устанавливает рабство; Сын Божий пришел, чтобы сделать людей из всех народов подлинно свободными (Ин 8:32) и раскрыть их высокое призвание быть детьми Божьими, вдохнув в них Свой Дух.
Эсхатологический подход в свою очередь позволяет выявить аспект будущего. Перед концом земной истории, на пике культа потребления меньшинства за счет эксплуатации большинства, в мире явится «царство антихриста», которое станет «духовным наследником» всех предшествующих захватнических империй[378], и в нем в крайней степени проявятся все эти беззакония и обольщения.
Но и в том эсхатологическим будущем, и в прошлых веках, и теперь уверенность в суде Божием над Вавилоном дает людям силы противостоять всевозможным искажениям истины и сохранять внутренний моральный стержень. Откр 18 возвещает, что какой бы великой ни была подавляющая мощь «империи зла», она падет и уничтожится «в один день» (Откр 18:8), даже «в один час» (Откр 18:10, 17) – как дом, построенный «на песке» (Мф 7:26–27), не имеющий под собой истинного духовного основания.
Призыв «выйти из Вавилона»
Подтверждение того, что под «Вавилоном» автор имеет в виду духовную реальность, а не обыденную бытовую, можно увидеть в Откр 18:4, в раздающемся с неба призыве «выйти» из Вавилона: «Выйди от нее, народ Мой, чтобы не участвовать вам в грехах ее и не подвергнуться язвам ее». Этот призыв, конечно, напоминает события ветхозаветной книги Исход, и позднее пророки говорили именно такие слова по отношению к историческому Вавилону («Бегите из среды Вавилона», Иер 50:8; 51:6, 45; Ис 48:20; 52:11, ср. повествование книги Исход или о бегстве семьи Лота из Содома и Гоморры, Быт 14)[379].
Но если бы Иоанн призывал адресатов буквально «выйти» из Римской империи, он бы потребовал невозможного. Даже если они смогли бы удалиться из города в малонаселенную сельскую местность или куда-то в горы, это все равно была бы Римская империя – власть империи простиралась по всему Средиземноморью, вплоть до германских и британских земель!
Из текста Откр 18:4 понятно, что не физическое перемещение играет решающую роль – Апокалипсис призывает в первую очередь к тому, чтобы «не участвовать в злых делах ее». И этот горячий призыв становится понятным и актуальным, если под «Вавилоном» понимать не определенное место, а систему ценностей и мировосприятия, определенные модели поведения и отношения к людям. В Апокалипсисе акцентируется, что верующим необходимо быть проницательными и бдительными, ведь то, что кажется допустимым компромиссом, может стать первым шагом по дороге, ведущей в пропасть.
Призыв выйти из Вавилона есть напоминание прежде всего «искать Царствия Божия и правды его» (Мф 6:33). Апокалипсис напоминает христианам об их истинном гражданстве – они являются подданными Небесного Иерусалима, и имя святого города Божия пребывает на них (ср. Откр 3:12). Поэтому, даже живя физически посреди «Вавилона», они могут духовно отгородиться от него, неся в своем сердце Небесный Иерусалим, – это близко современному понятию «внутренней эмиграции». Если сказать об этом словами Евангелия от Иоанна, верующие призваны быть «в мире, но не от мира»[380]. Как и Евангелие, Апокалипсис дает нравственные ориентиры, а каковы конкретные границы этого участия и неучастия, верующие могут определить сами…
Мера наказания Вавилона определяется по мере его грехов
Определение Вавилону звучит однозначно: город будет разрушен до основания. Разрушение города показано в тексте несколько раз с помощью разных образов – говорится и о сожжении, и о землетрясении, и о превращении в пустыню… Все это дает понять, что город постигает кара Божия. Обилие образов кары некоторых читателей смущает, однако тот факт, что «цари», «купцы» и «корабельщики» наблюдают за Вавилоном извне, находясь на расстоянии, свидетельствует о том, что Вавилон как царство зла не полностью тождественен людям, извлекавшим выгоду из отношений с Вавилоном и обогащавшимся за его счет. Падение Вавилона происходит на их глазах, они понимают, что сами оказались на волосок от гибели – это страшное зрелище предупреждает об опасности «заигрывать» со злом.
Купцы и корабельщики горюют о падении «великого города», они как бы недоумевают, почему город был низвержен так внезапно и жестоко. Но имеет ли место «жестокость» на самом деле? В тексте Апокалипсиса сказано, что Бог «вспомнил» о Вавилоне, чтобы дать «чашу гнева» Его (Откр 16:19; 14:10). Образ «чаши» как символ участи известен еще с античных времен; ветхозаветные псалмы показывают нам чашу благословения (Пс 16:5; 23:5; 116:13) и, с другой стороны, чашу горечи (Пс 75:9). Образ чаши встречался нам и в Апокалипсисе несколько раз. Помните, женщина-Вавилон держала в своей руке золотую чашу, из которой она вином своим напоила все народы (Откр 17:4; 18:3). Получается, что страшная «чаша» – это не что-то «внешнее», что Бог силой налагает на город, но это атрибут самого Вавилона! Мы можем понять, что женщина-Вавилон будет принуждена сама испить из своей собственной чаши. Другими словами, то, что она делала со своими жертвами, будет в конечном итоге обращено против нее самой (Откр 18:6). И поэтому можно сказать, что блудница Вавилон сама приготовила свое наказание.
Момент искренней скорби о Вавилоне
При прочтении текста Откр 18 может показаться, что по отношению к разрушающемуся Вавилону автор занимает однозначную позицию – он призывает верных Богу людей к радости: «Веселись о сем, небо и святые Апостолы и пророки; ибо совершил Бог суд ваш над ним» (Откр 18:20). Но именно в этот момент, когда все, казалось бы, уже разграничено на черное и белое, в тексте появляется совсем иная интонация… Давайте внимательно вслушаемся в следующие слова, обращенные к Вавилону: «И голоса играющих на гуслях, и поющих, и играющих на свирелях, и трубящих трубами в тебе уже не слышно будет; не будет уже в тебе никакого художника, никакого художества, и шума от жерновов не слышно уже будет в тебе; и свет светильника уже не появится в тебе; и голоса жениха и невесты не будет уже слышно в тебе…» (Откр 18:22–23).
Вдруг к Вавилону обращаются на «ты», нарушая привычную дистанцию, интонации смягчаются, и в обращенных словах проглядывают нотки теплоты и искренней печали. «От этих слов сжимается наше сердце. В них слышится любовь к жизни в ее чистых проявлениях и отклик на радость жениха и невесты»[381]. Перед нашим мысленным взором проходят картины простой человеческой жизни, и когда мы понимаем, что всего этого в городе больше не будет, нам открывается, насколько «будничные» моменты пронзительно красивы. Современные богословы указывают, что эти строки Откр 18 наполнены глубоким поэтическим чувством и представляют большую важность для объемного понимания провозвестия Апокалипсиса. Все эти образы – света светильника, жениха и невесты,
