Опять внутренней рифмой человеческий и пейзажный планы музыкально слиты. И лишь «дорезала» окончательно очеловечивает картину. Убийство у Лермонтова: «его убийца» вместо первоначального «его противника». Убийство у Кольцова: «дорезала» – разбой.
В народно-поэтических образах Кольцова выражен тот же смысл, что в политических инвективах Лермонтова:
Знать, во время снаК безоружномуСилы вражиеПонахлынули.
Воскресает старая народная легенда (она бытует не только у славян, но в романском и германском эпосе) об убийстве безоружного спящего героя, не случайно использованная Кольцовым. Речь идет опять-таки об убийстве. И еще об одном. Ведь именно здесь абсолютно сильный оказывается абсолютно бессильным. Отсюда эти антонимичные образы:
С богатырских плечСняли голову —Не большой горой,А соломинкой…
Гений абсолютно силен, как никто, в жизни, в бою, в творчестве, для него абсолютно исключены дела низости и коварства – это не его стихия. Повторяется история пушкинского Моцарта.
В «Лесе» Кольцова немало многоточий. Они создают своеобразное силовое поле, воздух произведения, как бы отпускают на свободу наши ассоциации, открывают возможность для выхода дум и чувств за рамками произведения. Многосмысленно и завершающее многоточие. Оно не завершает, не замыкает наше чувство в пределах стихотворения, дает ему продолжение, дает выход горечи, вопросу, недоумению. Вечному недоумению…
И. Анненский
А. Н. Майков и педагогическое значение его поэзии
Отрывки из статьи
<…> Я считаю очень полезными при эстетическом изучении поэта самые разнообразные сопоставления не только целых пьес, но даже отдельных отрывков и отдельных выражений его с другими, напоминающими их поэтическими и вообще художественными явлениями. Например, при разборе заключительного шестистишия в I сонете Мицкевича очень поучительно было бы сравнить его с соответствующим отрывком из пушкинского «Пророка»:
И внял я неба содроганье… —
и т. д.
Полезно сравнивать с точки зрения искусства два поэтических перевода одной и той же пьесы: например, Майков и А. К. Толстой – оба перевели известную гейневскую вещь «Nun ist es Zeit dass ich mit Verstand» («Buch der Lieder»[32]).
Майков еще в 1857 году, а Толстой для 5-й части гончаровского «Обрыва», т. е. в первой половине 70-х годов. Перевод Толстого гораздо точнее по размеру и строфичности. Майков не обратил внимания даже на личный характер пьесы.
Ich hab’ so lang als Komödiant,Mit dir gespielt die Komödie.[33]
При изучении поэта в школе полезно, мне кажется, выписывать выдающиеся отрывки, строфы, выражения, отдельные фигуры и метафоры, если в них отпечатлелось что-нибудь интересное и поучительное в смысле выразительности речи, оригинальности или поэтичности картины, красоты созвучий, изображения, символа. У нас принято заучивать целые стихотворения, подчас очень длинные. Но мы должны, по-моему, считаться с тем безусловным фактом, что с развитием книги память на слова-звуки слабеет и что нам приходится жить более зрительной памятью начертаний. Вот отчего, особенно если принять во внимание растущий фактический материал наших программ (по физике, по истории, по древностям), я бы не настаивал на заучивании наизусть больших стихотворных пьес. Было бы правильнее ограничиться запоминанием только отрывков по тому или другому критерию или теоретическому требованию.
Вот для примера различные типы поэтических отрывков из Майкова.
А. Вопросы.
1) Лирический вопрос, соединенный с картиной.
Кто скажет горному орлу;Ты не ширяй под небесами,На солнце гордо не смотри.И не плещи морей водамиСвоими черными крыламиПри блеске розовой зари?
Ср. у Пушкина.
.
Зачем арапа своегоМладая любит Дездемона?..Затем, что солнцу и орлу,И сердцу девы нет закона.
2) Вопрос, соединенный с контрастом.
Зачем давать цвета и звукиЧертам духовной красоты?Зачем картины вечной мукиИ рая пышные цветы?
Ср. у Лермонтова – «Любовь мертвеца».
3) Вопрос описательный.
Пар полуденный душистыйПодымается с земли…Что ж за звуки в серебристойВсе мне чудятся дали?
4) Вопрос безнадежности.
Примером может служить второй куплет известного стихотворения (напечатанного когда-то в «Складчине») под названием «Вопрос».
Мы все блюстители огня на алтаре.
5) Вопрос эпический (столь частый в славянской и новогреческой поэзии).
И тоскуют и крушатся…Все о том, что не доходятВести в адские пределы —Есть ли небо голубое?Есть ли свет еще наш белый?И на свете церкви божьи… —
и т. д.
Ср. у Майкова же «Белорусскую песню», а также нашу классическую народную былину «Птицы» или «Девку-семилетку».
Б. Вот примеры поэтических олицетворений.
1) Простых.
А вкруг – без цели, без следа,Несясь неведомо куда,И без конца, и без начала,Как будто музыка звучала,И, сыпля звезды без числа,По небу тихо ночь плыла.
Даль звенит… Кого-то кличет,Точно нимфа из-за волн …Точно всхлипывают волны,Лобызать кидаясь челн.
Здесь надо обратить внимание на звуковую живопись (Klangmalerei) подчеркнутых слов, а для картины вспомнить «Медного всадника».
2) Сложных.
Примеры представляются двумя стихотворениями Майкова, из которых каждое представляет мифологическую картину:
«Над необъятною пустыней океана».
«Денница».
3) Эпических.
Похвалилася Смерть в преисподней,Огород городить собралася;Что в своем ли она огородеНе дерев-кипарисов насадит,А лихих молодцов-паликаров;И не розанов вкруг их душистых, —А румяных девиц белогрудых.
Ср. подобные же изображения в наших былинах и сказках (дома Соловья-разбойника и Бабы-яги) и у Тургенева: «Крокет в Виндзоре».
В. Примеры сравнений.
1) Количественное.
Монах, как будто львиной лапой,Толпу угрюмую сжимал.
2) Качественное.
И в умилении святомВокруг железные бароныВ восторге плакали, как жены;Враг лобызался со врагом;И руку жал герой герою,Как лев косматый, алча бою.
3) Картинное.
Дождик лил сквозь солнце, и под елью мшистойМы стояли, точно в клетке золотистой.
4) Соединенное с олицетворением.
Маститые ветвистые дубы,Задумчиво поникнув головами,Что старцы древние на вече пред толпамиСтоят, как бы решая их судьбы.
Г. Пример метафор, основанных на синкретизме ощущений:
Песни, словно гул в струнах,Грудь мне наполняют,Улыбаются в устахИ в очах сияют.
И голос соловья в саду звучит и блещет.
В заключение моей статьи я попробую дать опыт эстетического разбора одной из пьес Майкова в виде программы для гимназического урока в одном из старших классов.
Читаются майковские «Валькирии».
Вслед за декламацией, где должно быть выражено постепенное нарастание чувства и его замирание, предлагается иллюстрация текста и краткий мифологический комментарий.
Затем следует анализ.
Размер: двустопный амфибрахий, усеченный на конце каждой третьей строки – отсюда деление пьесы на тристишия.
Другие русские баллады, написанные амфибрахием (у Жуковского, Пушкина, Лермонтова).
Отличие «Валькирий» от этих баллад по ритмическому составу: краткость строк, отсутствие замыкающих рифм, особенность в строфичности. Простота и бедность, сухость изображения – отсутствие живописных моментов (сравнений, лирических имен). Отсутствие союзов, кроме и, простота синтаксического строения. Мужественный, суровый тон пьесы (отсутствие уменьшительных и междометий, архаизмы: крыл, ударенье…). Отрывочность и пять примеров asyndeton.[34] Музыкальный элемент пьесы.
В центре пьесы стоит призыв валькирий: «В Валгаллу! В Валгаллу!»
Этим, вероятно, объясняется и самый размер стихотворения: по крайней мере, всего естественнее и звучнее он кажется нам в этом восклицании.
В музыкальном (лирическом) отношении пьеса представляет три части: 1) интродукцию – первые три куплета; 2) постепенное crescendo[35] до 10-го тристишия (fortissimo),[36] а затем четыре куплета diminuendo[37] до конца пьесы.
Introduzione. Piano[38]
Тристишия.
