За княжеским столом тоже сначала чувствовалась некоторая натянутость, но Рогда начала выспрашивать Болота о жизни его стаи, о медвежатах, появившихся этой зимой, о видах на урожай, и посол постепенно оттаял, разговорился.
А когда волки и медведи вместе затянули песню о походе на восток, в край страшных, хотя и немногочисленных тигров, Болот, пропевший вместе со всеми несколько куплетов, вдруг повернулся к Всеславу и спросил, хитро и пьяно прижмурив глаз:
— Князь, не обижайся, но я хочу у тебя спросить, как твои волки смогли так быстро подойти к Мурме?! Ведь ты же не знал, что ее осадили!
Всеслав в ответ хмельно улыбнулся и покрутил головой:
— Этого, посвященный Болот, я тебе не скажу, но знай, все, что творится на нашей границе, мне становится известно в течение двух-трех часов. Всегда!
— Интересно… — медленно протянул Болот и после небольшой паузы добавил: — Это наверняка твой брат Ратмир придумал. А почему дважды посвященный волхв отсутствует на нашем пиру?! Он же, по-моему, находится в замке. Или он брезгует нашим обществом?
Всеслав застыл в своем кресле, уставившись стеклянным глазом в посла. Над столом повисло молчание, которое поторопилась нарушить Рогда:
— Нет, посвященный Болот, Ратмир никем из нас не брезгует, он срочно отбыл в Лютец — его ждут научные исследования! Вы же знаете, наш брат сорок лет занимался исключительно наукой, дела стаи стали для него неинтересны и… неважны. Только год назад Всеславу удалось уговорить его посетить родной город, да и то он побыл у нас всего несколько дней, а в этот раз…
Она не успела договорить, Всеслав неожиданно перебил ее:
— Ты, Болот, значит, думаешь, что я без своего братца и придумать ничего дельного не могу?!
Посол оторопел от такого неучтивого обращения и, приоткрыв рот, с изумлением уставился на князя. А тот продолжил:
— Но ты ошибаешься! Я и сам способен кое-что придумать. Смею тебя заверить, что именно я придумал, как можно подловить косолапых, залезших в мой огород! И впредь, когда бы они ни попытались повторить свою попытку, итог будет такой же!
Всеслав замолчал, грозно сверкая глазами, и тут же заговорил Добыш:
— Упоминание имени Ратмира, посвященный Болот, в связи с повседневной жизнью стаи совершенно неуместно! Ратмир, что называется, отрезанный ломоть, он не имеет никакого отношения к стае восточных волков, кроме того, что он родился среди нас. Возможно, что на свете существуют стаи, в которых люди, дважды или трижды посвятившие себя служению Миру, продолжают поддерживать тесные контакты со своими родственниками, но у нас этого нет! Мы чтим и выполняем законы и обычаи нашего Мира, мы не допустим, чтобы кто-то обвинял нас в получении какой-либо тайной и незаконной помощи со стороны служителей Мира!! Потому твой намек, посвященный Болот, оскорбителен для князя нашей стаи!!
Болот понял, что сам допустил гораздо большую бестактность, нежели князь с его «косолапыми», его намек на помощь Ратмира — дважды посвященного волхва — был фактическим обвинением последнего в нарушении кодекса посвященных! За это его самого вполне могли привлечь к ответственности перед Советом посвященных и, если бы его обвинение не подтвердилось, лишить многогранности. Он жестом полной покорности прижал руки к груди, чуть приподнялся в своем кресле и дрожащим от раскаяния голосом проговорил:
— Князь, ты, княгиня, и ты, посвященный Добыш, поверьте, я даже в уме не держал нанести оскорбление кому-то из вас или как-то обидеть великую стаю восточных волков. Тем более я не хотел бросить тень какого-то немыслимого подозрения на брата князя! Просто, зная высокую ученость дважды посвященного Ратмира, я подумал, что он мог бы придумать нечто такое, что не могло прийти в голову никому другому во всем нашем Мире, и, к сожалению, высказал эту мысль вслух! Я униженно прошу прощения за свою оговорку, за свою дерзкую, недопустимую мысль, за свою несдержанность… Видимо, моя голова не справилась с выпитым за этим роскошным столом вином!
В огромном пиршественном зале вдруг наступила мертвая тишина, все пирующие увидели, что посол стоит перед князем с покаянно опущенной головой.
Долгую минуту Всеслав молчал, сверля разъяренными глазами растерянную физиономию посла, а затем вдруг рассмеялся… Сухо… зло… язвительно, но… рассмеялся! И сразу в зале будто бы легче стало дышать. Пирующие зашевелились, послышались вздохи, покашливание. Даже сам Болот чуть расслабился, на его лице появилась жалкая, просительная улыбка.
Всеслав встал и громко проговорил:
— Чего, волхв, не скажешь после доброй чаши! Я не буду сердиться на тебя за необдуманные слова, но впредь лучше держи свою речь в узде! А тем более — мысль!
Болот быстро поклонился и так же быстро ответил:
— Я знал, что вожак стаи восточных волков — человек великодушный и незлобивый, что он верит в мое искреннее расположение ко всей стае восточных волков.
Всеслав махнул рукой, и медведь медленно, словно чего-то опасаясь, опустился в кресло.
И пир покатился вроде бы своим чередом.
Далеко за полночь, когда музыканты стали повторяться, танцовщицы спотыкались, а пирующие, устав от веселья, начали засыпать за столами, Болот с улыбкой повернулся к Всеславу:
— Позволь, князь, нашему посольству удалиться для отдыха. Завтра нас ожидает дорога, и нам надо отдохнуть.
Всеслав поднял на посла пьяный рассеянный взгляд, несколько секунд помолчал, словно бы не понимая, о чем тот говорит, а затем громко проговорил заплетающимся языком:
— Идите, посвященный Болот, идите отдыхайте. Вас проводят до ваших покоев!
Болот склонился в поклоне и вдруг услышал совершенно трезвый шепот:
— Но помни, Болот, о том, что ты брякнул за моим столом! У меня два свидетеля!
Медведь вздрогнул, вскинул голову и увидел расплывшееся в пьяной улыбке лицо Всеслава с совершенно трезвыми, чуть прищуренными глазами!
Несколько мгновений они смотрели друг на друга, понимая, что, пожалуй, в последний раз видят друг друга так близко — глаза в глаза, а затем Болот еще раз поклонился и, отведя взгляд в сторону, вышел из-за стола.
После того как посольство покинуло зал, князь с княгиней ушли в свои покои, оставив человек тридцать отъявленных гуляк за столами.
Поздним утром следующего дня, после легкого завтрака, посольство стаи восточных медведей покинуло княжеский замок, увозя с собой богатые дары и договор, расплатиться по которому медведям предстояло в течение последующего месяца!
В замке Всеслава жизнь снова вошла в обычную колею.
Вотша также вернулся к своим обычным занятиям, но Скал, внимательно наблюдавший за своим подопечным, быстро понял, что извержонок очень сильно изменился. Мальчишка потерял свою непосредственность, открытость, взгляд его серых глаз стал внимателен и… строг, часто дружинник находил его сидящим на южной стене между зубцами и отрешенно глядящим в желто-голубой простор, открывающийся до самого горизонта. Да и в ратницкой, за трапезой или перед сном Вотша мог вдруг замереть в странной неподвижной задумчивости, словно увидев внутренним взором нечто необыкновенно важное, но… не совсем понятное! По-другому он стал относиться и к окружающим его людям… Со всеми многоликими он теперь разговаривал, только если те к нему обращались, и держался при этом очень ровно, нарочито почтительно, опустив глаза и стараясь не делать лишних движений. Исключение составляли, пожалуй, только трое — сам Скал, его друг Чермень и Старый. Когда же Вотше приходилось общаться с извергами и особенно извергинями, в его голосе, в его больших внимательных глазах можно было поймать некое сострадание, некую внутреннюю боль!
И еще Скал заметил, что Вотша старается не выходить за пределы замковых стен — исключение он делал только для занятий с оружием, правда, эти занятия он затягивал, как только мог.
Однажды вечером дружинник отыскал своего воспитанника на его любимом месте — между зубцов южной стены и, усевшись рядом с мальчиком, негромко спросил:
