Олег к ужасу Томаса выскочил следом:
— Да погоди ты!
— Нечего мне с тобой... — прорычал пророк. Спина уперлась в колесницу, он бросил кнут, не глядя, на дно, тот сразу погас, а Олег неожиданно вскрикнул:
— Перун!
Илья-пророк вздрогнул, взялся рукой за борт, намереваясь подняться в колесницу. Олег в два прыжка очутился рядом, ухватил за широкий белый рукав:
— Погоди!
Илья-пророк грозно вперил в него страшные очи:
— Смертный!.. Ты осмелился...
Олег пробормотал:
— Неужто я обознался?.. Гм... Ох, прости...
На лице Ильи промелькнуло облегчение, и тогда Олег, к ужасу обомлевшего Томаса, вдруг ухватил за хламиду на груди Ильи-пророка, резко дернул. С треском отлетела золотая застежка, белая хламида распахнулась. Грудь Ильи-пророка была широка как дверь, поросла густой шерстью, в пластинах мышц. А на левой половине груди белел глубокой шрам длиной в ладонь.
Томас ахнул от святотатства, вжал голову в плечи. Илья-пророк набрал в грудь воздуха, глаза сверкнули яростью:
— Ты посмел...
Голос его был подобен грому. Олег выставил ладони, защищаясь:
— Да ладно тебе, Перун!.. Подумаешь, застежка. Другую прицепишь. Я только не понял, почему теперь Илья-пророк?.. Хотя, прости, я дурак... Понимаю.
Илья-пророк некоторое время испепелял его полным бешенства взглядом. Затем к изумлению Томаса тоже опустил плечи. Голосом, еще дрожащим от ярости, сказал хрипло:
— Почему думаешь, враг мой... а тебе я враг вдвойне, что не уничтожу тебя сейчас?
Томас снова сжался. Олег ответил с печалью:
— А мы уже уничтожены, Перун... Или Илья-пророк, если тебе так ныне привычнее.
Илья-пророк грозно блистал очами, широкие ноздри бешено раздувались. Лик был ужасен, глаза сверкали яростью. Наконец сказал грохочущим голосом, в котором еще слышался грозный прибой священной ярости берсерков, столь несовместимой с христианским смирением:
— Мне надо ехать.
— Новая служба? — спросил Олег с печальной иронией.
Илья-пророк побагровел:
— Не твое собачье дело... Я и с грозой, как видишь, не больно расстаюсь. И кони у меня все те же. И вообще, что я потерял особенное? Почти ничего!.. А ты опять народ мутишь?
Олег покосился на Томаса, короли тоже не жалуют смутьянов, спросил внезапно:
— Постой, значит ты теперь вхож на небеса?
— Я всегда был вхож, — ощетинился Илья-пророк.
— Нет, на нынешние... небеса победителя.
— Вхож, — ответил Илья-пророк, в голосе святого Томас ощутил настороженность. — Тебе-то что? Я во все небеса не то, что вхож, а въезд! Прямо на этой колеснице. Еще и стопчу конями какого... пернатого, если через дорогу осмелится, когда я изволю ехать!
— Ого, ты в самом деле не простой подметала. Послушай, забудем на время старые распри. Теперь спорить не из-за чего, верно? Но мне с моим другом нужно обязательно попасть на небеса.
Илья-пророк отшатнулся. В глазах было гневное изумление:
— Куда-куда?
— На небеса, — повторил Олег, — в тот рай, который вытеснил наш вирий.
Илья-пророк прорычал, повышая голос:
— Да чтоб я, сам, привез врага...
— Мы идем спасать женщину, — сказал Олег печально. — Не веру, не народ, не культуру... Просто женщину. Невесту этого воина.
Илья-пророк смерил огненным взором Томаса. Тот выпрямился, чувствуя жар во всем тебе от прожигающего взгляда, бросил ладонь на рукоять меча. Илья-пророк некоторое время рассматривал его, потом перевел взор на Олега:
— Красивая женщина?
— Очень, — подтвердил Олег.
— Гм... если даже ты говоришь, который ради женщины даже не почешется... Конечно, женщины — это единственное, из-за чего стоит драться, спускаться к самому дьяволу...
— Мы только что оттуда, — заверил Олег. — Всыпали по первое число.
Брови Ильи-пророка взлетели. Он с недоверчивым изумлением смотрел на Олега, покосился на Томаса. Тот кивнул и принял достойную позу, с гордостью подтверждая слова друга. Илья-пророк все еще в сомнении покачивал головой:
— Ладно, влезайте. Отвезу... сколько смогу. А по дороге все расскажешь!
Томас, не веря удаче и счастью, будет о чем рассказать на пирах, поспешно полез прямо через борт, желая показать умение и ловкость в полном доспехе. Колесница с бортами до пояса, Томас сразу представил как, упершись животом в крепкое дерево, обитое бронзовыми полосами, Илья-пророк мечет с бешено мчащейся колесницы стрелы и дротики в пеших врагов. Так, рассказывал дядя, воевали гиксосы и неведомые арии. А Олег говаривал, что потом научились ездить верхом, что сделало армию подвижнее, изобрели седло, а когда Скиф придумал стремена, то конница стала самым любимым средством передвижения воинов. Но Илья-пророк, кем бы раньше ни был, верен старым привычкам.
Олег сел рядом с Томасом, сзади широкая скамья, а Илья— пророк с передка оглушительно свистнул, гаркнул, взмахнул кнутом. Кони с ходу пошли в галоп. Почти сразу колесница запрыгала, отрываясь от земли и снова грохая бешено вертящимися колесами. Наконец ее понесло без толчков, уже по воздуху, только вихляло из стороны в сторону. Кони мчались все быстрее и быстрее, Томас чувствовал по нарастающему встречному ветру, конских ног не видать, а гривы и хвосты вытянулись в прямые трепещущие струны.
Ветер трепал белоснежную хламиду пророка, широкие браслеты на могучих руках блестели, а от запястья до локтя бронзовые наручники были с особыми наклепками, как понял Томас, для защиты от чужих мечей и сабель.
Обогнали стаю уток с такой скоростью, что Томас едва успел заметить, мелькнул косяк журавлей, те поднимаются выше уток, а когда Томас осмелился осторожно посмотреть через борт, кровь застыла от сладкого ужаса. Немыслимо далеко синеют вены рек, деревьев не разглядеть, леса — мелкая трава, даже горы не выше кротовых куч, да и те уменьшаются так быстро, что вот-вот исчезнут...
Он только краем уха слышал, как сэр калика горько спрашивал, перекрывая шум встречного ветра:
— Но как же ты мог?.. Даже от имени своего отказался!.. Тебе не стыдно? Ты же бог войны, а не какой-нибудь коровий пастух... Тот даже имя почти не изменил! Как пас, так и теперь пасет. Только и того, что вместо Велеса теперь отзывается и на Власия... А ты? Бог воинской чести, славы!
Ветер свистел в ушах, Томас едва расслышал раздраженный голос Ильи-пророка:
— Не бог войны, ты мне чужого не присобачивай!.. Я был богом воинских дружин, а это, как говорят в Великой Перми, две большие разницы. Воинские дружины служат тому, кто платит. Мы работали по найму. Воевали честно, блюли верность до конца срока, за который получали плату.
— Понятно, — ответил Олег горько, — теперь нанимать некому?.. А другие хозяева предложили другую работу?
