class="p1">Много часов провел я над этой челобитной. В ней не было даже намека, где находится тайник с книгами, – в Москве или в каком-то монастыре. Одно было ясно – первую страницу челобитной уничтожили умышленно, чтобы скрыть местоположение тайника. Разгадку надо было искать в приписке. Сначала я подумал, что это рука самой Софьи, но ошибся – после долгих поисков мне удалось выяснить, что ее сделал Василий Голицын, фаворит царевны. В том же 1689 году, когда Софью заточили в Новодевичий монастырь, Петр отправил Голицына в архангельскую ссылку, где тот и умер в 1714 году, на целых десять лет пережив свою высокородную любовницу. Какого Антония и какую Евфросинию он имел в виду в этой загадочной приписке? Почему для разгадки тайны они должны возлежать рядом? И тут я вспомнил о двух древних произведениях: житиях Антония Киевского и Евфросинии Суздальской. Не идет ли здесь речь о каких-то списках этих произведений, которые надо положить рядом, чтобы открыть “тайну сию” – местоположение тайника с книгами? Не следует ли искать их среди книг, которые вынул дьяк из тайника и приподнес царевне Софье, а потом она взяла их с собой в Новодевичий монастырь?
Под благовидным предлогом мне удалось съездить в монастырь – и в местной книгохранитсльнице я нашел оба эти жития, принадлежавшие царевне Софье. Это были бесценные книги – извлеченные из того самого тайника, о котором в своей челобитной писал безвестный дьяк.
Хитростью, согрешив, подменил я эти книги другими и забрал их из монастырской книгохранительницы. Больших трудов стоило мне, “возложив рядом” обе книги, прочитать зашифрованную в них запись о местонахождении тайника великих князей московских. Оказалось, тайник этот находится в таком месте, где никто и никогда не нашел бы его.
Второй раз принял я грех на душу – никому о своем открытии не сообщил и при первой возможности сам спустился в тайник. Но проникнуть смог только в одну подземную палату – вход в другую обвалился и в одиночку его было не откопать. Да и та палата, в которую удалось попасть, была частично засыпана землей, так что из всех хранившихся там сокровищ я извлек с риском для жизни лишь малую толику.
Сегодня, когда мой жизненный путь вот-вот прервется, мучают меня угрызения совести, что оставил я секрет древней книгохранительницы при себе, что до сих пор лежат в ней бесценные сокровища, недоступные людям. Так и не обрел я в себе решимости заявить о своей находке, а что меня удерживает – и сам не могу понять: то ли страх, что спросят с меня по всей строгости, почему раньше не сообщил, то ли что-то другое, в себе самом мне не известное.
Единственное, что надумал после долгих и мучительных размышлений, – сообщить эту тайну Вам, Алексей Васильевич, с просьбой поступить с ней после моей смерти так, как посчитаете нужным. Но даже сейчас, когда я признался Вам во всем, ключ к зашифрованной записи о царской книгохранительнице не открываю, попытайтесь найти его сами. Душа человеческая – потемки.
Долгая болезнь и нужда заставили меня продать несколько книг из тайника, но продавал я их осторожно, чтобы не привлечь к себе внимания и не вызвать подозрения – как это у скромного чиновника оказались такие древние и редкие книги. Несколько манускриптов оставляю жене, чтобы продала после моей смерти, а самые ценные высылаю Вам, как договаривались. Теперь их судьба в Ваших руках, а одновременно – и дальнейшая судьба царской книгохранительницы. Ни советовать, ни судить вскоре я уже не смогу – один Бог будет Вам судья и советчик. На Его мудрость и на Ваше добросердечие я и уповаю».
Прежде чем положить прочитанный листок в папку, Пташников еще раз пробежал его глазами, словно желая убедиться, что ничего не пропустил, и, переведя дух, сказал:
– Автор этого удивительного письма, которое буквально потрясло меня, когда я его впервые прочитал, не назвал себя, подписавшись неразборчивой закорючкой. Правда, он сообщил несколько биографических сведений: учился в Костромской семинарии, преподавал в Макарьевском духовном училище, служил сначала в Туле, затем в Санкт-Петербурге, в удельном ведомстве. Но все эти сведения были настолько скупы, что поиск неизвестного автора письма только на их основании мог затянуться до бесконечности. Нужно было найти какой-то другой путь поисков. Если этот неизвестный, – рассуждал я, – владел уникальным собранием из книг царской библиотеки, то наверняка его знали в среде книжных коллекционеров. Тем более, он обмолвился, что несколько книг из-за болезни и нужды вынужден был продать, кое-что оставил своей жене, чтобы она продала их после его смерти. Под письмом стояла дата – 15 мая 1842 года, что давало мне в руки еще одну координату. И я начал поиски неизвестного автора письма с того, что обратился к справочным изданиям, таким как «Частные библиотеки в России» Иваска и «Историография» Иконникова. Однако здесь меня ожидало первое разочарование – ни один из указанных в этих книгах библиофилов никак не мог быть разыскиваемым мною человеком. Тогда я подумал: судя по печальному тону и содержанию письма, оно было написано незадолго до смерти его автора. Не откликнулось ли на его кончину какое-нибудь периодическое издание? Трудно сказать, сколько газет и журналов я перелистал, пока не наткнулся в «Литературной газете» на рецензию известного библиографа И.П. Сахарова на вышедшую за год до того в Москве книгу П.М. Строева «Описание старопечатных книг славянских, служащее дополнением к описанию библиотек графа Ф.А. Толстого и купца И.Н. Царского». В рецензии назывались фамилии многих тогдашних библиофилов, но как найти среди них неизвестного автора письма? Да и есть ли он в этом списке? Я поднял следующий номер «Литературной газеты» – и тут в отделе «Смесь» мне попалось на глаза «Известие для библиофилов», которое сразу привлекло мое внимание…
Пташников вынул из папки страницу с машинописным текстом и бегло зачитал его:
– «В разборе нашем книги Павла Михайловича Строева, мы, исчисляя известнейших наших собирателей книг, пропустили почтенное имя г. Актова, который ныне владеет у нас в Петербурге весьма значительным и редким собранием старопечатных и древних книг. Между ними есть такие, которых, как известно, существует только два или три экземпляра. Не имея возможности в газете напечатать подробный каталог библиотеки г. Актова, мы, однако ж, с удовольствием готовы удовлетворить любопытствующих довольно полным реестром этого замечательного собрания книг, который хранится в редакции. Г. Актов желал бы даже продать всю свою библиотеку или часть ее, и потому желающих приобресть ее просят адресоваться в редакцию “Литературной газеты”, где они