— Я… мне показалось, что этот лысый дурень все испортит.
— Врешь. Хотела все проглотить и смыться.
— Да что ты, бабушка…
— Замолчи, паскуда. Ну, и чего ты добилась? Что сейчас у тебя на руках, перстень или деньги?.. Куча неприятностей у тебя на руках. Ты потеряла работу в театре. Тебя наверняка ищут по всему Аршмиру. И ради чего?.. Ладно, не отвечай. Еще раз скажешь «ба-абушка» — задушу своими руками.
Эртала притихла. Если Вьямра Юркая Кошка говорит «задушу» — это не для украшения речи.
А старуха отвернулась к окну, чтобы скрыть гордую, счастливую улыбку, которая поневоле растягивала губы.
Девчонка не захотела делиться добычей? Еще бы! Кровь Вьямры. Внученька вся в нее.
Опыта пока маловато. С возрастом поймет, что иногда выгоднее делиться, чтобы не потерять все.
Но лихость… но умение рискнуть… но смекалка… Как добыла перстень — изящно, нагло! А как ухитрилась подсыпать той актрисе сонное зелье! На сцене, среди толпы, да еще и вино разливала не она. Ловка девица, ловка!
А когда под утро уже вернулась в театр — догадалась не просто прикинуться спящей, а зелья хлебнуть, чтоб уж точно никто не усомнился: спит бедняжка, опоили ее злодеи…
Вьямра согнала с лица улыбку и обернулась к испуганной внучке — суровая, жесткая:
— Ты посмела обмануть меня. Чужому человеку за это бы не жить. Но я дам тебе еще одну попытку. Последнюю. У тебя будет лекарь, умелый и неболтливый. А потом тебе будет убежище от розысков… Никому не хвалилась, что ты моя внучка?
— Я что — медуза безмозглая?!
— Сейчас ты вот именно медуза безмозглая. Но я сделаю из тебя воровку, каких и на свете больше нет.
— Бабушка, милая…
Вьямра знала, на что идет. Знала: эта юная хищница возьмет у нее все, чему стоит научиться, а потом уйдет, не обернувшись даже, как ушла прежде, в детстве.
Но почему-то это показалось старухе достойной целью жизни: вырастить новую Вьямру. Более удачливую, более ловкую. Вьямру, которая достигнет в жизни большего, чем скупка краденого в портовом городе.
Вырастить свое бессмертие.
* * *
Кому подыгрывала луна в этой безумной гонке? Она светила Ларшу, показывая вдали убегающего врага: вот он! Сворачивает в глухие проулки, перемахивает низкие заборчики, пересекает спящие дворы! Лови его, хватай!
Но она же, коварная, набросила на прибрежные трущобы сеть теней, укрывая в ней бегущего убийцу.
И беглецу, и преследователю казалось, что город опустел. На самом деле домишки подглядывали за погоней сквозь щели ставен, редкие запоздалые прохожие жались к заборам.
Стражник уже понял, что убийца бежит не к порту. Корабль, о котором говорил умирающий, ждет не у пристани. Значит, на берегу преступник возьмет лодку и отправится к условному месту встречи. В какую-нибудь неприметную бухту.
«Как же я упустил его? — казнился Ларш. — Ведь в руках держал! Он, гад, меня саданул прямо по ране. Будто знал… ох! А если — знал?»
Спрут даже споткнулся, но тут же продолжил бег. Глаза высматривали уходящую добычу, но в мозгу, кроме вопроса «где?!», бился и другой вопрос — «кто?!».
«Я никому не говорил про рану… демон меня побери, до чего бок разболелся!.. Кто про нее знает? Тот, кто саданул ножом… два мусорщика, лекарь, Джанхашар и…»
В памяти всплыло: вот Гурби стоит в дверях комнаты лекаря. «Что, доигрался в стражника? Сильно тебя зацепило?»
Из полумрака под ноги полетела рассохшаяся бочка. Ларш извернулся кошкой, чтоб не быть сбитым с ног.
Близко, мерзавец! Вот он, протискивается между досками сломанного забора!
Цепочка мыслей хоть и оборвалась, но быстро связалась снова.
Мог Гурби знать про браслеты? Да. Он все время крутился в Наррабанских Хоромах, подслушать было легко.
Мог Гурби отравить вино? Как раз ему и проще всего это было!
Мог Гурби украсть браслеты с мертвых рук Верши-дэра? Запросто.
Забор Ларш взял штурмом: выдрал и отшвырнул мешавшую доску. За дырой открылась коротенькая улочка, ведущая из спусков к морю. Как назывались эти ступени, Ларш не помнил и не хотел вспоминать.
Важнее было другое воспоминание. Хриплые, с кровью слова: «У него браслеты… и перстень…»
Мог Гурби похитить перстень Хранителя?
Не мог. Прямая измена. Ни один Сын Клана не сумеет преступить клятву, данную королю. Даже если захочет.
Значит…
Начинался отлив. Море, тихо ворча, отползало от берега. Несколько лодок, привязанных к вбитым меж валунов колышкам, уже почти лежали на камнях.
Беглеца не было видно. Ларш завертелся на месте. Никого! И возле лодок ни души, и на волнах не качаются даже чайки.
Значит, убийца побежал не по спуску, а в другую сторону, прочь от моря.
Можно уже не спешить. Ларш упустил преступника.
Из маленького сарайчика внизу, у берега, вышел рыбак с веслами на плече. Побрел к лодке — видно, собирался на ночной лов.
В душе молодого стражника подала тихий голос надежда. Поговорить с этим рыбаком! Вдруг он видел кого-то поблизости? Вдруг преступник пробежал мимо сарайчика?
Ларш шагнул к ступенькам… и вдруг остановился в озарении.
Он понял, за кем гнался.
Понял, кто мог бывать везде — от Наррабанских Хором до лачуги рыбака. Кто мог приметить, куда хозяева этой лачуги прячут на ночь весла.
Человек, которого в каждом доме примут по-доброму благодаря его ремеслу…
Ларш поднял ладони ко рту и закричал:
— Ульден! Стой, Ульден!
«Рыбак» вздрогнул, но не прекратил возню с уключинами.
Стражник кинулся вниз по крутому склону. Подлая луна устроила в небесах возню с тучами, нельзя было бежать по крутым ступенькам, но Ларш спешил как мог.
Весла уже были в уключинах. Ульден теребил веревку, пытаясь развязать узел. Увидев, что погоня близко, он поднатужился, выдернул колышек, забитый между камнями, и оттолкнул лодку от берега. Ему пришлось зайти в воду почти по пояс. Наконец он перебрался через борт — и весла ударили вразнобой.
Ларш вбежал в море без размышлений, забыв свой страх перед пучиной — да и какая пучина здесь, у берега? Вода хлынула в сапоги, прижала одежду к телу. Холод заставил задохнуться, от морской соли загорелась рана, но охотничий азарт был сильнее боли и холода.
Он давно не плавал, но руки сами вспомнили, что надо делать.
Ларш не жалел сил, но ему бы не догнать лодку, будь лекарь опытным гребцом. Но беглец не сразу смог приноровиться к ритму, да еще и головой вертел, отыскивая во тьме того, кто кинулся в волну вслед за отчалившей лодкой.
И еще Спруту сказочно повезло: когда он был уже близко от лодки, по плечу и шее его скользнула веревка, волочащаяся за лодкой. Ларш в нее вцепился, и когда Ульден вошел в ритм гребли, было уже поздно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
