— Что произошло в этот последний день?
— Пришёл администратор от Рашеева. Олег сказал, что не будет сегодня пробоваться, и ему дали свободный день. Утром он позвонил мне домой: «Митя, хочу тебя увидеть — я себя очень плохо чувствую». Спрашиваю: «Ты болен «по-нашему» или «по-медицински»? («По-нашему» это в смысле «бодуна»). «И так и так».
А я только вышел из больницы — сердце лечил. Сел в машину, захватив весь набор лекарств и бутылку коньяка. Приезжаю к нему: «Чем будем лечиться?» А он смеётся, открывает тумбочку — и у него точно такой набор лекарств и точно такая же бутылка коньяка. Кстати, она и осталась. Жена Олега, Лиза, потом увезла её с собой…
…В тот день был мокрый снег, большие сугробы, и мы с ним пошли гулять по Киеву. Вспоминали, разговаривали. Он читал мне свои стихи «Прогулки с котом», я ему — свои. Говорю: «Олег, поехали ко мне обедать». «К тебе стыдно». А он любил моих родителей и посчитал, что в таком виде (с «бодуна») появляться к ним неудобно.
Тогда мы поехали к моему приятелю — художнику Радомиру Юхтовскому. Там суп сварили, кусок мяса, картошку. Я пил водку, Олег — пиво. Юхтовский говорит: «Олег Иванович, я вас очень прошу, найдите свободный час когда-нибудь — хочу сделать ваш портрет». А Олег: «А ты смотри: вот мы сейчас с Митей сидим — пиши сегодня, а то ведь я завтра умру, и ты будешь жалеть».
Потом мы заезжали в ресторан Дома кино «Вавилон» — там как раз сидели Балаян, покойный Костя Ершов, Вячек Криштофович. Я опять пил, Олег — нет.
В этот день мы слушали музыку у моего друга на Русановке, а потом поехали к моему брату Володе, которого Олег хорошо знал и любил. Володя прислал машину. У Володи мне уже не наливали, а для Олега открыли роскошный бар, и он выпил 50–70 граммов горилки с перцем. При этом воскликнул: «Быть в Украине и не попробовать знаменитой горилки с перцем — это мазохизм. Но только чуть-чуть!» Это было всё спиртное, что он выпил за сутки. Я хотел отвезти его в гостиницу, но Алик не хотел возвращаться «в этот гроб» — так и сказал. Володя предложил ему остаться ночевать у него и утром, в восемь часов, отвёз в гостиницу.
— Что же было дальше?
— В двенадцать часов дня мне стало почему-то плохо. Звоню на студию — никто не отвечает. В гостиницу Олегу — аналогично. Я прыгаю в машину со своим другом, лётчиком, и лечу на студию. Застаю одного администратора: «Где группа? Где Олег?» А он мне суёт стакан в руки: «Митя, выпей». «Где?!!» «Олег умер…»
Не помню, как я скатился с этой лестницы, орал там как сумасшедший… Прибегаю в гостиницу, кричу в вестибюле: «Это правда?!» «Да».
В морг никого не пускали, меня пустили.
…Он лежал на цементе в своём джинсовом костюме… Не было даже позыва пальцы к горлу поднять…
Я рухнул на него и начал ему говорить (ведь умершие первое время всё слышат), как его любили ещё на первом курсе все… Он был… такое тонкое… аристократичное — с первого дня!
— Как же всё произошло?
— Брат привёз его утром в гостиницу. Алик вышел из машины, потом вдруг остановился. Володя говорит ему: «В чём дело?» «Володя, разве так прощаются?» Володя вышел из машины, они обнялись, и Алик сказал ему (эта фраза у меня записана): «Береги Митю. Хорошие стихи пишет…» Это были его последние в жизни слова…
Когда позвонили из группы в номер, он, видимо, лёг спать и не отвечал. Тогда-то Рашеев и сказал известную фразу о том, что я его споил. Господь его прости. Потом они позвонили администрации гостиницы, и там их убедили, что он с восьми в номере и абсолютно трезв. Тогда-то они бросились и взломали номер. Олег был ещё жив. Вызвали «скорую», но она поехала не в гостиницу, а на киностудию. Пока исправили ошибку — было поздно, он умер.
— Что было потом?
— Разговоров грязных об этой истории было очень много… Но когда из Москвы приехали Валя Никулин и Лиза забирать Олега (тогда-то она и рассказала мне об этом дне рожденья и о Высоцком), то никто из наших актёров… не пришёл. Провожали их я, Радомир Юхтовский, мой друг лётчик и друзья моего брата.
Мы проводили его за город… Вообще, это было страшно… Был снег… К нам подошёл инспектор ГАИ и спросил, кого провожаем. А потом он остановил весь транспорт до горизонта, и включили на полную мощь «Чуть помедленнее, кони…» Высоцкого… Это был какой-то момент, когда поехали мозги… А в Москве провожала — многокилометровая очередь… Вот такая история.
Любовь Журавлёва, Олег Вергелис
Приземление в Киеве[7]
Тридцать лет назад — в марте 1981-го — в Киеве умер Олег Даль. Актёр, которого в глаза и за глаза называли гениальным. Эдвард Радзинский однажды написал, что этот лицедей во многом выразил своё время — 60–70-е. Поскольку на сцене и на экране он был «рефлексирующим человеком, задающим вопросы себе и другим…».
Впрочем, какое бы время он ни отражал в своих образах — военное («Женя, Женечка и «катюша»»), шекспировское («Король Лир»: его гениальный Шут), сказочное («Старая, старая сказка»), — Даль всегда смотрел и внутрь самого себя. И постоянно мучился этим процессом «самоуглубления».
И оттого столь кричащи и даже трагичны все его дневниковые записи.
И потому, видимо, он, словно бы предчувствуя собственную смерть, едва ли не каждому встречному говорил-говорил-говорил о своём же преждевременном уходе…
…В начале марта 1981-го Даль приехал на киевскую студию имени Довженко. Предстояли кинопробы на главную роль в картине «Яблоко на ладони» режиссёра Николая Рашеева (снявшего в 70-е нашумевшего «Бумбараша» по мотивам А. Гайдара).
Пробы так и не состоялись. Режиссёр так и не встретился с одним из любимейших своих актёров.
Лишь спустя тридцать лет Николай Рашеев откровенно признался ZN.UA, что смерть Даля стала тогда для него настоящим шоком: две недели после этого режиссёра не выпускали из больницы, держали на транквилизаторах, а он, приходя в себя, будто бы корил себя в случившемся… Хотя, естественно, он ни в чём не виноват. Как сказал по другому поводу Михаил Булгаков — «во всём виновата Судьба».
…Его нашли в пустом номере киевской гостиницы «Студийная». Ломились в двери. Никто не открывал. Когда наконец вошли в номер, увидели пустую бутылку и мёртвого Даля…
Картина «Яблоко на ладони» потеряла главного героя. Мир кино потерял одного из лучших актёров.
— У меня не было принципа «хочу работать только с этим актёром и пишу под него сценарий», однако именно определённые актёры и помогали найти нужный рисунок будущего фильма, — рассказывает ZN.UA режиссёр фильма «Яблоко на ладони» Николай Рашеев. — Поверьте, это такое счастье — творческое взаимодействие с большими актёрами! Однажды знаменитый скрипач Олег Крыса сказал мне: «Ты думаешь, это я на скрипке играю? Нет! Это же она на мне играет! Я лишь делаю одно движение рукой, а она уже — следующее…» То же самое могло бы случиться у меня и с Олегом Далем. Он мог бы стать замечательной скрипкой. В частности, в фильме, в котором он так и не успел сняться… Это должна быть история о двух чудиках. И конкретные актёры должны были определять и эдакую «чудаковатость» будущей ленты — Олег Даль и Елена Коренева. С Далем чуть раньше мне посчастливилось работать лишь единожды. И то, к сожалению, кратковременно. Когда он озвучивал Пола в моём фильме «Короли и капуста». Разумеется, актёры должны озвучивать сами себя. Но бывают случаи, когда определённый тембр даёт новые краски образу. Особенный голос был у Даля! И он помог мне. И прекрасно зная творческие возможности этого актёра, я ведь звал его в Киев не на «пробы»… Что его пробовать? Если это потрясающий самоценный артист! В марте 1981-го я пригласил его в Киев скорее на дружескую встречу, на примерку будущего костюма… Но…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
