— Что именно? — поинтересовался Чикуров.
— По поводу заметки о ФПГ — физически полезном голодании, которое применяет на себе Аракелян. В частности, о рецепте его антистрессового коктейля.
Игорь Андреевич вспомнил свой разговор с Латыни-сом в самолете и сказал Суичмезовой, что слышал об этом рецепте.
— От кого?
— Один товарищ из районного отдела внутренних дел — Латынис — заинтересовался им. Хочет попробовать.
— Вот-вот, одна из жертв ошибок газеты…
— Пока не поздно, скажите, я передам.
— Дело в том, — пояснила Марианна Потаповна, — что корреспондент, бравший интервью у Аракеляна, написал, что в коктейле используется настой мяты — на воде, значит. А фактически Аракелян пользуется настойкой мяты, которая продается в аптеке и делается на спирту. Это раз. Во-вторых, в газете сказано, что напиток надо пить во время голодания один раз в день тридцать граммов, фактически же следует пить три раза по тридцать граммов! Более того, корреспондент пишет, что Аракелян голодает первого, второго и третьего числа каждого месяца. В действительности же он голодает по три дня ежемесячно в дни новолуния… Представляете, люди прочитают газету и будут слепо руководствоваться прочитанным…
— Откуда Рудик узнал, что корреспондент ошибся?
— Встречался с самим Аракеляном в Москве. Тот и сказал об этом.
На доске у противников осталось по три равноценные фигуры, и выиграть кому-либо представлялось весьма проблематичным.
— Ничья? — предложил Игорь Андреевич.
— Классическая, — сказала Марианна Потаповна. — Еще одну партию?
— С удовольствием бы, но — дела, — развел руками следователь.
— В такое время? — удивилась Суичмезова.
Было около десяти часов вечера.
— Надо подготовиться к завтрашнему дню. Он обещает быть нелегким…
Марианна Потаповна не стала расспрашивать. Попрощались.
Чикуров поднялся на свой этаж. Дежурная говорила с кем-то по телефону. Увидев следователя, она произнесла в трубку:
— Одну минуточку, он как раз идет. — И протянула ее Игорю Андреевичу. — Вас.
Звонил Харитонов.
— Мне сказала секретарь, что вы завтра с утра собирались подъехать в Сафроново по мою душу?
— Собираюсь, Никита Емельянович. Дело есть. Я перезвоню вам из номера.
— Добро, — ответил Харитонов.
Чикуров взял ключ. И тут услышал голос Дагуровой, которая поднималась по лестнице:
— Как прошел сегодня матч-реванш? — с улыбкой спросила Ольга Арчиловна. — Вы на коне?
— Опять ничья.
Он подождал, пока она взяла свой ключ. Пошли в его номер вместе — должны были обсудить план допроса Рубцова-Банипартова. Игорь Андреевич перезвонил Харитонову.
— Я хочу получить вашу санкцию на арест Банипартова-Рубцова.
— Как? — удивился Никита Емельянович. — Он же утонул в Теберде!
— И всплыл в Новом Афоне, — сказал следователь. — Завтра утром капитан Латынис доставит его в Березки.
Чикуров коротко поведал прокурору района, как они вышли на преступника, как он был задержан.
— А когда собираетесь допрашивать? Небось сразу с утра? — спросил Харитонов.
— Нет, не сразу. Дадим отдохнуть, отдышаться с дороги. А то будет потом писать во все концы, что был усталый, протокол подписал не читая и так далее…
Положив трубку, Чикуров спросил у Дагуровой:
— Ну как, Ольга Арчиловна, поработаем?
Он достал тома с делом — их уже набралось пять. А сколько еще будет, неизвестно.
— Как видите, в жизни параллельные линии пересекаются, — улыбнулся Игорь Андреевич, вспомнив их давний разговор.
— Не только пересекаются, — в тон ему сказала Дагурова. — Но и переплетаются… А тут все перемешалось — «Интеграл», клиника, «Баурос», взятки… убийства. И следствие вновь придется объединить в одно дело.
Над составлением плана допроса они засиделись далеко за полночь.
Допрашивали Рубцова-Банипартова в изоляторе временного содержания.
Харитонов приехал за пять минут до начала допроса. Он был чем-то расстроен. Игорь Андреевич не стал интересоваться чем. Хотел было поделиться с прокурором, какую они решили применить тактику, но Никита Емельянович махнул рукой:
— Командуйте парадом как считаете нужным. Привели подследственного. Лицо Рубцова-Банипартова стало еще более худым. Настроение его Чикуров понять не мог. Готов ли он давать показания? И можно ли ждать правды? Рубцов-Банипартов суетливо прошел в комнату, поздоровался подобострастно, но в то же время пытался играть в независимость.
Предупредив допрашиваемого, что будет применен магнитофон, Игорь Андреевич дал ознакомиться с постановлением о привлечении его в качестве обвиняемого;
— Без очков не разберу, — сказал Рубцов-Банипартов.
Чикуров распорядился принести его очки. Подследственный прочитал постановление.
— Признаете себя виновным в предъявленном вам обвинении? — спросил Чикуров.
Рубцов-Банипартов, несколько красуясь, попытался острить:
— А что делать, если судьба подбросила мне такой кислый лимон?
— Прошу отвечать серьезно, — строго сказал Игорь Андреевич. — Речь идет чуть ли не о половине статей Уголовного кодекса.
— Да, букетик вы собрали приличный, — не унимался допрашиваемый.
— Но цветочки, с позволения сказать, выращены вами, — не выдержав, заметила Дагурова. — И эти ядовитые цветочки здорово отравили атмосферу вокруг…
— Что вы скажете? — продолжил Чикуров.
— Все, что вас интересует. Надеюсь, что мое чистосердечное признание будет учтено судом при определении меры наказания.
— Ну что ж, это благоразумно, — сказал Чикуров, еле сдерживая вздох облегчения: подследственный, кажется, не собирается отпираться.
— Помните фильм «Никто не хотел умирать»? — посмотрел почему-то на Дагурову, а не на Чикурова обвиняемый. — Я тоже не хочу… И другого пути, чем признание, не вижу. Спрашивайте!
— Давайте, Андрей Романович, будем придерживаться хронологии. Так удобнее, — сказал Чикуров. — Расскажите, когда, как и с какой целью вы из Рубцова превратились в Банипартова? — задал вопрос следователь.
— Начну с цели, — сказал обвиняемый. — Судимость в автобиографии еще не радовала ни одного кадровика. Не в почете она. Однако в жизни Рубцова такой пунктик имелся. Ведь из песни слов не выкинешь… Пока я после отбытия срока в колонии еще обретался на нефтепромыслах Тюменской области, честно зарабатывая деньги, сей факт не очень беспокоил меня. Но я решил податься в Европу. И тогда эта судимость стала смущать меня. Я прикидывал так и этак, как от нее избавиться? Представьте себе, помог случай. В Сургуте я встретил одного человека. Вернее, это когда-то был человек. Инженер, как сказал он, и, видимо, неплохой. К несчастью, этот инженер имел одну, но пламенную страсть. Бормотуха убила в нем все человеческое. Собственная жена и родные дети выписали его из его же квартиры. По словам того Банипартова, подлинного, он направлялся в Норильск, где его якобы ждали бешеные заработки. И вот — не доехал. Не хватило, — допрашиваемый потер большой палец об указательный. — Он подошел ко мне и попросил десять копеек. Мы разговорились. Я понял, что единственное достояние, какое осталось у Василия Васильевича Банипартова, — это документы. Паспорт, диплом, трудовая книжка, профсоюзный билет… Правда, на фотографиях его было не узнать…
— Он бич, что ли? — спросила Дагурова.
— Из их племени, — кивнул обвиняемый. — Бывший интеллигентный человек… Я подумал: зачем ему документы? Вот пузырь бормотухи ему был нужен позарез — руки ходуном ходили… Мне показалось, что он доживал последние недели, а может быть, и дни. Меня осенила идея: его документы станут для меня спасательным кругом… Короче, я дал ему пятьдесят рублей в обмен на паспорт, диплом, трудовую книжку и профсоюзный билет… Вы бы видели, как он обрадовался! Тут же ринулся в ближайший магазин… Больше мы не встречались… Так я стал инженером Банипартовым.
— Когда это произошло? — спросил Чикуров.
— В семьдесят четвертом году.
— А как же фотографии на документах? — поинтересовалась Дагурова.
— О, это дело техники, — ответил Рубцов-Банипартов и замолчал, ожидая дальнейших вопросов.
— Как вы попали в Березки? — продолжил допрос Чикуров.
— Не сразу. С годик поколесил по России… Сначала думал осесть в приличном городе. Но столкнулся в Ставрополе с бывшим сослуживцем из Новгорода. Он человек честный, по делу связанному с Горьковским автозаводом, не проходил, но… Он узнал меня… Нет, сказал я себе, так дело не пойдет, можно здорово подзагореть… Судьба забросила меня в Березки… В глушь…
— Бакенбарды и бородку вы отпустили уже здесь? — спросил Игорь Андреевич.
— Нет, чуть раньше. После того, как меня опознали в Ставрополе…
