Гатха Тхеры Калудайина («Тхерагатха», 527–536)
Деревья, почтенный, сейчас словно тлеющий уголь,[759]Сбросив сухую листву в ожиданье плодов,Они, как зажженные факелы, пламенеют.Настала пора услад, о великий герой!
Прекрасные, усыпанные цветами деревья,Роняя сухую листву и томясь по плодам,Благоуханием наполняют пространство.Время нам уходить отсюда, герой!
Не слишком холодно сейчас и не очень жарко.Лучшая пора для путешествий, почтенный!Пусть же увидят сакки и колии,[760] как, на западОтправляясь, ты Ро́хини переплываешь!
С надеждою пашут поле,С надеждой зерно сеют,С надеждой уходят в мореКупцы за большим богатством.
Да сбудется та надежда,Которой живу!
Вновь и вновь пахари пашут поле,Вновь и вновь бросают зерно в землю,Вновь и вновь посылает дождь небо,Вновь и вновь получает хлеб царство;
Вновь и вновь по дорогам нищие бродят,Вновь и вновь подают им добрые люди,Вновь и вновь добрые люди, подав им,Вновь и вновь попадают в мир небесный.
Герой многомудрый очищаетСемь поколений своего рода.Я думаю, Сакка,[761] ты бог богов,Ибо рожден тобой истинный муни.
Суддходаной зовут отца премудрого,Мать Блаженного звали Майей.[762]Она носила Бодхисаттву[763] под сердцем,В мире богов теперь ликует.
Дивными радостями радуетсяОтлетевшая отсюда Готами,[764]Всеми усладами услаждаетсяВ окружении небожителей.
Я сын несравненного Ангирасы,Невозможное возмогшего Будды.Ты отец отца моего, о Сакка,Воистину ты, о Готама, дед мой.
Гатха Тхеры Экавихарийи («Тхерагатха», 537–546)
Хорошо, должно быть, в лесуБродить совсем одному,Чтобы не было никогоНи впереди, ни сзади.
Решено! Я уйду одинВ лес, прославленный Буддой.Благодатнее места нетДля сильного духом бхикшу.
Объятый стремлением к цели,Войду в прекрасную рощу,Где любят резвиться слоны,Где радость вкушают йоги.
В Ситаване[765] пышноцветущей,Омывшись в ручье прозрачном,Под сводом прохладной пещерыПрохаживаться стану.
О, когда, пребывая одинВ огромном, прекрасном лесу,Я исцелюсь от язвИ исполню все, что решил?
Так пусть совершится то,Что совершить стремлюсь!Я все буду делать сам —Тут помощники не нужны.
В доспехи сам облачусь,Вступлю решительно в рощуИ не уйду оттуда,Пока не сгинут все язвы.
Когда ветерок повеет,Прохладный и благовонный,Я взойду на вершину горыИ там уничтожу незнанье.
Среди цветущих лесов,В прохладной горной пещереСчастливый счастьем свободы,Возликую на Гириббадже.[766]
И вот я уже у цели,Словно луна в полнолунье:Я знаю — все язвы исчезлиИ не будет новых рождений.
Гатха Тхери Чапы («Тхеригатха», 291–011)
«Бродил по дорогам раньше,Теперь на зверя охочусь.Из этой то́пи страшнойНе выберусь на тот берег.
Любовь мою вечной считая,Чапа играет с сыном.Но, сладкие узы порвав,Я вновь удалюсь от мира».
«Не сердись на меня, герой!Не сердись, о великий муни!Ведь сдержанность и чистотаНе достигаются гневом».
«Я ухожу из Налы.Да и кто станет жить в Нале?Здесь в силки красоты женскойЗавлекают благочестивых».
«Вернись, о, вернись, Кала!Насладись любовью, как прежде!Ведь я в твоей полной властиИ все родичи мои тоже».
«Влюбленному в тебя, Чапа,Поверь, было б довольноИ четвертой части того,Что ты сейчас говоришь мне».
«Я как такка́ри,[767] Кала,Расцветшая на горной вершине,Я — как гранат в цвету,Как пата́ли[768] на острове диком.
Я надела прозрачное платье,Умастилась сандалом желтым —Меня, такую прекрасную,На кого ты покинуть хочешь?»
«Вот так птицелов стремитсяПоймать в свои сети птицу.Но пленительной красотойНе обольстишь меня, Чапа!»
«Вот этот сыночек мойРожден от тебя, Кала.Меня и милого сынаНа кого ты покинуть хочешь?»
«Мудрец оставляет сына,Родичей и богатство.Герой уходит от мира,Как слон, порвав оковы»,
«Уйдешь ты — то́тчас ножомИль палкой ударю сына.Чтобы не плакать о нем,Знаю, меня не покинешь».
«О несчастная, не вернусьЯ к тебе и ради сына,Даже если, злая, егоНа съеденье шакалам кинешь».
«Что ж, будь счастлив тогда, герой!Но куда ты пойдешь, Кала?В какую деревню, село,Город или столицу?»
«Это прежде по деревням,По городам и столицамЯ ходил с толпою глупцов,Отшельниками себя мнящих.
Но теперь Будда блаженныйВблизи от реки Неранджа́ры[769]Указует живым дхарму,Избавляющую от страданий.К нему-то я и иду.Он учителем моим станет».
«Спасителю несравненномуПередай мой поклон, Кала!Воздай ему должные почести.Обойдя слева направо».
«С радостью я принимаюСказанное тобой, Чапа!Спасителю несравненномуПередам твой поклон глубокий;Воздам ему должные почести,Обойдя слева направо».
И, сказав так, пошел КалаПрямо к реке Неранджаре.Просветленного там увидел,Поучающего о бессмертье,
О страданье, причине страданья,О преодолении страданья,О великом пути восьмеричном.Что ведет к прекращенью страданья.[770]
В ноги ему поклонившись,Обойдя слева направо,Передал приветствие Чапы.А затем отрекся от мира,Овладел тройственным знаньем[771]И исполнил наказ Будды.
Гатха Тхери Субхи из манговой рощи Дживаки («Тхеригатха», 366–399)
Бхикшуни[772] Субхе, шедшейВ прекрасную Джи́ваки[773] рощу,Некий ветреник путь преградил.Ему так сказала Субха:
«Что я сделала тебе дурного,Что ты стоишь, не давая пройти мне?Ведь ушедшей от мира не подобаетБеседовать с мужчиной, почтенный.
Заповеди Учителя не нарушая,Следую я стезею пресветлой,Возвещенной нам блаженным Буддой, —Что ты стоишь, не давая пройти мне?
Что тебе, страстному, во мне, бесстрастной?Что тебе, грешному, во мне, безгрешной?Мысль моя обрела свободу, —Что ты стоишь, не давая пройти мне?»
«Ты молода, безупречно красива.Что может дать тебе отреченье?Скинь это желтое покрывало!Насладимся любовью в лесу цветущем!
Ароматами сладостными веютУсыпанные цветочной пыльцой деревья.Ранняя весна — пора блаженства.Насладимся любовью в лесу цветущем!
Тряся хохолками цветов, деревьяСловно шепчутся при дуновении ветра.Что за радость ждет тебя, подумай,Если одна углубишься в чащу?
Ты без провожатого войти хочешьВ лес густой, безлюдный, внушающий ужас,Населенный множеством зверей диких,Оглашаемый ревом слонов в течке.
Ты словно куколка золотая,Ты летишь, как апсара на колеснице!О несравненная, сколь прекраснойБудешь ты в тонком узорном платье!
Если пожелаешь в лесу остаться,Я буду слугой твоим покорным,Ибо нет для меня никого милееТебя, о дева с глазами кинна́ри.[774]
Если же хочешь меня послушать,Смени этот лес на жилье мирское!Ты станешь жить во дворце просторном,Где рабыни тебе прислуживать будут.
Надень тончайшее узорное платье,Укрась себя мазями и цветами.Я куплю тебе множество украшенийИз золота, жемчуга и алмазов.
Возляг на новое пышное ложе,Отделанное благовонным сандалом,Застланное белоснежными простынямиИ мягким шерстяным покрывалом.
Ведь иначе, отшельница благочестивая,Ты состаришься в одиночестве полном.Так, никем не сорванный, бесполезноУвядает в воде прекрасный лотос».
«Что же ты ценного увиделВ пополняющей кладбища мерзкой плоти?В этом теле, разрушиться обреченном,Что, скажи, с ума тебя сводит?»
«Глаза, что подобны глазам лани,Глазам киннари в пещере горной,Глаза твои с ума меня сводят,Желанье страстное будят в сердце.
На лице твоем чистом, золотистом,Как чашечка лотоса, прекрасном,Глаза твои с ума меня сводят,Желанье страстное будят в сердце.
Как длинны ресницы, как взор ясен!И вдали от тебя я их помнить буду.Ибо нет для меня ничего милееЭтих глаз твоих, нежных, как у киннари!»
«Соблазнить стараясь дщерь Будды,Ты по бездорожью пройти мечтаешь,Хочешь смастерить из луны игрушку,Перепрыгнуть пытаешься через Меру.[775]
Нет, ни человек, ни бог — никто в миреСтрасть во мне теперь пробудить не может:Благородный путь ее вырвал с корнем.Какова она — я уже не помню.
Я ее отшвырнула, как пылающий уголь,Она для меня была, что сосуд с ядом.Благородный путь ее вырвал с корнем.Какова она — я теперь не знаю.
Соблазняй другую, учитель которойСам нуждается в наставленьях,Ту, что обо всем этом только слыхала.А знающую тебе завлечь не удастся!
Я всегда спокойна, что ни случится —Горе ли радость, бранят меня или славят.Знаю: составленное из частей — дурно,И ни к чему мыслью не прилепляюсь.
Знай! Я ученица блаженного Будды,Шествующая путем восьмеричным.Выдернув стрелу, от язв исцелившись,По безлюдным местам брожу, ликуя.
Я видела, помню, деревянную куклу,Размалеванную пестро и ярко.Когда ее подергивали за нитки,Она танцевала так забавно!
Но попробуй вынуть из нее колья,Развязать и выбросить все нитки,И она разлетится на кусочки!Что в ней тогда может пленить сердце?
Таково же, по мне, и это тело.[776]Ведь оно не живет без частей отдельных.А раз оно не живет без частей отдельных,Что в нем, скажи, может пленить сердце?
Ах, сколь бесполезна людская мудрость!Смотришь на одно, другое — видишь;Как если бы вдруг за живое принялРисунок, сделанный на стене охрой.
Слепец! Ты гоняешься за пустотою,Принимаешь за драгоценность подделку,Правдой мнишь придуманные людьми сказки,Привидившиеся во сне золотые деревья!
То, что кажется глазом, — лишь комочек,Свалянный из слизи и выделений,Темный в середине пузырь со слезами,С шаром, катающимся в дупле, схожий!»
И свободная духом не согрешила.Не колеблясь, вырвала глаз прекрасныйИ юноше ветреному со словами:«На, возьми же!» — его протянула.
И в тот же миг страсть в нем исчезла,И он стал молить ее о прощенье:«Слава тебе, благочестивая!Верь, это больше не повторится!
Дотронувшись до тебя, я как будтоЗаключил в объятья огонь жестокий,Голыми руками схватил кобру.Счастлива будь и, молю, прости мне!»
А потом та свободная бхикшуниНаправилась туда, где был Будда;Знаки добродетели высшей узрелаИ сразу же стала, как прежде, с глазом.
Перевод выполнен по изданию: «The Thera and Therl-GathJ. Stanzas ascribed to elders of the Buddhist order of recluses», ed. by H. Oldcnberg and R. Pischel, London, 1883.
