— Ты обещаешь?
— Во имя их дорогих жизней, обещаю тебе это!
Глиндон взглянул на него и поверил. Он тихо прошептал адрес дома, куда его роковое присутствие уже навлекло отчаяние и смерть.
— Будь благословен! — страстно вскричал Занони. — Как! Неужели ты не замечал, что у входа во все высшие миры стоят существа страха и ужаса? И даже в этом мире никто никогда не оставлял области привычек и предрассудков, не чувствуя сначала, что его охватывает непреодолимый безымянный ужас? Всюду вокруг тебя, всюду, где человек трудится и стремится к своей цели, в келье мыслителя, в собрании демагогов, в стане воинов — всюду, хотя люди его и не замечают, их стережет невыразимый ужас, мрачный и угрожающий. Но только тогда, когда ты осмеливаешься подняться над собой духовно, Призрак становится видим, и он никогда не перестанет преследовать тебя до тех пор, пока ты не перейдешь в бесконечность, как серафим, или не возвратишься, как ребенок, к обыкновенной жизни! Но ответь мне на один вопрос. Когда ты старался остаться верным какому-нибудь добродетельному решению, принятому спокойно, и когда Призрак вдруг появлялся перед тобой, когда его голос шептал тебе об отчаянии, когда его мертвенный взгляд старался запугать и отбросить тебя в жизнь интриг или кутежей, во время которых он исчезал, оставляя тебя на растерзание врагам, более безжалостным, чем он сам, противился ли ты когда-нибудь Призраку и охватывавшему тебя страху? Говорил ли когда-нибудь: "Что бы ни случилось, я хочу быть верен добродетели"?
— Увы! — сказал Глиндон. — Я совсем недавно осмелился это сделать.
— И ты почувствовал, что Призрак становится неясным, а его власть слабее?
— Это правда.
— В таком случае радуйся! Ты преодолел истинный ужас этого таинственного испытания. Решимость есть первая победа. Радуйся, потому что ты сделал первый шаг на пути к изгнанию Призрака. Ты не принадлежишь к числу тех, которые, отрицая будущую жизнь, делаются жертвами неумолимого Ужаса. Когда же люди поймут наконец, что Великая Религия так сурово настаивает на необходимости веры не потому только, что вера ведет к будущей жизни, но и потому, что без веры нет ничего хорошего в этой жизни! Без веры нет совершенства и в этом мире. Вера — это нечто более мудрое, счастливое, божественное по сравнению с тем, что мы видим на земле. Артист зовет ее Идеалом, священник Верой. Идеал и Вера тождественны. Вернись, заблудший, пойми, как много прекрасного и святого в обыкновенной жизни! Прочь, ужасный Призрак! Назад, в твое мрачное жилище! А ты, лазурное Небо, улыбнись и излей покой на это детское сердце, успокой его лучом твоей утренней и вечерней звезды, звезды Воспоминаний и Надежды!
Говоря таким образом, Занони положил руку на пылающий лоб своего изумленного и возбужденного собеседника. В то же мгновение им овладел род экстаза: ему казалось, что он возвратился на родину своего детства, он снова был в маленькой комнате, где около его колыбели мать смотрела на него и молилась. Эта детская комнатка была ясно видна ему, и ничто в ней не изменилось. В углу стояла простая постель, на стенах — полки со священными книгами. Рядом мольберт, на котором он впервые пытался передать свой идеал, — холст покрыт пылью и разорван в нижнем углу справа. Из окна виднеется вдали старое кладбище; солнце весело глядит сквозь ветви тисовых деревьев; он видит сквозь зелень могилу, где лежат рядом его отец и мать, и шпиль колокольни, устремленный в Небо — в этот символ надежд тех, кто доверил свои бренные останки земной пыли; в его ушах раздается праздничный благовест колоколов. Видения ужаса далеко отлетели от него; молодость, детство, самые первые годы жизни возвратились к нему с их невинными радостями и надеждами, ему казалось, что он падает на колени, чтобы молиться. Он проснулся... Он проснулся с чудными слезами на глазах: он чувствовал, что Призрак исчез навсегда. Глиндон оглянулся вокруг: Занони не было, а на столе лежала записка, чернила которой были еще влажны:
"Я найду средства помочь тебе бежать. Сегодня вечером, ровно в девять часов, лодка будет ждать тебя на реке перед этим домом, лодочник отвезет тебя в убежище, где ты можешь в безопасности ждать конца этого Царства Террора, которое кончается. Не думай более о чувственной любви, которая соблазнила и чуть ли не погубила тебя. Она изменила бы тебе и уничтожила тебя. Ты безопасно возвратишься в свое отечество; тебе остаются еще долгие годы, чтобы обдумать прошлое и исправить его. Что касается будущего, то пусть твое видение будет твоим руководителем и твои слезы — твоим крещением!"
Глиндон буквально исполнил эти предписания и убедился в их благотворности и справедливости.
X
ЗАНОНИ К МЕЙНУРУ
"Она в одной из их тюрем, их ужасных тюрем. Это приказание Робеспьера. Я открыл, что Глиндон причина этого. Вот какова была ужасная связь их судеб, которую я не мог распутать, но которая, до тех пор, пока не оборвалась, как теперь, закрывала от меня Глиндона так же, как и ее, густым туманом. В тюрьме! В тюрьме! Это дверь в могилу! Суд и неизбежная казнь, следующая за таким судом, произойдут через три дня. Тиран назначил десятое термидора днем исполнения всех своих кровавых планов. Смерть невинных наведет ужас на город, а в это время его сторонники уничтожат его врагов. Мне остается одна надежда: что власть, которая будет судить теперь этого судью, сделает из меня орудие для ускорения его падения. Мне остается только два дня! Дальше тьма и одиночество. Я еще могу спасти ее. Тиран падет накануне дня, назначенного им для резни. Я в первый раз вмешиваюсь в борьбу и интриги людей; мой дух порывает с моим отчаянием — он во всеоружии и готов к борьбе. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Около улицы Сент-Оноре собралась толпа — только что арестовали по приказу Робеспьера одного молодого человека. Все знали, что он служит у Тальена, предводителя оппозиции в Конвенте, врага, на которого тиран не осмеливался нападать до сих пор. Этот случай вызвал большее волнение, чем обычный арест во время Царства Террора. В толпе было много друзей Тальена, много врагов тирана, наконец, много людей, уставших созерцать, как тигр таскает все новые и новые жертвы в свое логовище. Слышался глухой и зловещий ропот, глаза, налитые ненавистью, глядели на офицеров, когда они схватили юношу, и, хотя люди не смели открыто сопротивляться, последние ряды теснили передние и мешали продвигаться арестованному и его стражам. Молодой человек пытался бежать, и отчаянным усилием ему удалось вырваться из рук конвоя. Он бросился в толпу и исчез в ее рядах, которые сомкнулись за ним. Но вдруг раздался лошадиный топот. Разъяренный Анрио и его свита врезались в толпу, которая в испуге рассеялась, и пленник был снова схвачен одним из солдат Робеспьера. В эту минуту чей-то голос шепнул пленнику:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
