Было уже поздно, когда приехали родители Евы и бабушка, вместе с Калебом.
Они были просто в шоке, когда вернувшись и увидев меня вместе с ребенком, вспомнили, что начисто забыли о девочке. Ив, словно очнувшись ото сна, забрала девочку и устроилась с ней наверху. Папа Евы заставил нас с Калебом еще немного посидеть с ним и Серафимой.
— Не могу поверить… — это были единственные слова, которые он сказал нам. Серафима тоже молчала, но все время прикасалась к моей руке. Мы же с Калебом, так же не были предрасположены к разговорам, а просто держались за руки, и молча, сочувствовали их горю.
Час спустя мы смогли вырваться из этого мрачного дома одиночества, и поехать ко мне домой. Я была уставшей и обессиленной, пустым днем, о котором я вообще ничего не могла вспомнить. Словно и не было этого дня, и о похоронах Евы напоминало мое черное платье и черный костюм Калеба.
— Как себя чувствуешь? Не стоило тебе сегодня быть здесь — твои руки все еще заживают, обезболивающе забирает силы. Тебе нужно больше отдыхать.
Калеб осторожно взял меня за пальцы, одной рукой держа руль, и устремил глаза в темноте салона на меня. Не знаю, что он видел, смотря на меня, мне же мое отражение в темном окне, расплывалось в одно белое пятно, без черт лица.
— Завтра. Я буду отдыхать завтра, — тихо отозвалась я, и Калеб понимающе замолчал. Все что мне хотелось от этого дня — уснуть возле Калеба, а проснувшись с утра в его руках, понять, что случившееся всего лишь кошмарный сон.
— Я не знаю, как мне теперь вечно смотреть в глаза Серафиме, и обманчиво сожалеть о смерти Евы, когда я точно буду знать, что она жива? — я посмотрела на Калеба умоляюще, словно он мог снять с меня этот груз, и сама же понимала, что так лишь причиню ему боль.
— Сейчас это не самая главная проблема, главнее только то, как после становления все объяснить Еве, а тем более, ограничить ее общение с родственниками… не думаю, что ей удастся смириться с тем, что она больше не человек.
Калебу было так же нелегко, как и мне, как и всем нам теперь. Ситуация в доме складывалась не самая лучшая. Все были взволнованы, я бы даже сказала, напуганы — и дело было не только в Еве, а в Бет с Теренсом. Оборотни! Мои друзья оборотни, именно такие, каких показывают в фильмах, с изменением настроений во время луны и тому подобным, хотя я доподлинно не знала толком ничего о волках. Они по-прежнему оставались в «больнице» Вунворта — старого друга Грема, который не был похож на вампира, и я так до сих пор не понимала, почему ему все так доверяли. Но одно было правдой — Бет и Теренс начали идти на поправку. Об этом с утра сообщил мне Грем, и я могла держаться за эту новость на протяжении всего дня, как теперь держалась за руку Калеба.
Самюель тут же забрала меня на кухню, желая узнать о родителях Евы, Калеб же повез вещи Евы к себе домой, пообещав мне, что вернется и сегодня обязательно останется на ночь со мной. Услышав это, Терцо вообще никак не отреагировал, словно это потеряло для него какую-то ценность, впрочем, ценность неожиданно потеряло все, кроме жизней моих друзей… пусть, даже если они уже не люди.
— Как Ив?
Самюель устроилась напротив меня на кухне, и как прежде, совершенно не отметила, что я ем, и ем ли я вообще. Покопавшись в тарелке с горячим супом, я просто отставила его в сторону, — есть не то чтобы не хотелось, меня скорее тошнило от самой мысли, что я могу есть, во время того что творилось вокруг. Неожиданно мой дом начал мне напоминать базу военных действий. Заняты были все, даже Прат. Калеб с Гремом пока что оставались у себя, где пребывало тело Евы, Терцо вернувшись одновременно с нами, тут же поехал к Вунворту, чтобы быть возле Бет и Теренса, Прату поручили решить кое-какие дела, о которых мне даже не намекали, а Самюель и я оставались с близнецами.
Малыши спали на верху, и я видела, как Самюель время от времени приподнимает голову, прислушиваясь к ним. Все в доме стали такими же тревожными, и именно потому, я ужасно пожалела, что рассказала им всем, о том волке, что проследил за нами до самой больницы. Впрочем, я рассказала намного меньше, чем то, что Калеб увидел в моих воспоминаниях. И тут же возле меня восстановилось негласное дежурство, от которого я предпочитала избавиться (за исключением Калеба), и конечно пока что молчала. Просто нужно было время, для всех и особенно для меня, чтобы успокоиться, и сделать семейный совет, который мы не могли собрать из-за стольких проблем, которые они решали и ничего не рассказывали мне.
— Ив? Как сказать точнее… — я не могла смотреть на Самюель, понимая, с каким ужасом она себе может представить, что вдруг потеряет меня или близнецов. — Ей плохо, иногда даже не замечает малышки…
Самюель понимающе покачала головой, и я просто уже не могла смотреть на это грустное лицо, которое я так сильно любила. Просто этих лиц было за сегодня слишком много. Я встала, и хотела было уйти, но Самюель не позволила сделать этого, так как раньше, быстро. Она обняла меня и так простояла минут, наверное, пять, и пусть в ее руках не было того, что я ощущала в Калебе, они были столь же нежны, и нужны мне, как и прежде. И почему я вдруг решила, что они мне уже не так близки как раньше?
— Пойду-ка я спать — на сегодня для меня слишком всего. Если вернется Калеб…
Я не знала, что сказать, или точнее говоря озвучить, то что хотела бы видеть Калеба возле себя, но Самюель так спокойно улыбнулась на мое смущение, и страхи тут же улетучились.
— Он к тебе зайдет, — отозвалась она.
Качнув головой, я все же поспешила поскорее прочь с кухни. Говоря о том, что мне хватило всего, я имела ввиду, как мне надоело целый день натыкаться на чужие сознания, и игнорировать их. Голова болела, только вот скорее из-за плохого сна, а не попыток контролировать свой талант, или использовать его.
Я всего лишь на миг заглянула в комнату, чтобы убедиться в местоположении Прата, а оттуда, зашла к близнецам. Их ни чем невозможно было разбудить, даже тем, как Прат со злостью кидает трубку, или же пинает стульчики. Взглянув на них, мне почему-то вспомнилась сестренка Евы, такая смешная и симпатичная, и с теми же странными зелеными глазами. Как хорошо, что у родителей Евы осталась еще хотя бы она. Прикрыв тихо дверь в комнату близнецов, я пошла к себе.
Как же лень было раздеваться, или умываться, но я все же стойко перенесла все это, помня о приходе Калеба. По крайней мере, я на это надеялась. И вот забравшись под одеяло, я ожидала быстрый сон, который таковым вовсе не оказался. Глупостью было перед сном вспоминать Еву или вообще думать о ней, но это я поняла, уже пребывая в ее спящем сознании, которое почему-то себя вовсе не осознавало, а прокручивало воспоминания, будто пытаясь их записать на жесткий диск памяти.
