— Среди пыли и пауков ворчун послал тебя ко всем чертям. — Роберт сделал глоток вина. — Я спускаюсь к нему несколько раз в год. Но ворчун никогда не меняется, и в конце концов изменился я.
— Ты знаешь, какие именно функции выполняет машина? — спросил я.
— Да кто его знает, для чего вся эта чертовщина была создана? Качает воду. Это понятно. Но говорят, что все, созданное Зодчими, выполняло десять различных функций. Мой отец лет шестьдесят в подвал не заглядывает, его отец вообще не касался этой машины, так же, как и его отец. Это принадлежит миру, который лучше забыть. Геллет должен был тебя этому научить.
Вкус вина сделался кислым. Солнце Зодчих проникло даже в эту летнюю ночь в замок на Лошадином Берегу. В любом случае Роберт был неправ. Зодчие не исчезли, мы не можем забыть их. Их призраки живут эхом, отраженным машиной в нашем подвале, их глаза наблюдают за нами сквозь облака, мы ведем наши ничтожные войны в их тени. Возможно, мы затеваем эти войны по их наущению, чтобы было чем себя занять, чтобы думали о настоящем моменте, а не о том, который наступит.
— Геллет многому меня научил. Мы — дети в мире, который нам не принадлежит и который мы не понимаем. Мы в этом мире одиноки, победим мы или проиграем — всецело зависит от нашей воли. От того, насколько я позволю этой воле развернуться. И в нужный час никто не придет на помощь. — И есть вещи совершенно не подвластные твоей воле, даже если ты зажжешь новое солнце на земле и разрушишь в прах горы.
Я задумался о Геллете, о призраках, которых Челла извлекла из моей памяти. С той грозовой ночи, когда мое тело изодрал терновник, меня преследовало то плохое, что сделали мне, но после Геллета я понял: меня может преследовать то плохое, что я сделал другим.
Мертвый ребенок наблюдал за мной, убитый ударом о зубчатую стену башни, кровь и волосы, как у Уильяма, убитого о мильный камень, свет звезд отражался в его глазах. Еще один призрак, еще одна несчастная душа, ищущая упокоения.
— Ты так и не приехал. Я думал, ты приедешь за мной. — Сотню раз я представлял, как дядя Роберт приедет в Высокий Замок, а с ним кавалерия дома Морроу, и он потребует ответа за смерть сестры, потребует отдать ему племянника, чтобы увезти его домой. — Если бы Морроу приехали, чтобы отомстить за смерть моей матери, то не было бы Геллета. — Не было бы скитаний по дорогам. Рек крови. Мертвого ребенка, наблюдающего за мной.
Роберт молча крутил в руке кубок.
— Ты сбежал из Анкрата раньше, чем новость о гибели Роуаны дошла до нашего замка. Олидан не спешил оповестить нас о печальном событии, и слухи распространялись медленно.
— Но ты не приехал. — Старая обида и злость вспыхнули во мне с новой силой, и я быстро отошел к лестнице на тот случай, если они вырвутся наружу огнем. Я поднимался сюда королем, человеком, отягощенным пятнадцатью годами жизни, а сейчас во мне кричал обиженный рассерженный ребенок.
— Йорг…
— Нет! — я затряс рукой, требуя, чтобы он оставался сидеть там, где сидел: мне показалось, что воздух накалился. Я не ожидал, что воспоминания вызовут во мне буйство обиды и злости.
Я побежал по ступеням вниз, не желая и боясь окрасить руки кровью моего второго дяди.
* * *
На следующее утро мы попытались загладить неприятный исход нашей вечерней беседы, но любезности и пустые слова только воздвигли новые барьеры, вместо того чтобы смести все старые. Я не позволил Роберту продолжить разговор, перевел его на Ибн Файеда и Каласади. Я достаточно долго мстил за мать и Уильяма, но оказалось — есть еще два человека, которые едва не лишили меня всей моей семьи: дяди, бабушки, деда. Более того, математик раскрыл мой секрет и хладнокровно предпочел отнять их у меня прежде, чем они узнали о моем прибытии. Он предпочел отравить разом всех родственников моей матери и посмотреть, как я умру, приняв на себя чужую вину. И в этом не было злобного коварства — чистый расчет, я пригодился, чтобы сбалансировать это уравнение. Оставить все так, как есть, было бы неправильно.
Роберт попытался отговорить меня от мести.
— В свое время Ибн Файед придет сюда и растратит здесь все свои силы. Это будет для него возмездием. — Но у меня возник план незамедлительных действий. Месть — легкий путь, хотя часто кажется крайне сложным.
Наконец я покинул своих родственников, загорелый, ставший еще выше ростом, с большим запасом провизии, нагруженный подарками. Моя седельная сумка раздулась соблазнительно для любого бродяги или головореза. При себе я хранил то, что было особенно значимо для меня. Медную шкатулку с узором в виде терновой ветки, кольцо Зодчих и оружие, которое убило Фекслера Брюза эффективнее, чем девятьсот предыдущих лет, твердая и тяжелая глыба, прикрепленная ремнями к плечу.
Я всегда расценивал «нет» скорее как вызов, нежели ответ.
Но самым ценным из моих сокровищ было предупреждение, если хотите — мантра: «Не открывай эту коробку. Откроешь, и моя работа насмарку. Откроешь, и тебе конец».
Никогда не открывать шкатулку.
Ты не заметишь, как брат Грумлоу всаживает в тебя нож, просто, когда будешь падать, увидишь печаль в его глазах.
45
ДЕНЬ СВАДЬБЫ
Удар каменной глыбы о стену заглушил мои слова. Щит, висевший на крюке, с грохотом упал на каменные плиты, подняв облако пыли.
— Ворота не выдержат, — говорил я.
— Тогда мы будем драться с ними во внутреннем дворе, — заявил сэр Хебброн.
Я не стал напоминать ему: когда четыре года назад он сдался мне в этом самом дворе, у меня за спиной были только Гог и Горгот, а сейчас в наши ворота ломились четырнадцать тысяч солдат принца Стрелы.
Если бы Коддин был здесь, он бы первым заговорил о сдаче. Но не из страха, а из сострадания.
Когда нас бы вынудили отступить в цитадель, он, вероятнее всего, вызвался бы вести переговоры, и одним из условий обязательно стало бы — сохранить жизнь простым людям, которые укрылись за стенами замка.
Но Коддина не было здесь.
Мертвый ребенок наблюдал за мной из тени в углу, с каждый годом он становился старше и печальнее. Я мельком бросил на него взгляд, показалось, что он что-то говорит, но когда я посмотрел на него, он молчал, плотно сжав синие губы.
Кто осмелится надеяться на победу, если его смерть наблюдает за ним из мало-мальски густой тени? Это был не чей-то, а мой призрак, не подлые шутки Челлы, не посланец Мертвого Короля, а молчаливое и печальное напоминание о преступлении, которое даже шкатулка Лунтара не могла сохранить в полной тайне.
Маленькая шкатулка Лунтара ничего не способна хранить в полной тайне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
