинника, и горбун не мог видеть, кто движется ему навстречу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
