Считая себя опытным марксистским экономистом, Рыков выступил еще с одной «богатой идеей»: создать в нескольких вузах экономические факультеты «с уклоном по почтовой связи». Отрасль нуждалась в новой профессии: связист-экономист. До конца воплотить этот план, рассчитанный на несколько лет, он не успел.
Рыков и сам постоянно поучал подчиненных, собирая аудитории в разных городах страны. Выступал перед сотнями людей. Впрочем, таков был дух времени: учиться и поучать, в этом смысле рыковские выступления наркомовских времен схожи с некоторыми речами Сталина или, например, Андрея Жданова. Хотя некоторые эскапады, которые допускал Рыков, можно было счесть слишком вольными. Например, однажды, будучи в Дальневосточном краю, Алексей Иванович привел работникам связи такой пример: «Я был в ссылке, но царь мне всегда обеспечивал, что если загонит меня куда-нибудь на Север, то первым пароходом мне доставят почту. Если бы первый пароход не привез почту, то был бы ужасный скандал. А тут мы своих людей послали на Север, а первые 4 парохода ушли без почты»[167]. Выходит, в чем-то и в царское время было лучше… Впрочем, то было время злой сатиры — и критику нерадивых работников не сдерживали.
![]()
Радиостанция имени Моссовета (Шуховская башня)
Чем мог похвастать наркомат за начальные рыковские годы? Первую пятилетку связисты завершали со сносными результатами. Протяженность авиапочтовых линий за 1931–1933 годы возросла с 30 тысяч километров до 57 тысяч. Темпы роста впечатляли, хотя и этого катастрофически не хватало. Ввели в строй первую (остро необходимую!) советскую радиостанцию мощностью 500 кВт. Это Третья радиостанция Коминтерна, которую, по разработке академика Александра Минца, достроили и торжественно запустили в 1933 году в подмосковной Электростали. Над городом взметнулись вышки, привлекавшие всеобщее восторженное внимание. Рыков курировал этот проект, не раз беседовал с Минцем, а когда эфир открылся и на весь мир грянула мелодия «Интернационала», резонно утверждал, что наша новая радиостанция — самая мощная в мире, и даже у американцев пока еще нет таких надежных передатчиков. Техническое достижение? Да, но и политическое.
Телефонизация райисполкомов выросла с 44,8 % до 64,1 %. Тут было что вписать в отчеты, но, конечно, требовался куда более мощный рывок. Ведь трудно представить себе райисполком — правительственный орган — не имеющий «вертушки». А их в стране оставалось много! Связисты гордились, что около 70 % колхозов и МТС ежедневно получают почту. Остальные 30 % чувствовали себя в изоляции от страны, и требовать с них плана правительству было затруднительно. Указания растворялись в воздухе, доходили до «адресатов» подчас с месячным опозданием. В то время за такие художества могли обвинить во вредительстве. А дело было не только в разгильдяйстве или чьем-то злом умысле, но и в техническом отставании, в нехватке всего и вся. А обвинения могли предъявить и самому главному почтмейстеру. Для Рыкова это тоже было поводом работать напряженно и постоянно критиковать положение дел во вверенном ему хозяйстве. На каждом заседании он — как правило, без фамилий и грубых выпадов — распекал сотрудников, подчеркивая кризисную ситуацию, в которой пребывает отрасль. Но в этом Рыков мало чем отличался от других наркомов того времени, которые цветисто распекали подчиненных.
Он подготовил план развития отрасли на вторую пятилетку — план, первоначально не вызвавший серьезных возражений в ЦК и в руководстве Совнаркома, вполне амбициозный и профессионально сработанный. Важной инициативой Рыкова стала программа обеспечить радиовещанием все районные центры и даже МТС с массовой установкой громкоговорителей, которые для миллионов людей стали «голосом страны». По докладу Рыкова Совнарком 29 сентября 1934 года принял постановление «О мероприятиях по улучшению связи». Рыков мог считать это своим успехом и даже своего рода охранной грамотой — без гарантий, разумеется. По большому счету, снисхождения от Молотова он не ожидал.
Рыков следовал духу времени с его «гигантоманией», которая, замечу, далеко не всегда вредна, старался выступать с яркими, эффектными инициативами, которые к тому же имели прямое отношение к пропаганде, а значит — и к партийной работе. Тем более что в области связи стремление к «высокой цели» было просто необходимым: слишком уж отставала отрасль. Еще в Гражданскую войну было ясно, что важно не только выиграть сражение, но и рассказать об этом в форме, доступной миллионам. Большевики по этой части переиграли белых в пух и прах. Но потом, возглавив правительство, Рыков отдал агитационную инициативу другим. Сталину, Бухарину, многим другим… Став наркомом связи, он полюбил громкие проекты — не пустые, но перспективные по части красивых журналистских заголовков. Нередко выступал перед подчиненными и студентами — и не только в Москве. Но тематику докладов всегда ограничивал профессиональными вопросами связи. Пресловутого аграрного вопроса, рассорившего его со сталинской группой, не касался.
Совершенно в стиле середины 1930-х 22 октября 1935 года Рыков открыл совещание стахановцев в области связи. Получилась вовсе не сплошь триумфальная встреча: нарком говорил и о том, что погоня за внедрением новой техники и ускорением работы нередко сказывается на качестве. Например, он поведал собравшимся, что радиоуправление сильно увеличило обмен телеграммами. Но — как же без самокритики? — увеличились и ошибки, искажения текстов.
Нарком еще верил в свое будущее. Как-никак, еще ходили круизные суда типа «Алексей Рыков», и московские Истоминские улицы еще носили его имя — как и город Енакиево. И художник Василий Сварог — мастер оптимистических, эмоциональных полотен из истории партии, выдержанных в духе «генеральной линии», в 1935 году создал картину «Доклад И. В. Сталина на VI съезде РСДРП (большевиков)», на которой нетрудно узнать Рыкова. Он — в самом центре композиции, над абажуром. А Сварог никогда не стал бы воспевать врага! После 1937 года Алексея Ивановича на триумфальных картинах уже не изображали, а в 1935-м — за милую душу, несмотря на всенародную критику «правого уклона» и отставку с поста предсовнаркома…
Одна из особенностей того времени — детское, пионерское движение, которое участвовало в «решении задач пятилетки». Тоже во многом — пропагандистский ход и отчасти — учебный. Рыков не чурался этого. Группы пионеров брали шефство над отделениями связи, становились письмоносцами, помогали в ремонте, учили не слишком грамотных отцов и дедов правильно писать адреса на конвертах. Нарком предоставлял свой личный вагон для пионерских поездок по стране, которые организовывала газета «Ленинская искра».
Важным нововведением стала повсеместная индексация почтовых отправлений. Рыков отмечал, что эта мера позволит ввести в действие сортировочные машины, упрощая и ускоряя работу почты. Рыков по-прежнему сотрудничал с авиаконструктором Яковлевым. Его самолеты перевозили почту. Еще недавно это выглядело как чудо, теперь к авиационным перевозкам привыкли. Рыков, как ему представлялось, «шел вровень с веком», смело внедряя новую технику.
Именно Рыков первым из заметных политиков всерьез заговорил о перспективном феномене телевидения, которое станет основой пропагандистской машины в СССР не раньше середины 1960-х. Исследования и разработки по этой части наркомат поддерживал. Быть может, не слишком энергично? Есть и такая оценка его деятельности в наркомате.
И все-таки — первым из старых большевиков заговорил на эту тему именно он. «Телевидение должно как можно скорее выйти из стен лабораторий широко в эфир», — писал Рыков в журнале «Плановое хозяйство»[168]. И это был не просто лозунг, он подготовил вполне выполнимую программу развития телевидения — на первых порах через «большие экраны», а не домашние телеприемники. В 1936 году в наркомате решили установить на башне передающую телевизионную антенну, а в помещениях радиоцентра оборудовать первый в стране Московский телецентр. С конца 1937 года с Шуховской башни уже велись регулярные опытные телевизионные передачи.
