вздымалась, когда он глубоко вдохнул и позволил напряжению в мускулах ослабнуть. Затем он повернул обратно в сторону костров и двинулся дальше.
Вокруг него падали большие снежинки. Он держал свой курс настолько прямо, насколько мог, но когда легкий ветерок подул и усилился, снег ударил ему в лицо, и было почти невозможно смотреть вперед или сохранять какое-либо ощущение направления или того, какое расстояние он преодолел с тех пор, как заметил костры.
Затем, во время кратковременного затишья метели, он заметил свет справа от себя, повернулся и ускорил шаг. Подойдя ближе, он мог ясно видеть пламя, и в свете, который оно отбрасывало, он мог различить сидящие рядом фигуры, а сбоку темные очертания повозок и мулов, стоящих задними конечностями против ветра. Его сердце согрелось от этого зрелища, прежде чем осторожность взяла верх и заставила его замедлиться. Лучше быть уверенным, чем наткнуться на врага и лишиться жизни, не предупредив Корбулона и остальных о мятеже. На карту было поставлено слишком многое. Поэтому он покружил к фургонам, их грузы были засыпаны снегом, и проложил себе путь между ними, пока не увидел людей у костров. Один уже шагал к нему, черная фигура на фоне пламени, и Макрон нырнул обратно за фургон. Когда этого человека больше не было видно, он подался вперед и увидел, что тот повернулся, чтобы помочиться. Когда моча вылилась ручьем, мужчина удовлетворенно вздохнул. Его профиль нельзя было спутать ни с чем, и Макрон появился из-под фургона и подошел к нему.
— Командующий Корбулон, — спокойно обратился он к своему начальнику. — Добрый вечер, господин.
Корбулон резко повернулся, все еще мочась, и Макрон шагнул в сторону, чтобы его не окатило брызгами. Глаза полководца расширились от тревоги, затем от шока узнавания, когда он различил скулистые черты лица под полосой ткани, которую Макрон обмотал вокруг его головы.
— Центурион Макрон… Что, во имя долбанного Плутона, ты здесь делаешь? — И тогда до командующего дошло, что присутствие и внешний вид Макрона были зловещими. — Что случилось в лагере?
Когда Макрон закончил свой рассказ о мятеже Корбулону, Катону и Аполлонию, греясь у одного из костров, воцарилось короткое молчание, пока полководец размышлял над опасной ситуацией, с которой он и его армия теперь столкнулись.
— Я должен был отправить Орфита обратно в Тарс с позором, когда у меня был шанс. Теперь некомпетентный дурак поставил под угрозу осаду Тапсиса. Когда слухи о мятеже разойдутся, можете быть уверены, что парфяне воспользуются нашей слабостью. Они будут пытаться поднять восстание по всей границе. Клянусь богами, они могут даже нанести удар первыми и вторгнуться в восточные провинции, в то время как я изо всех сил пытаюсь сдержать мятеж и новые восстания.
Корбулон схватился за подбородок и посмотрел в огонь, когда один из преторианцев добавил еще одну сухую сосновую ветку, принесенную из ближайшего леса. Высохшие иглы ненадолго вспыхнули, прежде чем огонь лизнул древесину.
— Мы должны как можно скорее положить конец мятежу, — заключил он. — Как бы я ни ненавидел эту идею, мне придется договориться с Орфитом и убедить его отказаться от мятежа.
— Но вы слышали, что сказал центурион Макрон, — возразил Аполлоний. — Мятежники требуют, чтобы вы прекратили осаду и отступили. Если вы сделаете это, повстанцы Тапсиса одержат победу. Кто знает, какой город или провинция будет следующим?
— Довольно. Поэтому о снятии осады не может быть и речи. Я могу достаточно легко удовлетворить большинство их других требований, а затем мы сможем разобраться с главарями, когда я вызову достаточное подкрепление, чтобы подавить мятеж. Но пока я должен держать людей в лагере и продолжать осаду, чего бы это ни стоило.
— Вы можете быть уверены, что Орфит и другие предъявят невыполнимые требования, господин, — сказал Катон. — С такими вещами не мог бы согласиться ни один римский полководец.
— Я знаю. Но какой у меня выбор? Если я откажусь, они возьмут нас всех в заложники вместе с остальными пленниками и передадут свои требования ближайшему высокопоставленному римскому чиновнику. И это будет Квадрат, наместник Сирии. Можете быть уверены, что этот ублюдок воспользуется возможностью навсегда разрушить мою карьеру.
Катон кивнул. С самого первого момента, когда Корбулон прибыл, чтобы взять на себя командование войсками Рима на востоке, правитель Сирии попытался бросить ему вызов. Он задумался над тем, что Макрон рассказал им о событиях в лагере.
— Ты говоришь, что мятежники открыли хижины с припасами?
Макрон кивнул. — Общипали до зернышка и набили свои рты всем, что они смогли найти. Включая то, что осталось в офицерской столовой и в запасах командующего.
— Хорошо, — Катон потер руки вместе, а затем поднес ладони к огню. — Тогда в лагере почти не останется припасов. Хорошо, что мы закончили охоту и повернули назад, когда пошел снег, но давайте не будем слишком торопиться, чтобы вернуться и начать переговоры с Орфитом. Завтра к полудню мы сможем добраться до лагеря. Если мы дадим ему еще один день, мужчины снова начнут голодать с замаячевшей перспективой голодной смерти. Они будут жаждать еды. Катон кивнул в сторону повозок. — И у нас есть много этого прямо здесь, и мы можем выбрать, предоставить ли солдатам ее или нет, как мы посчитаем нужным.
— А как насчет конвоя с припасами? — спросил Корбулон. — Он должен прибыть в лагерь в ближайшие пару дней. Мятежники знают, что он уже в пути. Они могут легко продержаться, пока он не прибудет.
Катон пожал плечами. — Если бы мы послали человека, чтобы остановить конвой, с приказом сжечь его, и не дать ему попасть в руки мятежников, тогда угроза голодной смерти будет вполне реальной. Я бы сказал, что у нас сильная позиция. Сейчас мы контролируем единственное, чего они хотят больше всего на свете: еду. Мы говорим им об этом, и они скоро забудут большинство своих требований.
— Ты кажется невнимательно слушал? — вмешался Аполлоний. — Макрон сказал нам, что повстанцы в Тапсисе пообещали накормить мятежников, если они снимут осаду.
— Я подозреваю, что это обещание было дано исключительно для того, чтобы спровоцировать мятеж. Теперь, когда это достигнуто, какой у повстанцев стимул сдержать свое обещание? Вы бы на их месте сделали это?
— Я, конечно, не стал бы, но я склонен занимать более циничную позицию, чем большинство людей.
— Я заметил это. Даже с учетом этого, я думаю, мы столкнемся с тем, что повстанцы будут ставить прагматизм выше принципов. — Катон повернулся к командующему. — Господин, я предлагаю остаться здесь еще на день перед тем, как отправиться в лагерь. Если мы сможем приехать к раннему утру, когда
