Присущая ей честность в поступках, даже в том случае, когда поступок можно было расценивать двояко, не позволила ей промолчать о своем отчете. В тот же вечер она зашла в райком партии и сообщила Саламатову о том, какой характер носит ее отчет. Что бы ни говорил Саламатов, она-то знает, что лишь стыд от сознания своей неудачи удерживает Нестерова на Сполохе. Так будет ли и дальше секретарь райкома поддерживать Нестерова в его упорстве?..
На следующий день она выехала на рудник Сердце-камень.
Она ехала на рудник не только потому, что там теперь находилась основная база экспедиции. Она ехала еще и потому, что ее все время угнетало беспокойство, причин которого она не понимала, и единственным близким человеком для нее был теперь Суслов: может быть, он успокоит ее.
Варя ехала верхом на маленькой косматой лошадке, оставленной Иляшевым в экспедиции. Лесная лошадь все еще не могла привыкнуть к широким дорогам, к звону проводов на столбах и норовила сойти на боковые тропки. Было сухо и жарко. Трава на низинах и в вырубках выросла чуть не в рост всадника, головки пырея хлестали Варю по лицу.
Дорога, которую она оставила зимой пустынной, теперь была полна шума и движения. С рудника и на рудник вереницей шли машины. Одни везли темную вольфрамовую руду к пристани, другие спешили за грузом. Появилось много незнакомых людей. Варю обогнало несколько легковых машин с военными, которые пристально и удивленно оглядывались на нее, один даже помахал фуражкой. И с рудника также ехали какие-то военные и штатские. Раньше в городок приезжали большей частью «толкачи» по бумажным делам; их Варя научилась узнавать за километр по суетливости и резким жестам. Новые люди были степеннее, важнее. Видно было, что и дела у них особой важности. И Варя подумала с завистью, что вот Суслов за эти месяцы стал видным человеком, хозяином большого дела. Чего же добилась она?
Возле рудника Варю обогнал Саламатов. Он ехал в открытой машине с каким-то человеком в очках, в резиновом плаще с капюшоном. Из-под распахнутого плаща виден был коричневый костюм со множеством карманов, из которых, словно газыри, торчали самопишущие ручки, карандаши, окованные металлом, на груди теснились перекрещенные ремни от фотоаппарата, бинокля, планшета, походной сумки и черт его знает еще от чего. Саламатов остановил машину и окликнул Варю:
— Вы тоже на торжество?
— Какое торжество?
— Значит, вы еще не знаете? — Он удовлетворенно вздохнул и сказал с чрезвычайной важностью: — Сегодня Лукомцев вскрыл вторую вольфрамовую жилу! — Помолчал немного, как будто не замечая того странного впечатления, какое произвели его слова на Варю, и другим, веселым голосом объяснил: — Нет, вы только подумайте, ведь этот Лукомцев добился своего! В две недели пробил шахту на заданную глубину и нашел-таки новую жилу! Вот и говорите после этого, что никакого особого чутья у старых горщиков нет!
А Варя сидела на коне бледная, неловкая, боясь, что, если конь переступит с ноги на ногу, она не удержится в седле. Ах, Андрей, Андрей, ну что бы тебе повременить с этой удачей? Ведь это же удар в мое сердце, а оно и так уже давно болит!
Его спутник, внимательно разглядывавший Варю, подтолкнул исподтишка секретаря, и Саламатов сказал:
— Познакомьтесь, Варвара Михайловна, вот везу корреспондента из центра. Скоро наш Иван Матвеевич и Лукомцев загремят на весь Союз.
Корреспондент улыбнулся с приятностью и особой важностью, словно только от него и зависело, чтобы Иван Матвеевич Суслов, и Саламатов, и даже Варя стали известны во всем Союзе. Достал какой-то необычайный портсигар из блестящего металла, раскрыл его, предложил папиросу Варе и Саламатову. Саламатов исподтишка подмигнул Варе: смотрите, мол, вот сейчас увидите. Корреспондент щелкнул портсигаром, закрывая его, и вдруг с другой стороны открылась зажигалка, сразу же вспыхнул огонек.
— Трофейный, — небрежно сказал корреспондент, укладывая портсигар в один из бесчисленных карманов. — Получил в подарок на фронте. Кстати сказать, — усмехаясь над самим собой, добавил он, — безотказно действует на всех билетных кассирш. Я для того, собственно, его и таскаю. А вообще-то говоря, пустяковая вещь. Хорошо, что мы такой чепухой не занимались, — зато наши пушки куда лучше.
— Вы давно были на фронте? — спросила Варя с той жадностью, с какой в те дни спрашивал каждый.
Но корреспондент уловил что-то еще в этом вопросе и взглянул на Саламатова.
— Варвара Михайловна только что из таежной экспедиции.
— Последний раз был три недели назад, когда мы гнали гитлеровцев от Белгорода. Отвечу сразу: гнали здорово, в плен они еще мало сдаются, но «Гитлер капут» уже кричат. Воевать мы научились, а фашисты разучиваются.
Проговорив это, он улыбнулся, и оказалось, что он совсем молодой и улыбается так, словно хочет сказать: «Ну вот и все. Вопросов больше не имеется?»
Но Варя вдруг изменилась в лице. Корреспондент еще раз поглядел на нее, хотел что-то спросить, однако промолчал и тронул шофера за плечо.
Шофер погнал машину. Варя еще услышала за ветром вопрос корреспондента:
— Что, у нее кто-нибудь на фронте?
Саламатов ответил неразборчиво.
А Варя подумала о том, что в день, когда этот юноша был под Белгородом, в день, когда Сергей праздновал победу своих товарищей, — она в этот день и час думала о том, что ей надо уйти, чтобы вытащить его из пармы; она действовала, как рыбак, забрасывающий приманку, чтобы вытащить рыбу. А что, если для Сергея эта парма и есть та самая живая вода, в которой он только и может жить? Вытащи его — и он потеряет если не жизнь, то вкус к жизни.
В конторе Суслова не было. Но Саламатов, должно быть, предупредил его, потому что для Вари уже был заказан пропуск в шахту. Суслов и все приехавшие на торжество были в шахте, где чествовали Лукомцева.
Все эти новости Варе рассказали в конторе.
С усмешкой подумала она о том, как не везет Суслову. Когда говорят о руднике Сердце-камень, то к имени Суслова присоединяют еще два — Иляшева и Лукомцева, и только отблеск славы открытия падает на него.
Она стояла перед входом в шахту. Лес отодвинулся отсюда, звери ушли. От шахтного здания веяло холодом, словно вечная земная прохлада струилась оттуда. Штольня, пробитая Лукомцевым, начиналась недалеко от входа в старую шахту и углублялась под небольшим углом. В этот торжественный час работы были прекращены. Узкоколейная линия поблескивала при свете тяжелой аккумуляторной лампы. Журчала вода по стокам, навстречу дул холодный ветер. Варя надвинула поглубже шахтерскую каску из пластмассы, пригнулась и пошла, прислушиваясь к далеким голосам.
