Зал конференции загудел от негодования, а я добавил: "Ну, как говорится, что с возу упало, то пропало. Против судебного решения мы едва ли что можем сделать. Но как может быть членом Литфонда человек, во-первых, нарушивший условия договора и не сделавший никакого обговоренного в соглашении "благотворительного взноса", а вместо этого, наоборот, отобравший у писателей кусок их общественной собственности! Он ведь тем самым поставил себя вне устава МЛФ, вне коллектива честных арендаторов, то есть вне Литфонда. Оставлять ли его в Литфонде — решать вам".
Конференция, горячо поспорив, не стала ставить этот вопрос на голосование, и я в кулуарах во время перерыва полюбопытствовал — почему? Ответы были разные. Игорь Тюленев резонно заметил, мол, только что прошло телешоу "Имя Россия", где имя Сталина фактически заняло первое место. А ведь Евтушенко внёс своими юношескими стихами о Сталине ещё при жизни вождя неоценимый вклад в поэтическую Сталиниану: "Рука бы не поднялась за такую заслугу перед Отечеством исключать его из Литфонда!"
А другой делегат, кажется, Виктор Смирнов из Смоленска, заявил, что израильский кнессет недавно выдвинул кандидатуру Евтушенко на Нобелевскую премию за стихотворенье "Бабий Яр": "А вдруг получит? С этими нобелями, если вспомнить Пастернака, Бродского, Солженицына, лучше не связываться!" Но как нагло передёргивает слова и аргументы моей речи "Литгазета"! Совести нет — и ничего не боятся, знают что СМИ в их руках, что нам негде заведомую ложь опровергнуть.
Далее в моей речи был кусок текста о том, что одновременно с Евтушенко "Ю. Поляков, построивший на выделенном ему в 1998 году участке дачу и обещавший своё новое строение поставить на баланс Литфонда (тому есть много свидетелей. — Ст. К. ) тоже в 2003 г. подал заявление в тот же суд, с тем же требованием "передать ему участок с дачей в собственность".
А в исковом заявлении писатель-сутяга объяснил причину своего иска так: "По договору мне была гарантирована пожизненная аренда возведённого мной дома. Строительство дома было закончено в установленные сроки, затрачено на строительство более 120 тысяч долларов США, однако генеральным директором МЛФ указанный договор (пожизненной аренды. — Ст. К.) не был оформлен надлежащим образом, что сделало договор юридически ничтожным".
Углядел крючкотвор юридическую неточность и воспользовался! Дал обещание — взял его обратно, он ведь хозяин своего слова. Документа о "благотворительном взносе", как Евтушенко, Поляков не подписывал. А слово к делу не пришьёшь. Как приятно облапошить доверчивых соратников по литературе, товарищей по Литфонду, соседей по Переделкино! Разве кто из них мог подумать, что сам Председатель Литфонда, главный редактор газеты, ратующей за честь и достоинство литературы, обманет своих друзей-писателей?
Наивные люди, вы что, не знаете, что одна земля этого участка безо всяких дач стоит более миллиона долларов? И вы хотите, чтобы Поляков после себя оставил его какому-то Литфонду? А сама история поляковского строительства есть настоящий "Плутовской эпос" (название беру из "ЛГ", извините). Рядом с поляковским участком, где он построил на фундаменте сгоревшей дачи, ранее принадлежавшей Римме Казаковой, свою первую дачу, стояла небольшая дачка, так называемая "сторожка", в которой жил отнюдь не сторож, а зам. главного редактора журнала "Вопросы литературы" Н. Анастась-ев. Поляков, став в 2003 г. председателем МЛФ, предложил Анастасьеву дачу Личутина, а Личутину подыскал более просторный участок, с более удобной дачей, покойного Поженяна. А чтобы Анастасьев не артачился, ему даже земли прибавили. После этого Поляков созвал бюро Литфонда и доложил, что у него семейные проблемы с жильём (дочери нужна дачка), и потребовал дать ему в аренду опустевшую скромную дачку-сторожку Анастасьева. Затем снёс её (то есть уничтожил литфондовское имущество) и на этом месте построил вторую дачу — для дочери. Вот какую классную рокировку осуществил наш великий комбинатор! Какой мат Литфонду поставил! Вот это — настоящий "плутовской эпос"!
Я вообще думаю, что в новый устав Литфонда надо обязательно вставить пункт о том, что всякий член Литфонда, всякий переделкинский арендатор, нанёсший организации существенный материальный ущерб, посягнувший на общественную собственность, тем самым выводит сам себя из литфондовско-го товарищества и автоматически, безо всяких решений бюро, безо всяких дискуссий, исключается из Литфонда. Делая такой выбор, он исключает из Литфонда себя САМ. Ты становишься собственником и чужим человеком для всех нас. Это же абсурд, что Поляков и Евтушенко после выигрыша у Литфонда судебных исков остаются членами Литфонда, платят, пользуясь литфон-довскими льготами, за землю, за метраж, за коммунальные услуги по льготным ценам. Сразу же на следующий день, как они выиграли суд против ЛФ, их надо было перевести на коммерческие расценки, которые в несколько раз выше льготных.
Передо мной лежат документы, свидетельствующие, что "существующая арендная плата (за дачную жизнь в Переделкино. — Ст. К.) составляет лишь 22,53% от расчётной", что на содержание городка писателей Переделкино Международный литературный фонд ежегодно перечисляет "дирекции по эксплуатации" около полутора миллионов рублей. Но почему собственники типа Евтушенко и Полякова платят, как все остальные арендаторы, лишь 22,53% от реальной расчётной платы за свои дачи и участки, — я не понимаю. Это вершина экономического абсурда. А когда приватизатор Евтушенко негодует по поводу решений нашей конференции, заботится об "интересах Литфонда", льёт крокодиловы слёзы — это вершина юридического абсурда!
Подлую роль в приватизации поляковской и евтушенковской усадеб сыграла Н. Кондакова. Она с доверенностью на ведение общих дел (для такого важного судебного дела ей должна была быть выдана специальная доверенность), подписанной уходящим в отставку Огневым (его сменил Поляков), пришла 30.1.2003 г. в Видновский городской суд втайне от членов бюро и президиума Литфонда и вместо того, чтобы защищать его интересы, "подарила" приватизаторам переделкинские дачи с участками.
В "поляковском" решении Видновского городского суда от 30.1.2003 г. сказано, что "представитель международного Литфонда Кондакова Н. В. иск полностью признала", что Литфонд "прав Полякова Ю. М. на возведённые им строения не оспаривает и на них не претендует". Об иске Евтушенко в решении суда сказано так: "С согласия МОБОП Литфонд он перестроил старые и возвёл новые строения за свой счёт", с ним раньше был "договор аренды, по которому он получил в пользование щитовую дачу" (где она? — Ст. К.). "Кондакова иск полностью признала" и пояснила, что организация МЛФ "прав истца на возведённые и перестроенные им строения не оспаривает".
Будь на месте этой лжесвидетельницы честный человек, который заявил бы суду, что Евтушенко по соглашению с Литфондом обязался передать Литфонду "в собственность в качестве благотворительного взноса" всё, что он пристроил и надстроил, а Поляков при многих свидетелях не раз заявлял, что поставит свой отстроенный особняк на баланс Литфонда и что дача ему и так
даётся пожизненно, никакой суд не посмел бы вынести решение в пользу ловких истцов, видимо, находившихся в сговоре с Кондаковой. В один день, в одно время, в течение одного заседания эта троица обтяпала постыдное судебное дело… А лжесвидетельство (или недопустимое превышение полномочий) Кондаковой вообще на уголовщину тянет. И срока давности не имеет.
Последний раз мы откровенно поговорили с Поляковым в декабре 2008 г. на исполкоме МСПС, на котором Сергей Владимирович Михалков снял Кузнецова с должности первого секретаря исполкома.
Был перерыв, и я с несколькими членами исполкома сидел в бывшем кабинете Кузнецова.
Открылась дверь, и совершенно пьяный Поляков подошёл к столу и сел напротив, прожигая меня взглядом.
— Станислав Юрьевич! Я вас печатал! "Литгазета" щедро отметила ваш юбилей. Почему вы подвергаете сомнению моё право на собственность в Переделкино?
— Ну и что, Юрий Михайлович, что вы меня печатали. Я ваш роман тоже печатал, но при чём здесь Переделкино? Право на собственность Вы обрели благодаря лжесвидетельству Кондаковой.
— Но суд признал законным моё право на собственность!
— Плевал я на такой суд, Юрий Михайлович!
— А я вашу маляву, где вы просите для себя дачу в Переделкино, напечатаю!
— Пожалуйста, Юрий Михайлович, пусть писатели знают, что переделкинскую дачу я жду уже четверть века.
Он встал, хлопнул дверью и, покачиваясь, вышел. Переверзин, я, Василенко, Коноплянников и др. сидели и долго удручённо молчали… А маляву он не решился напечатать, но вспомнил о ней в пасквиле на нашу конференцию — в репортаже "Плутовской эпос", где обо мне сказано, как о "пишущем жалобные заявления с просьбой дать хоть какую-то дачку, а то стихи сочинять негде (образчик такой "малявы" имеется в редакции)".
