Пан Харитон, посмотрев еще на образа, пришел в несказанное умиление, начал молиться вслух и так усердно, что сопутники его до глубины сердец были тронуты и сам молящийся прослезился. По окончании сего богоугодного дела все три путешественника назначили себе спальню; и хотя усердный Лука показывал три кровати совсем готовые, но пан Харитон с твердостию сказал:
— Если тебе поручено от нового пана делать нам угодное, за что и благодарим его чистосердечно, то вели наносить сюда побольше свежего сена и доставь чистый ковер. Не так ли, дорогие братья, должны ночевать странствующие запорожцы?
— Ты говоришь дельно, — отвечал Дубонос, и Лука со всех ног бросился исполнить данное приказание.
Наши гости уселись в большой комнате на лавке, раскурили трубки и в безмолвии смотрели на закатывающееся великое светило небесное. Наконец оно скрылось, заря вечерняя, мало-помалу бледнея, скоро совсем потухла, и серебристый месяц покатился по голубому своду; глубокая тишина распростерлась по лицу всея природы, и Дубонос воззвал:
— Не правда ли, пан Харитон, что надежда на благость провидения и совершенное предание участи нашей на волю всемилосердого никогда не остаются без награды? Не ты ли за несколько часов готов был роптать на свою горькую долю? Однако теперь согласись, что если бы от того не удержался, то поступил бы весьма неразумно и теперь бы сам себя стыдился!
— Пусть так, — сказал пан Харитон, обратясь к Дубоносу, — ты дорогою утешал меня мыслию, что, коль скоро угодно будет провидению породнить нас, ваши родители в состоянии будут выкупить мое имение и возвратить мне; однако я тогда не подумал о дальнейшем и дал место в сердце своем надежде на радость. Теперь родилась во мне новая мысль, и сердце заныло, оледенело; эта мысль заключала в себе вопрос: что ж будет со мною, что будет с моею старухою, когда вы обеих дочерей моих увезете в Сечь Запорожскую? Хотя бы оба дома, бывшие моими — сей на хуторе, и другой в селе, — опять сделались моими, то без Раисы и Лидии, долженствовавших быть лучшим их украшением, превратятся для нас в мрачные могилы!
— Эх, пан Харитон! — воззвал Дубонос, — ты совсем не хочешь уняться и сам зовешь к себе мрачного духа уныния! Не может ли один миг преобразить вид всея вселенныя? Зачем же нам прежде времени горевать, когда надежда манит нас обеими руками ко храму радости?
Переменив предмет разговора, они провели остальное время весьма весело, поужинали по-сельски и мирно започивали на сенном ложе.
Глава XIII Новая радость
На другой день, едва летнее солнце показалось из-за небосклона, когда молодые запорожцы спали еще крепко-накрепко, пан Харитон вскочил с постели, наскоро оделся и пустился — нужно ли отгадывать куда? точно так — на голубятню! За ним следовал Лука, лукаво улыбаясь. Когда они взошли на верх лестницы, то слуга весело молвил:
— Видишь ли, пан Харитон, что как рано ни встал ты, а я предупредил тебя. Вот у дверей лежит целый мешок распаренной пшеницы, и вот стоят два ведра свежей воды на обед здешних хозяев.
Пан Харитон, взяв мешок, а Лука ведры, вступили во внутренность. Голуби, зная время, встрепенулись и целыми стаями бросились к пришельцам. Когда пан рассыпал корм в расставленные но разным местам корытца, а слуга разливал по другим питье, то ручные птицы садились им на плеча и на головы, радостно ворковали и порхали с одного места на другое. Это зрелище привело пана Харитон в несказанный восторг; он брал пернатых друзей на руки, гладил их и целовал; на глазах его блистали слезы, сладкие слезы душевной чувствительности и сердечного умиления. Он сел у одного корыта и, поглаживая своих любимцев, упражнявшихся около пшеницы, промолвил:
— Надобно сказать правду, что пан Артамон или добродетельнейший человек, старающийся всеми мерами услаждать горести своих собратий, или искуснейший мучитель, кажущий умирающему от голоду прекрасное кушанье, и когда сей несчастный протягивает к оному свои руки, то его без милосердия прогоняют, твердя: «Поди умирай в другом месте!»
Когда Лука увидел, что пан Харитон не может довольно насладиться своею любимою охотою, то сказал:
— Не пора ли и тебе, пан, с гостьми твоими подумать о завтраке, а после, до обеда, можешь осмотреть весь хутор и порадоваться, видя, что он достался не в дурные руки?
Пан Харитон, горя нетерпением рассказать о новом, неописанном удовольствии, какое вкушал он на голубятне, спустился с лестницы и немало подивился, увидя, что солнце было весьма уже высоко в небе. Он уподоблялся тогда древнему иноку, который, слушая пение райской птички, не чувствовал, как протекли тысяча лет*: воркованье голубей было для него не менее очаровательно. Вошед в большую комнату панского дома, он остановился посередине, увидя накрытый стол и крестовых братьев своих, сидящих у окна в сад, в некотором смущении. Едва услышали они громкую походку, то вдруг оглянулись и, видя своего старшего брата, бросились к нему навстречу с распростертыми объятиями.
— Куда занесли тебя ведьмы, — вскричал Дубонос, — что мы до сей поры тебя не видали?
— Братья! — отвечал им пан Харитон, — я был вне себя — я был на голубятне! О, если бы вам быть там случилось!
— Видишь, — сказал Дубонос, — что предсказания мои начинают сбываться! Потерпим и посмотрим, что будет далее! Я с своей стороны твердо уверен, что особенное бедствие — есть преддверие ко храму счастия, так как за необыкновенными удачами всегда следуют по пятам непомерные потери.
Глава XIV То же, да не в том виде
После обеда все три крестовые брата под предводительством Луки пошли осмотреть настоящее состояние сего поместья. Они начали с саду, и весьма были довольны, видя, что всякая вредная трава выщипана, деревья подчищены так, что ни одного усохшего сучка нигде не видно было, зато на каждом число плодов, как казалось, превышало число листьев. Довольный участок земли определен для цветника. Налюбовавшись сим прекрасным зрелищем и полакомясь плодами, они пустились далее. В конюшне нашли три статные лошади, а в ближнем сарае новую повозку и возок. Пробравшись на гумно, они увидели множество огромных стогов разного хлеба, вокруг коих толпилось бесчисленное множество дворовых птиц.
Пан Харитон на каждом шаге восклицал радостно, а младшие братья усугубляли восторг его уверением и даже божбою, что все им видимое непременно будет принадлежать ему, если только его дочери не заупрямятся.
— Тише, прошу потише! — вскричал пан Харитон, — они обе, как только стали несколько разуметь себя, привыкли повиноваться мне с благоговением, и стоит отцу произнести одно слово прежним родительским голосом…
— Нет, пан Харитон! — отвечал быстро Дубонос, — запорожцы — ты, верно, наслышался — принужденной любви не терпят! Да и что приятности получать прекрасный хлеб из чьей-нибудь руки, когда в глазах дающего вижу слезы горести и на всем лице убийственное уныние?
— Справедливо! — сказал пан Харитон, — но дочери мои так еще робки, так неопытны в делах любовных, что первые молодые достойные люди, представляемые в женихи отцом, непременно должны понравиться, и я уверен, что с первого взгляда понравятся. Одно, что меня останавливает предаться сей лестной надежде, есть сомнение, что они в глазах ваших не будут иметь столько достоинств.
— Полно, полно, любезный брат! — воззвал Дубонос, — одно время выказывает обыкновенно последствие наших замыслов и поступков. Пойдем теперь и посмотрим на хуторы врагов твоих, панов Иванов! Тебе, как давнишнему соседу, должно быть весьма знакомо, в каком состоянии они были до поступления во власть пана Артамона; увидим все и сравним с тем, в каком теперь находятся.
Они пошли, осмотрели все внимательным оком и везде увидели совершенный порядок, хозяйственное устройство, счастливое изобилие. Быв упражнены сим веселым занятием, они и не приметили, как солнце начало клониться к закату. Идучи домой, они встречены были великим стадом тучных быков и коров, овец и баранов.
— Кому принадлежат богатые стада сии? — спросил пан Харитон и остановился, дабы полюбоваться сельскою, давно не виданною им, картиною.
— Кому другому! — отвечал Лука, — они разделены на все три хутора и пасутся на лугах, для каждого особо отмежеванных.
— Благополучный человек! — сказал с тяжким вздохом пан Харитон.
— Он никогда и ни с кем не позывался, — отвечал простосердечный Лука, и все в молчании возвратились на свое становище.
Глава XV Приятные вести
Как прошел сей день, почти так же прошло довольно времени. Пан Харитон не пропускал ни одного утра, чтобы не посетить голубятни, когда исправный слуга взбирался туда с кормом и пойлом; послеобеденное время посвящено было прогулкам. Иногда брали они с собою ружья или уды и, на рассвете отправясь за добычею, возвращались ввечеру домой, утомленные телом, но бодрые духом и веселые сердцем. Одно только обстоятельство беспокоило наших друзей, а особливо пана Харитона: они около двух недель не только не видали своего доброго хозяина, но даже не получали о нем никакого известия. Все начали скучать: молодые братья, что не видят и начала к исполнению страстных желаний своих взглянуть на милых дочерей старшего брата; а сей досадовал, что дался в обман, поверив пану Артамону, что весьма скоро, хотя на самое короткое время, соединится со своим семейством. Такое невеселое расположение сердец у троих друзей не мешало им продолжать обыкновенные свои занятия, то есть пан Харитон каждое утро лазил на голубятню, а сошедши с нее, все вместе бродили по лесам и болотам за куликами и утками или, сидя на крутом берегу Псела, приманивали к себе язей и карпов. Однажды, немного спустя за полдень, все три друга, держа в руках по торбе, прилежно смотрели на песчаное дно речки и, завидя ползающих раков, весьма удобно их ловили; вдруг является на берегу Лука и сколько есть в нем силы кричит: «Письмо от пана Артамона!» Все вздрогнули от радости и бросились на берег. «Где, где?» — вопили они, и Лука подал Дубоносу запечатанный сверток бумаги. Сей запорожец, стряхнув с рук воду, разломал печать и, — между тем, как по данному паном Харитоном знаку Лука отошел в сторону, — прочел вслух следующее:
