Все равно, конечно, накрутят они себя выше крыши — и те, кто уходит, и те, кто остается. По себе знаю. Меня перед первым выходом так здорово трясло — хоть отбойный молоток подключили, внутри понятно, не внешне, снаружи-то я спокойный был будто танк.
Ну, так у меня-то два года боев за плечами, а у этих, одна Кара более-менее обстрелянная.
Ладно.
Оставил я их на Ралля — договорился только, чтобы оружием без меня не занимались. У меня-тo своих дел невпроворот, ну и… то, что я комбригу про начальство говорил, это и ко мне теперь относится. Если стану над каждой тряпкой в вещмешке наседкой квохтать… толку явно не будет.
Пошел обратно в замок. Следом рыжая увязалась ну да, у нее-то вещи тоже не в землянке.
Стоило бы с ней, думаю, отдельную беседу провести, как говорил старший лейтенант Светлов, «с тет-на-тет». А то за последние две недели даже не поцапались толком ни разу — удивительное дело. Нетипичное, можно сказать. Или это ее звание свежеприсвоенное так дисциплинировало?
Кара, похоже, тоже о чем-то таком думала. Но крайней мере, пару раз на меня оглядывалась, казалось — вот-вот заговорит. Но так и не собралась. И не собрался. Вроде бы и знаю, о чем говорить надо, ни слова нужные на язык не идут, а те, что есть… неправильные. Так до замка молча и дошли.
Ну а потом мне уже не до того стало. Забегался, закрутился… к комбригу зайти, доложиться напоследок и то едва не забыл.
Как капитан наш со всем этим справлялся — не представляю. У меня-то, считай, за самый ответственный участок — переход линии фронта — голова вовсе не болит. Два тропоходца, как их местные назыают, в группе — Лемок и Кара. Роскошь. Это… ну, как-если бы нашей разведроте самолет в личное пользование предоставили для заброски и последующей эвакуации.
И все равно — когда вечером к землянке возвращался, голова была, как улей на пасеке, квадратная, и мысли роем жужжат. То проверить, это не забыть… Так что, когда костер увидел, даже не сразу сообразил, что это мои ребята такое вопиющее нарушение маскировки учинили.
А костер они развели на славу, дров не пожалели. Пламя гудящее на два метра вверх, искры столбом… шикарный ориентир для бомберов, одним словом.
Ралль меня на подходе засек, навстречу поднялся…
— Командир…
— Вы, — говорю, — это… совсем? Кто приказал?
— Идея была Кары, то есть, — поправляется Ралль, — сержанта Лико. Я разрешил. Здесь есть такой обычай, командир, в последний вечер перед боем собраться у Большого Огня. Поговорить, выпить эля…
— Ага. А завтра они с похмельной головой пойдут?
— С одной кульи на двенадцать человек, — усмехается Ралль, — вряд ли. Все будет в порядке, командир.
А в самом деле, думаю, почему бы нет. Воздушного налета в обозримом будущем явно не предвидится — разве что какой-нибудь свихнутый дракон мотыльком себя вообразит и решит на огонек заглянуть. Но на этот счет меня уже успокаивали. Система противодраконьего оповещения у них налажена будь здоров, и если хоть один ящер рискнет в непосредственной близости замка объявиться — даже без помощи Колькиных орудий мигом завалят и шкуру на сапоги пустят.
— Ладно. Будем считать, ты меня уговорил. Только с одним условием. На тринадцать.
Шаркун и удивляться не стал.
— Мы как раз ждали тебя, командир, — говорит, — чтобы пустить чашу по кругу.
— Вот и дождались.
Эль этот, пиво местное, мне уже пробовать довелось, но у того, что сейчас, вкус другой был. Ни на что знакомое не похожий. И действие у него странное — вроде бы и градусов не чувствуется, а, наоборот, голова яснее становится и задумчивость навевает. Просветляет, так сказать. Не знаю уж, из чего местные этот эль варят, но крепко надеюсь, что не из мухоморов.
По крайней мере, на мои мысли он определенно повлиял.
Сижу, смотрю на костер этот, на пламя — и перед глазами другое пламя встает. Той, моей войны. Сплошное багровое зарево от горизонта до горизонта. Горящие города и села, горящий Днепр и горящий Дон. Белые от осветительных ракет и разрывов ночи и черные от дыма дни. Затяжные бои. Налет «Юнкерсов» — и залп «катюш». И снова — зыбкая тишина немецкого переднего края, осветительные ракеты вместо звезд, шальная нить трассеров, проносящаяся над головой.
После той войны я не мог заставить себя воспринять эту, здесь — серьезно. Все казалось каким-то опереточным, киношным… ненастоящим. Замки, рыцари, маги… девчонки, нарядившиеся в кольчуги, — ожившая детская сказка, пусть и оказавшаяся на поверку страшненькой, но все же сказка.
Я все еще жил той войной — и не мог поверить в реальность этой.
Там я терял друзей — и то небо бледнело, а к горлу подкатывал ком, и нещадно жгло сухие глаза. И хотелось выть волком — почему? Почему его, а не меня? Он был честнее, лучше — и вот он мертв, а мне… повезло?
Нельзя так. Надо ломать себя, пока эта война не обломала… об колено. Шутки кончились. Завтра… завтра бой.
Встал, отряхнулся.
— Ладно, — говорю, — заканчиваем посиделки. Всем спать.
Не заладилось у нас, считай, с самого начала.
Идем себе по лесу, тихо-мирно, никого не трогаем. На прогалину вышли. И вдруг на тебе — бум! Бум!
Я прикинул — если по сотрясательному эффекту судить да по треску деревьев падающих, то прет на нас тяжелый танк. Ну а если характер этого самого бум-бума учесть, выходит, что танк этот о двух ногах.
Гадать, впрочем, недолго пришлось. Как раз перед нами пара деревьев повалилась, а из-за них показалось… ну, наверное, все-таки он — судя по тому, как у него спереди под тряпкой выпирало.
Метра четыре ростом, кожа серая, вся в буграх, да и вообще он весь на валун смахивал — округлый такой, массивный. Ну и дубинка у него в лапах была соответствующая — если ею в хоккей попробовать, то вместе шайбы можно башню от «тигра» на лед выбросить.
— Светлые боги! — Илени потрясение так выдохнул. — Тролль.
— Не просто тролль, — Гвидо даже сейчас из образа выходить не собирался. Стоит себе со скучающим видом, пояснения раздает… — А горный. Кожа обычных троллей имеет более зеленоватый оттенок, да и ростом они…
Пока он это говорил, рыжая плавным движением винтовку подняла — и бах. Я даже поклясться был готов, что видел, куда пуля попала. Аккурат в лоб этому… троллю. И искра там мелькнула соответствующая — точь-в-точь как от танковой лобовой брони.
Да нет, думаю, чушь. Не может этого быть, потому что не может быть никогда. Одно дело танк, а живое существо, на котором всей одежды — тряпка вокруг бедер, да и то рваная и короткая… чтоб оно после пули из трехлинейки даже почесаться не изволило? Не верю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
