— Ты такая красивая, — завороженно шепнул он и потерся носом о ее щеку, скользнул губами по шее, останавливаясь у мочки уха.
Поцелуй обжег плечо. Уверенное движение нежных пальцев — и шелковое платье, скользнув по коже, упало к ногам. «Замечательно, что я не надела брюки», — подумала Анет и снова провалилась в ничто, следуя за его губами и руками. Прижимаясь к горячей коже, Анет чувствовала, как бьется его сердце — сильно, глухо, прерывисто. Дыхание сбивалось, и ее собственный пульс невольно подстраивался под этот ритм. Девушка всхлипнула, когда неожиданно холодные простыни коснулись спины. Потемневшие от желания глаза были совсем близко, губы изогнуты в такой знакомой ироничной ухмылке. Анет осторожно очертила пальцем их контур. Осмелев, приподнялась на локтях и поцеловала грудь, там, где стучит сердце. Мысли путались, сложно было понять, в каком измерении находишься. Только глухие удары его сердца или крови в ушах — не поймешь. Страшно открыть глаза, вдруг все это сон: его губы, нежно шепчущие на ухо, его руки, перебирающие волосы, его сильное тело рядом. Вдруг всего этого нет? Девушка, стараясь не спугнуть наваждение, медленно приоткрыла глаза и утонула в его взгляде, скользнула руками по груди, вцепилась в пряжку ремня, стараясь рывком расстегнуть, и растворилась в очередном поцелуе.
Разноцветные мотыльки кружили перед глазами. Розовые, золотые и неизменно нежные, они вместе с его руками скользили по телу, заставляя выгибаться навстречу, и растворяться в желании.
Сильнее прижать к себе, обвить ногами и вцепиться в плечи. Останутся ранки — маленькие полукруглые следы от ногтей. Она их потом обязательно поцелует, но позже, а сейчас… сейчас не до этого, слишком много для одного раза. Легко сойти сума от счастья и осознания, что он наконец-то принадлежит тебе. Пусть не навсегда, пусть, вероятнее всего, на одну ночь, но это неважно. Его челка щекочет щеку, хочется закопаться руками в волосы, чуть отстраниться только затем, чтобы снова кинуться в поцелуй. Перевернуть его на спину, чтобы лучше рассмотреть тяжело вздымающуюся грудь, слизнуть стекающую струйку пота. Поймать ее где-то возле пупка и прочертить губами дорожку к подбородку и снова захлебнуться в поцелуе.
Открывать глаза не хотелось. Было слишком хорошо, чтобы реальность не испортила блаженное ощущение сказки. Зачем выныривать из сна, если сразу же охватит смущение, придется что-то говорить, краснеть и понимать, что весь этот праздник — ошибка и ненужная боль. Зачем? Все было так хорошо, не нужно портить момент неловкостью. Необходимо дождаться, когда он уйдет, а потом бежать домой к родителям и сессии, пытаться вернуться к нормальной жизни и опять забывать. Жаль, что это счастье не может быть постоянным. Главное, не поддаться искушению и не открыть глаза, тогда, быть может, Дерри не догадается, что она уже давно не спит, а только ловит его дыхание. Впрочем, ксари сложно было провести.
— Не притворяйся. — Голос низкий, хриплый, его чувствуешь физически. — Я же знаю, что ты не спишь. Если хочешь молчать, молчи, только пообещай мне одну вещь… — Дерри задумался, прислушиваясь к участившемуся дыханию закутанной в простыни девушки. (Анет замерла, сжавшись в комочек, предпочитая не выдавать себя и до последнего делать вид, что спит). Лайтнинг невесело хмыкнул, но настаивать не стал, шепнув на ухо: — Не сматывайся, пожалуйста, ладно? Дождись меня, очень прошу, хорошо?
Некоторое время молодой человек полежал в нерешительности, разглядывая старательно притворяющуюся блондинку, а потом резко встал. Что же, он сделал все, что смог, дальше решать ей. Если уйдет, значит, такова судьба, он догонять не станет. Значительно хуже будет, если она останется, а его самого убьют. Парень грустно улыбнулся и пробормотал себе под нос, заправляя рубашку в штаны: «Значит, умирать сегодня нельзя». Главное, чтобы Адольф не подвел. В своих силах Дерри был уверен.
Раскаленные прутья застыли перед глазами. Захотелось сомкнуть веки, отвернуться от жара, опалившего роговицу, но голова оказалась словно зажата в тисках. Стик понимал, что кричать нельзя. Молить о пощаде унизительно, но с губ сорвался предательский вопль. Волна паники и стыда накрыла с головой, чувство беспомощности и позора было настолько сильным, что захотелось провалиться в спасительное беспамятство, но поздно — сон начал отступать. Пограничное состояние между дремой и явью не давало определить, где заканчиваются кошмары и начинается реальность. Стикур не сразу сообразил, что больше не в темнице под властью Дениса, а где-то в другом месте, в уютной кровати, не прикованный к стене. А тягучая боль в руках — это только напоминание об ужасе и стыде минувших суток.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Тише, тише. — Голос был знаком и успокаивал, но парень все равно отмахнулся, зажался в угол и окончательно проснулся, вскакивая на кровати. Боль моментально прогнала остатки сна, и герцог с ужасом обнаружил, что рядом Ольга — невольная свидетельница его позора и слабости. Девушка, которую он не смог защитить, хотя обещал.
Отвратительное чувство стыда заполнило изнутри, и Стику вдруг захотелось, чтобы она ушла. Сию минуту и навсегда. Он не сможет больше на нее спокойно смотреть. Он обещал защиту и не смог сдержать слово. Он унизительно кричит во сне и вряд ли когда избавится от кошмаров. Он слаб. Вчера вечером приходил доктор, и Стикур выпросил зеркало — увиденное не обрадовало. Теперь этой рожей девушек только распугивать. Шрамы останутся на всю жизнь — Денис постарался на славу.
— Тебе лучше уйти. — Стикур упал обратно на подушки и прикрыл глаза. Решение далось с трудом, но оно было правильным.
— Куда? — не поняла Оля.
— Куда хочешь, нам не стоит больше видеться, — говорить получалось с трудом, глаз молодой человек не открывал. Смотреть на Олю было слишком тяжело. Девушка потрясенно молчала, и тогда Стик решил окончательно поставить точку. — Ты видишь, на что я стал похож?
— Ну и что? — Ольга вообще не могла взять в толк, о чем идет речь.
— Мне придется долго лечиться, я застряну минимум на год в своем поместье на Арм-Дамаше. У меня не будет сил развлекать тебя.
— Я и не жду от тебя развлечений. Я останусь с тобой, ты мне дорог.
— И в качестве кого? — Голос герцога был холоден.
— Не поняла?
— Как я должен представить тебя своим родителям? — Слова застревали в горле, точку поставить было мучительно трудно, но нужно. Только так, у этих отношений изначально не было будущего. А после всего случившегося и настоящего не стало. — Вряд ли матушка одобрит, что я привез с собой любовницу. Прости, но мне не до решения таких щекотливых проблем.
— Я думала, что значу для тебя хоть что-то. — Слезы сдержать не получилось, и Оля, чтобы не разрыдаться прямо здесь, торопливо вышла в коридор, проигнорировав брошенное напоследок Стикуром:
— Прости, я не хотел, чтобы все так вышло.
Аккуратно прикрыв за собой дверь, девушка замерла в коридоре. Куда идти дальше, она просто не знала. Возвращаться на Землю? Со своим миром девушка уже успела попрощаться надолго. Он не сможет дать то ощущение свободы, что дарили Арм-Дамаш и Сирлания. Остаться здесь? А кому она тут нужна? Слезы стекали по щекам, оставляя мокрые дорожки, скользили по шее, и Оля постоянно вытирала щекочущую струйку у ключицы. Она бы, наверное, так и стояла на одном месте в слезах, если бы из-за поворота не показались довольно смеющиеся Ранион и Льрисса. Бледный следящий с синяками под глазами то ли бережно обнимал вампиршу, то ли держался за нее, стараясь не упасть.
— Что случилось? — поинтересовался он, поравнявшись с Олей.
— Что-то со Стиком? — встрепенулась Льрисса, и в ее глазах мелькнуло беспокойство. — Неужели ему стало хуже?
— Со Стиком, похоже, все хорошо, — с трудом выдавила Оля дежурную фразу, собираясь сразу же уйти, и вдруг неожиданно разрыдалась. Прислонилась к стене, закрыла лицо руками и сползла на пол, усевшись на холодный камень.
— А? — Ранион понимающе кивнул и облокотился на стену возле Оли. — Увлекательное путешествие закончилось, и наш герцог посчитал, что ты ему больше не нужна, правильно ведь?
