Звуки шагов серого человека стихли в стороне, и тогда Сергей достал из кармана сигналку, которую ему дал Хосы, зажал зубами шнур и дернул рукой в темное небо ушла ярко-зеленая, ослепительно сверкающая ракета. Поднявшись на высоту около сотни метров, она начала издавать пронзительный, режущий свист - это был сигнал для Руслана Кимовича.
Воронцов тяжело поднялся и побрел в ту сторону, откуда полтора часа назад они с Русланом Кимовичем пришли, полные надежд. Надежды не оправдались - Катя пропала, и искать её было практически бессмысленно, хотя Сергей именно в этот момент понял - он будет её искать, всегда, всю свою жизнь, пока не найдет, живую или...
Через некоторое время Катя успокоилась, слезы на щеках высохли, и она прекратила повторять фразу про поезд. Понятно, что его надо остановить, но главное - КАК?!
Наверное, если бы у неё была возможность, если бы она могла, то взорвала, разобрала, разрушила бы рельсы - тогда поезд точно остановиться, пусть даже ценой крушения. Но что могут сделать слабые женские руки с стальными рельсами, костылями, шпалами?
"Наконец, можно завалить пути! Набросать бревен, веток, ещё чего-нибудь...", - подумала Катя, и тут же отбросила этот вариант - такое ей тоже не под силу. Какие могут быть бревна, она сейчас не поднимет и килограмма, ноги подкашиваются от голода, усталости и... и беременности! Катя за всеми разочарованиями последнего часа как-то "забыла" про ребенка, не то, что бы забыла, а скорее её мозг специально заблокировал эти мысли что бы не отвлекаться от главного, от спасения себя, а значит - и будущего малыша...
Катя начала вспоминать все, что ей было известно о поездах, о железнодорожных катастрофах, рассказы знакомых, статьи из газет и журналов. Постепенно в голове стали проявляться забытые образы, какие-то далекие, давным давно узнанные и отброшенные, как ненужные, истории. Катя даже вспомнила свое детство, то время, когда ещё отец жил с ними, и по субботам у них дома была традиция - мама вешала на стену огромную белую простыню, отец доставал из корбки старый, черный, какой-то пупырчатый фильмоскоп, ещё сороковых годов, с отливающими фиолетовым линзами и золотой эмблемой завода "ЗИФ" на боку.
В комнате гасился свет, в фильмоскопе зажигалась лампочка, и на простыне появлялся яркий желтоватый квадрат, в котором, пока отец заряжал диафильм, они с мамой показывали друг другу теневые картинки, сложенные из пальцев.
А потом начиналось настоящее волшебство. Ползли по экрану красивые картинки, мама нараспев читала подписи под ними, а Катя, затаив дыхание, следила за приключениями героев различных сказок и переложенных для детей "взрослых" романов...
Диафильмов у них было великое множество - четыре больших, полных коробки. Современному ребенку, взрощенному на видео и бесконечных мультиках, никогда не понять того счастья, которое приносили двадцать пять лет назад такие простые, в общем-то вещи, как фильмоскоп и диафильмы.
Был в Катиной коллекции целый раздел, где находились фильмы не просто сказочные, но и, так сказать, поучительные. Истории про пионеров-героев, про всяких Валей Котиков и Зин Портновых, разом отпрвлявших на тот свет по двести фашистких офицеров в годы войны, перемежались фильмами о ребятах, в мирное время совершивших какие-нибудь героические подвиги.
Вот тут-то Катя и вспомнила диафильм, повествующий о мальчике, внуке путевого обходчика, жившем на маленькой станции где-то в Сибире, и предотвратившем крушение поезда. Мальчик этот, возврашаясь поздно вечером пешком по шпалам с ближайшей речки, где он рыбачил, обнаружил размытые пути - ручей подмыл часть железнодорожной насыпи, она обрушилась, и рельсы расползлись.
Мальчик жил на полустанке, прекрасно расбирался в графике движения поездов, и знал, что через десять минут должен проследовать курьерский поезд. Не раздумывая, героический подросток разорвал на себе рубашку, сделал какое-то подобие сигнального флажка, и помчался навстречу приближающемуся поезду.
Запомнила Катя и ещё одну подробность - чтобы остановить поезд, нужно не просто махать флажком, а обязательно совершать круговые движения, и самое главное - флажок, а в темное время суток - фонарь, обязательно должны быть красными!
Мальчик из старого диафильма поступил, как и подобает пионеру-герою порезал руку и пропитал импровизированный флажок своей кровью. Машинист движущегося поезда в свете мощного тепловозного прожектора увидел отчаянно машущего красной тряпкой подростка, и включил экстренное торможение. Поезд остановился в полусотне метров от размытых путей, люди были спасены, а о подвиге мальчика узнала вся страна.
Теперь, почти тридцать лет спустя, Кате предстояло проделать то же самое - чтобы спасти свою жизнь и жизнь своего будущего ребенка. И она начала действовать.
Первым делом Катя оторвала рукав от белой блузки, надетой под кофточкой. Теперь нужно было порезать руку. У мальчика-героя был с собой складной нож. У Кати не было ничего режущего или колющего - пилка для ногтей, щипчики и прочие косметические штучки остались в сумочке, отобранной у неё ещё при похищении.
Если бы она была в городе, можно было бы попробывать найти стекло и использовать его, но здесь, в глуши, стекло, равно как и консервные банки, и прочие острые предметы, являлись великой редкостью.
Катя на всякий случай пошла бродить вдоль рельс, вглядываясь в сгустившейся тьме в промежутки между шпалами - мало ли какую острую дрянь могли выкинуть из проходящего состава.
Долго ей не удавалось ничего найти, пока наконец она не разглядела в снегу расплющенную пробку от пива или минералки. Зубчатый край пробки был достаточно острым, и Катя принялась отмывать покрытую засохшей или замерзшей грязью жестянку в снегу - все же какая-то дезинфекция.
Она ещё терла плоский кружок пробки, когда из-за дальнего, уже неразличимого в темноте леса до его слуха долетел гудок тепловоза приближался поезд, и надо было спешить.
Закусив губку, Катя закрыла глаза и изо всех сил полоснула по оголенной руке повыше кисти. Боль резанула её, но терпеть было можно, хуже, что кровь не полилась ручьем, как предпологала Катя, а лишь выступила по краю царапины. Пришлось резать по ране...
Боль теперь стала постоянной, тупой и ноющей. Кровь наконец-то пошла, и Катя принялась пропитывать ею рукав блузки. На белой материи расплывались черные в темноте, вытянутые пятна, и вскоре весь будущий сигнальный флажок стал пятнистым.
Катя стояла на рельсах, и луч света от приближающегося поезда "накрыл" её тогда, когда она ещё не закончила красить кровью лоскут ткани. Поезд приближался - запели рельсы, тугой, глухой стук разкочегаренного двигателя слышался вполне отчетливо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
