Наверху их встретил сильный встречный ветер. На краю останавливаться не стали. Двинулись к изрезанным морщинами гольцам. Где-то там, на подступах к ним, находилась конечная цель путешествия.
Неожиданно, как и тогда, на подходе к «Объекту», Мелвина охватило неприятное чувство, будто за ним исподтишка наблюдают. «Откуда всё это… — прислушиваясь к самому себе, в очередной раз подумал он. — Кругом голые камни. Не только человек — мышь не проскользнет незамеченной». Он выбил из пачки сигарету, закурил и, чтобы отвлечься, попросил Блэкфорда включить радио.
Из динамиков ударил разноголосый вой помех. Блэкфорд убавил громкость и занялся настройкой. Но эфир словно взбесился. Режущие слух звуки слились в сплошную какофонию, вызывая недоумение непривычным сочетанием вынырнувших из бесконечности тональностей и тембров. Сквозь плотный шумовой заслон не пробивалась ни одна станция. Какое-то время так и ехали под аккомпанемент хриплого скрежета, разбойничьего посвиста и улюлюканье всех демонов мира.
Первой не выдержала Джесси.
— Довольно, профессор! Прекратите! — взмолилась она. — Сил больше нет слушать это.
Блэкфорд выключил приемник.
— Странно! — вполголоса пробормотал он. — Что бы это могло значить…
2
Тем временем граница верхнего структурного этажа надвинулась вплотную. Места, мимо которых они следовали, в полной мере оправдывали свое название. Повсюду царили красные и коричневые тона самых разных оттенков. Одновременное сочетание бордовых, алых, сургучных и черных цветов придавало местности фантастический вид, а разбросанные по осыпям пятна рыжих железистых охр еще больше усиливали цветовой контраст.
То тут, то там вспыхивали под солнцем осколки снежно-белых и голубоватых халцедонов. Жирным смолистым блеском выдавали себя золотисто-шоколадные опалесциты. Обломки и даже целые стволы окаменевших деревьев, накопившиеся на ровной поверхности плато за сотни лет выветривания, в беспорядке лежали поверх пластов разрушенного туфа и были прямыми свидетелями некогда разразившейся здесь катастрофы. Желтые, зеленые, красные яшмы из жил и прослоев, отмытые дождями и отполированные ветром, слагали массивные, далеко тянущиеся нагромождения.
— Так почему все-таки взорвалась установка? Что недоучел Адамс и как это увязать с первыми, удачно проведенными испытаниями?.. — Эти вопросы прежде всего интересовали Мелвина.
— Мне трудно утверждать что-то с уверенностью, — издалека начал Блэкфорд. — Эффект сработал. Причем в полную силу. А этого никто не ожидал. Трудно… очень трудно восстановить, как это было. И всё же я попробую. Итак, главная причина неудачи мне видится в неисправности самого гразера. В схему закралась ошибка, и впоследствии она сыграла роковую роль. Как и предполагалось, образование вакуум-эффекта привело к искажению гравитационного поля, но не постепенному, а скачкообразному. Адамс это предвидел, но рассчитать не смог. Как всё происходило, остается только догадываться. Возможно, первичный импульс усилился гразером, а может, до этого не дошло. Возможно, действительно возникла микрочернода, о которой Адамс упоминал в дневнике. Ясно одно — эксперимент стал неуправляемым. А дальше сами знаете… Наверное, сначала был обычный взрыв. И даже не очень сильный. Но гравитационный всплеск, зародившийся несколько ранее, продолжал возрастать и через какие-то доли секунды достиг колоссальных значений. Взрывная волна на полпути затормозилась, а потом с еще большей силой устремилась к центру, вызвав тем самым повальные разрушения в лесу. Волна остановилась, по ее границе произошло замыкание части пространства, и в результате сжатия образовался протонит: сперва в виде рассеянного ореола, а потом — в конечной стадии цикла — единой массой в эпицентре…
— Скажите, профессор, а вы допускаете мысль, что в момент срабатывания вакуум-эффекта пространство — в какой-то его части — способно стать анизотропным или, другими словами, неоднородным в разных направлениях? — спросила Джесси.
— Анизотропным? — Блэкфорд подумал. — Наверное, нечто подобное могло бы иметь место в случае… скажем, в случае возникновения сфокусированного гравитационного импульса, в частности усиленного гразером. А почему это вас заинтересовало?
— Кажется, я догадываюсь, откуда взялся крест.
— Вы!.. — недоверчиво пробормотал Ланке, но тут же прикусил язык и обратился в слух.
— Да, я долго об этом думала. Крест стал для меня как бы заклятьем, замком, не открыв который, не постичь тайны «Объекта». Его видели — значит, он был. Объяснение феномену черного креста есть. И лежит оно в основах классической кристаллофизики. Пространство, конечно, в самом общем смысле можно представить в виде кристалла с однородными по всем направлениям свойствами. Скорость распространения света в такой среде одинакова по всем координатным осям: влево, вправо, вверх, вниз. А что произойдет, если с одной из осей совместить гравитационный луч? Очевидно, в этом направлении изменится результирующий гравитационный потенциал, а как следствие, кривизна пространства — времени. Изменятся свойства пространства, и оно перестанет быть однородным.
— Допустим, это так, — сказал Блэкфорд. — Но при чем тут крест?
— Согласно положениям кристаллооптики, в природе существует три вида кристаллов: изотропные, одноосные и двухосные. Изотропный кристалл однороден, и луч света распространяется в нем по всем осям с одной и той же скоростью. Абстрактная модель такого кристалла — шар с центром, соответствующим началу координат. Одноосные кристаллы являются примером анизотропии первого рода. В них вследствие особенностей атомных упаковок скорость распространения волн вдоль одной из осей отлична от двух остальных координат. Если выбранную в качестве иллюстрации сферу сплюснуть по этой оси, то она превратится в эллипсоид вращения. А это и есть модель одноосных кристаллов, причем чем больше разница скоростей, тем более уплощенный вид приобретает эллипсоид. И, наконец, двухосные кристаллы представляют собой пример анизотропии второго рода. В них все три направления характеризуются разными свойствами. Модель таких кристаллов — более сложный эллипсоид, в котором координатные оси различны. Очень эффектно выглядят кристаллы в поляризованном свете, причем каждый тип отличается своими кристаллооптическими свойствами и набором коноскопических фигур [12]. Так вот, главной коноскопической фигурой одноосных кристаллов, что больше всего подходит под наш случай, как раз и является черный крест, окруженный интерференционной радужной оболочкой. Эта фигура точь-в-точь попадает под описание Гартнера и Адамса. Видите, как всё оказывается просто. И никаких чудес…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
