Однако он тут же выбросил из головы глупые мысли. Пусть уж в подобных тонкостях копается Катон. В поисках пищи Макрон заглянул на полку над шершавой столешницей и обнаружил кусок местного сыра и несколько ломтей черствого хлеба. Усевшись на табурет, он основательно подкрепился, умышленно отводя взгляд от тела Децимуса.
Доесть сыр Макрон не успел. В коридоре послышались торопливые шаги. Сначала кто-то забежал в апартаменты префекта, а потом добрался и до кухни.
– Господин центурион!
Макрон поспешил проглотить кусок, чтобы освободить рот.
– Я здесь!
На пороге появился запыхавшийся часовой.
– Господин префект, силуры возвращаются.
Внутри у Макрона все напряглось.
– А наши парни?
– Нет, господин. Никого… – часовой не договорил, уставившись на мертвое тело, висевшее на крюке.
Даже испепеляющий взгляд Макрона не привел его в чувство.
– Закончи доклад! – гаркнул центурион.
– А? Что? – очнулся часовой. – Да, простите. Местные возвращаются с перевала. Я сам видел среди них Каратака, господин центурион.
– А римлян нет? Точно?
– Абсолютно.
– И пленных тоже? – ухватился за последнюю угасающую надежду Макрон.
– По крайней мере я никого не заметил, когда отправился к вам с докладом.
Макрон встал и, собрав остатки нехитрой трапезы, кивнул в сторону повешенного.
– Снимите его и уберите прочь отсюда.
Он уже дошел до двери в коридор, но вдруг остановился:
– Отнесите Децимуса к другим покойникам. Когда все закончится, надо похоронить ублюдка по-человечески.
– Слушаюсь, господин префект.
– Ну и чего ты ждешь? – обрушился Макрон на часового. – Хочешь, чтобы вся кухня провоняла? И не забудь убрать под ним дерьмо.
Легионер, поморщившись, оставил копье и щит у кухонного стола, за которым только что сидел Макрон, и направился к помойному ведру. Глянув напоследок на самоубийцу, Макрон осуждающе покачал головой и вышел в коридор.
С мрачным лицом он пошел к главным воротам. Если Каратак с войском возвращается с перевала, значит, можно не сомневаться, силуры разбили колонну подкрепления. То есть гарнизону не приходится рассчитывать на помощь со стороны. Боеспособных воинов остается все меньше. Мрачная перспектива, ничего не скажешь! Остается только надеяться, что дым от сигнального костра увидят далеко за пределами Брукциума и сообщат легату Квинтату, что гарнизон крепости попал в беду. Но если и так, до Глевума более шестидесяти миль, и чтобы прийти на выручку гарнизону Брукциума, Четырнадцатому легиону потребуется не менее трех дней. Макрон понимал: столько им не продержаться.
Преодолевая боль в ногах, Макрон поднялся на башню и подошел к парапету. Часовой наблюдал за долиной. По дороге к лагерю двигалось несколько тысяч вражеских воинов. Над передовым отрядом всадников развевалось знамя Каратака, а за ними следовало остальное войско. Из лагеря им навстречу бросились остальные силуры, приветствуя возвратившихся товарищей радостными криками. Когда армия Каратака вошла в лагерь, солнце садилось за вершины гор. Долина купалась в алых отблесках, а на траву и заросли вереска вокруг крепости легли длинные тени.
Защитники крепости выстроились на стене и молча наблюдали за триумфальным возвращением вражеского вождя. Макрон рассмотрел лошадей без всадников, которых вели в поводу рядом с войском. По подстриженным гривам и седлам Макрон определил, что животные принадлежат римлянам. Значит, старания Катона спасти колонну подкрепления оказались напрасными. При мысли, что друг погиб вместе с двумя фракийскими эскадронами, у Макрона екнуло сердце. Напрягая зрение, он всматривался в ряды вражеских воинов. Некоторые передвигались, поддерживаемые товарищами, других несли на самодельных носилках, сооруженных из сосновых веток и красных легионерских плащей. Наконец он увидел то, чего ожидал. В хвосте колонны шла вереница пленных. Человек двадцать со связанными за спиной руками и петлями веревки на шеях. На них были доспехи, и Макрон рассмотрел на одном из пленников нагрудную пластину и офицерский плащ. Разглядеть с такого расстояния лицо не представлялось возможным, и Макрон не мог определить, кто этот пленный офицер. При мысли, что им может оказаться Катон, сердце забилось сильнее. Но слабая искра надежды сразу погасла, сменившись леденящим душу ужасом. Какую участь готовит Каратак пленным? Если в плен попал Катон, то для него было бы гораздо лучше погибнуть в бою.
На долину спустились сумерки, и Макрон распорядился, чтобы воинам гарнизона выдали полный паек. Морить людей голодом и экономить еду бессмысленно. На сытый желудок сражаться гораздо веселее, а ведь утром придется идти в бой. В лагере силуров уже начали праздновать победу, и Макрон решил, что Каратак на радостях позволит людям отдохнуть. Так что ночной штурм крепости не грозил. Тем не менее он приказал принести скатанные постели к подножию крепостного вала, чтобы быть наготове, если враг все же решится напасть на форт.
В долине один за другим зажигались костры. В их свете было видно, как пьют силуры, до защитников крепости доносились обрывки песен и веселый смех. Самый большой костер горел перед шалашом Каратака. Силурский вождь сидел с товарищами на возвышении, где находилась трибуна, с которой можно было обозревать строевой плац. С наступлением ночи празднество не прекратилось. На небе взошла новая луна, заняв свое место среди звезд. Потом на смотровом плацу началось какое-то движение, и Макрон разглядел собирающихся вокруг костра людей. В костер подбросили дров, и желто-красные языки пламени взлетели в ночное небо.
– Центурион Макрон!
Макрон повернулся на голос, прислонившись к стене башни. При лунном свете он увидел на стене Петиллия.
– Господин центурион, вы видите? Силуры собираются штурмовать крепость. Подать сигнал тревоги?
Макрон снова глянул на склон. Если силуры и собирались идти на штурм, то почему-то не скрывали своих намерений и действовали предельно открыто.
– Нет необходимости поднимать тревогу, – успокоил он Петиллия. – Каратак и его парни просто забавляются. А наши воины пусть отдохнут. По крайней мере они будут лучше подготовлены к тому, что принесет утро, чем перепившиеся враги.
Петиллий некоторое время молчал, потом с сомнением пожал плечами:
– Как прикажете. Надеюсь, вы правы.
Его слова задели гордость Макрона, и он уже хотел обрушиться на подчиненного с отборной руганью, но вдруг понял, что нервы Петиллия на пределе, как и у него самого. Что толку осыпать его оскорблениями?
– Иди поспи, центурион, – вздохнул Макрон. – Я сам за ними понаблюдаю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
