Что касается тактики адмирала, то достаточно сказать, что он вел бой почти так, как делал это Бинг, с результатами, весьма похожими на неудачи последнего, и что при атаке двадцати четырех кораблей де Грасса, семь из девятнадцати кораблей его флота, под командой такого способного офицера, каким был Худ, не могли вступить в бой при назначенной диспозиции.
Командовавшему французским флотом, де Грассу, следует воздать должное за его энергию, предусмотрительность и решимость, — удивительные в сопоставлении с его упущениями в других случаях. Решение взять с собой все корабли, какие только было возможно, сделавшее операции его независимыми от неудач миссии де Барра, прохождение через Багамский канал для того, чтобы скрыть свои движения, ловкость, с какою он достал требовавшиеся деньги и войска от испанских и французских военных властей, предусмотрительность, которая заставила его еще 29-го марта, вскоре после выхода из Бреста, написать Рошамбо, чтобы были высланы лоцманы американского побережья к Французскому мысу (на Гаити) и хладнокровие, с каким он задерживал Грэвса, пока не проскользнула в бухту эскадра де Барра… Все это достойно похвалы. Своему отечеству адмирал также оказал услугу, удержав двести коммерческих кораблей "вест-индской торговли" у Французского мыса, где они оставались от июля до ноября, когда окончание операций дало ему возможность конвоировать их военными кораблями. Случай этот иллюстрирует слабое место торговой страны с представительным правительством по сравнению с чисто военной державой. "Если бы британское правительство, — писал один английский офицер той эпохи, — санкционировало, или британский адмирал принял такую меру, то первое было бы свергнуто, а второй повешен"[144]. Родней в то же самое время нашел необходимым отрядить пять линейных кораблей для конвойной службы, кроме еще полдюжины других, отправленных им в Англию с торговыми судами из Ямайки.
Легче критиковать разделение английского флота между Вест-Индией и Северной Америкой в следующих 1780 и 1781 годах, чем ясно представить себе затруднительность тогдашнего положения Англии. Положение это было только отражением тех затруднений, какие испытывала Англия с военной точки зрения во всем мире в течение рассматриваемой великой и неравной войны. Везде ей приходилось иметь дело со сложными препятствиями и с сильнейшим врагом, как это испытывала она всегда как монархия, многочисленные пункты которой были уязвимы. В Европе плававший в Канале флот ее неоднократно загонялся в порты подавлявшими силами противника. Гибралтар, тесно блокированный с суши и с моря, едва держался при отчаянном сопротивлении, только благодаря искусству английских моряков, торжествовавших над неспособностью и несогласиями враждебных им союзников. В Ост-Индии сэр Эдуард Хьюджес (Edward Hughes) встретил в Сюффрене противника, столько же сильнейшего по численности флота, сколько был де Грасс сильнее Худа, и значительно превосходившего его по способностям, как флотоводец. Менорка, покинутая правительством метрополии на произвол судьбы, пала перед превосходною силою, как должны были пасть, один за другим, менее важные из английских Антильских островов. Положение Англии, с того времени как Франция и Испания открыли морскую войну против нее, было везде оборонительным, за исключением Северной Америки, и поэтому, с военной точки зрения, — неправильным по существу. Она везде ожидала атак, которые неприятель, во всех пунктах сильнейший, мог предпринять по собственному выбору места и времени; да собственно и Северная Америка не представляла исключения, несмотря на некоторые наступательные операции, которые никоим образом не вредили ее настоящим, т. е. морским врагам.
Принимая во внимание такое положение Англии и устраняя при этом вопросы национальной гордости или чувствительности, спросим, что предписывала ей военная мудрость? Вопрос этот доставил бы превосходный предмет изучения для военного исследователя, и на него нельзя отвечать бегло; но мы можем однако указать некоторые очевидные истины. Во-первых, следовало определить, какую часть атакованной монархии наиболее необходимо было сохранить. После самих Британских островов наиболее ценными владениями в глазах Англии были в то время Северо-Американские колонии. Затем надлежало решить, какие другие владения, по их естественной важности, были наиболее достойны забот о сохранении их, а по их собственной силе, или по силе монархии, которая была, главным образом, морскою силою, представляли наиболее обеспечения для успеха таких забот. В Средиземном море, например, Гибралтар и Магон — оба были весьма ценными позициями. Можно ли было удержать их обе? Которая представляла более легкий доступ и большую возможность поддержки ее для флота? Если не представлялось вероятности удержать за собою обе, то следовало, без колебаний, одну из них покинуть, а силы, необходимые для ее обороны, сосредоточить где-нибудь в другом месте. Так и в Вест-Индии очевидные стратегические преимущества Барбадоса и Сайта-Лючии подсказывали необходимость очищения от гарнизонов других малых островов сейчас же по достижении неприятельским флотом численного превосходства над английским, если не раньше. Условия такого большого острова, как Ямайка, должны быть изучены и отдельно, и в связи с общим вопросом. Самостоятельная оборона такого острова могла быть организована так, чтобы ему не приходилось бояться нападения, за исключением только нападения со стороны многочисленных и больших сил, и в этом последнем случае Англии надлежало бы стянуть к нему все ее силы с наветренных станций на Барбадосе и Санта-Лючии.
При таком сосредоточении обороны великое английское оружие — флот надлежало бы употребить для энергичных наступательных действий. Опыт научил, что свободные нации с народными правительствами редко отваживаются удалять из пределов своей страны силу, которая расположена между вторгающимся в их владения противником и их берегами или столицею. Как бы ни была, поэтому, мудра, с военной точки зрения, посылка флота Канала для встречи неприятеля прежде соединения отдельных отрядов его, мера эта могла оказаться невозможной. Но в пунктах менее жизненных англичанам следовало бы предупредить атаку союзников. Это особенно правильно по отношению к тому театру войны, который мы до сих пор рассматривали. Если Северная Америка была важнейшим объектом, то Ямайкою и другими островами следовало бы смело рисковать. Родней правильно претендует на то, что адмиралы на Ямайке и в Нью-Йорке не послушались его в 1781 году и что вследствие этого факта флот Грэвса численно уступал противнику.
По почему же в 1780 году, когда отплытие де Гишена в Европу дало Роднёю весьма значительное численное превосходство над врагом в течение его кратковременного пребывания в Северной Америке, с 14-го сентября по 14-е ноября, не было сделано никакой попытки уничтожить стоявший в Ньюпорте французский отряд из семи линейных кораблей? Эти корабли прибыли туда в июле месяце, и хотя они сейчас же усилили свою позицию земляными укреплениями, весть о появлении Роднея близ берега сильно встревожила их экипаж. Две недели, проведенные Роднеем в Нью-Йорке, а французами в деятельной работе, дали возможность последним, по их собственному мнению, занять положение, при котором можно было презирать всю морскую силу Англии. "Дважды мы боялись, и более всего во время прибытия Роднея, — писал начальник штаба французской эскадры, — что англичане могут атаковать нас на самом рейде; и был промежуток времени, в течение которого такое предприятие не было бы поступком опрометчивым. Теперь же (20-го октября) наша якорная стоянка укреплена так, что мы можем презирать всякую морскую силу Англии"[145].
Позиция французов была несомненно очень сильна[146]. Она образовывала входящий угол, немногим больший девяноста градусов и составлявшийся линиями, проведенными от Козьего острова (Goat Island), одна — к пункту, который назывался тогда Брентон Пойнт (Brenton's Point) и занят теперь фортом Адаме (Fort Adams), другая — к Розовому острову (Rose Island). На последнем, т. е. на правом фланге позиции, была поставлена батарея из тридцати шести 24-фунтовых пушек, а на левом фланге, у Брентон Пойнт, стояли двенадцать таких же пушек. Четыре корабля, расположенные по направлению линии WNW между упомянутыми островами, защищали вход, угрожая флоту, который решился бы подойти близко, продольным огнем, и линия этого огня пересекалась под прямым углом с линией огня трех других кораблей, поставленных между Козьим островом и Брентон Пойнт.
С другой стороны, летом ветер дует прямо во вход, и часто с большою силою; и потому тогда войти в бухту не составило бы вопроса даже для корабля с сильно перебитым рангоутом, а раз неприятель смешался бы с французскими кораблями, то береговые батареи были бы парализованы. Верк на Розовом острове конечно, а на Брентон Пойнте вероятно, имел меньшую высоту, чем две верхние батареи линейного корабля, и по числу орудий мог сильно уступать последним. Он не мог быть казематированным, и меткое обстреливание его вязаной картечью бесспорно могло бы заставить его замолчать. К Розовому острову можно было подойти с фронта и с западного фланга на двести ярдов, а с севера — на полмили. Ничто не предохраняло правого фланга французов, со включением линии их кораблей, от анфилирования и разбития ее артиллерией противника, если бы флот его занял позицию к западу от Розового острова. Таким образом, английский флот, в котором было двадцать кораблей против семи французских, мог воспользоваться существенными тактическими элементами — близкой дистанцией и большей высотой своих батарей. Успешно уничтожив неприятельские корабли и заставив замолчать батареи Розового острова, он мог найти якорную стоянку в глубине бухты и, выждав там благоприятного ветра, удалиться. Но мнению одного выдающегося английского офицера рассматриваемого времени[147], хорошо знакомого с лоцией тех вод, здесь не было сомнения в успехе атаки; и он неоднократно убеждал в этом Роднея, предлагая сам провести головной корабль. Факт, что французы считали себя в безопасности в описанной позиции и что англичане успокоились на этом же убеждении, рельефно указывает, насколько дух этой войны отличался от духа войн Нельсона и Наполеона.
