«26 января 1891 года контр-адмирал Герарди, прибыв в Порт-о-Пренс, направил одного из своих младших офицеров на берег, в посольство Соединенных Штатов, чтобы пригласить меня на борт флагмана «Филадельфия»… Я явился по его просьбе и там впервые узнал, что должен буду принять участие в переговорах относительно угольной базы Соединенных Штатов в Моле Сейнт-Николас, — так сообщил мне контр-адмирал Герарди. Он заявил мне с особой многозначительностью, что он назначен специальным представителем Соединенных Штатов, и миссия его заключается в том, чтобы заручиться базой для американского морского флота в Моле Сейнт-Николас. По его словам, мистер Блэйн и мистер Трейси, а также президент Соединенных Штатов высказали пожелание, чтобы я содействовал ему в достижении этой цели. Адмирал дал мне понять, насколько важна его миссия, что я и сам не преминул заметить.
Собственно говоря, я уже знал о назначении адмирала Герарди за некоторое время до его появления на дипломатической арене. Порт-о-Пренс посетил один господин, представитель некой солидной нью-йоркской фирмы, который был лучше, чем я, осведомлен о тайнах государственного департамента в Вашингтоне, в частности, он знал о назначении адмирала Герарди и старательно раструбил о его предполагаемом прибытии во всех политических и деловых кругах, куда только имел доступ. Он заявлял везде и повсюду, что Вашингтон лишил меня полномочий и что, собственно говоря, я уже снят с моего поста и отозван, а адмирал Герарди назначен на мое место. Не приходится говорить, что, это ставило меня в незавидное положение как в глазах жителей Порт-о-Пренса, так и в глазах правительства Гаити».
В книге Рейфорда Логана «Дипломатические связи Соединенных Штатов в Гаити» приведены подробные, обстоятельные материалы, касающиеся этих переговоров. Не оставляет сомнений, что Дуглас старался выполнить пожелания своего правительства, в то же время пытаясь сохранить «славную репутацию Соединенных Штатов». Он откровенно сожалел о некоторых моментах переговоров:
«Не малой причиной нашего неуспеха явился, пожалуй, тот угрожающий тон, которым мы вели эти переговоры. Для чего понадобилось выставить в такой момент в Гаити военную эскадру, сотню орудий и две тысячи солдат морской пехоты? А цель была такая: намекнуть Гаити, что если республика не проявит рассудительности и не примет по доброй воле наши требования, то мы осуществим их силой. Мы предстали перед народом Гаити и перед всем миром, держа в одной руке перо, а в другой — меч. Это не было дружественным актом со стороны великого государства, желающего получить концессию у маленькой слабой страны, какой является Гаити. Это было несвоевременно и не соответствовало пропорциям самого требования. Это было также предпринято при полном непонимании характера народа, с которым нам предстояло иметь дело. Нам следовало знать, что каковы бы ни были жители Гаити, во всяком случае, они не трусы и посему их не так легко напугать».
На Фредерика Дугласа сваливали всю вину за провал этих переговоров. Летом 1891 года он подал в отставку.
Логан пишет: «Я придерживаюсь того мнения, что Дуглас искренне желал защитить интересы народа, принадлежавшего к его расе. В то же время он старался выполнять пожелания своего правительства и поддерживал честь этого правительства. Скорее его неуспех можно объяснить тем, что общественное мнение Америки не требовало этого порта, а президент не был готов применить силу… Ведь Панамского канала тогда не существовало и Соединенные Штаты еще не освободились от договора Клейтона-Балвера, дабы иметь возможность самостоятельно строить канал. С употреблением силы против Гаити пришлось подождать до окончания строительства канала, до того момента, когда Соединенные Штаты превратились в мировую державу, до того момента, когда непрерывные революции в Латинской Америке усилили недовольство государственного департамента, и, наконец, до того момента, когда внимание общественности, прикованное к мировой войне, позволило осуществить военную оккупацию Гаити, не возбудив излишних протестов в Соединенных Штатах».
В 1893 году правительство Гаити назначило Дугласа своим представителем на Всемирной выставке в Чикаго, а в 1899 году республика внесла первую тысячу долларов в фонд памятника Фредерику Дугласу, который ныне стоит в одном из парков Рочестера. В своей речи в 1932 году посол Гаити в Соединенных Штатах Дантес Беллегард высказал уверенность, что, будь сейчас жив Фредерик Дуглас, он «был бы одним из тех, кто горячо поддерживал бы доктрину международной морали… Политика уважения прав малых наций, которой придерживался Дуглас, являясь послом Соединенных Штатов в Гаити, есть единственная политика, благодаря которой такая могущественная нация, как Соединенные Штаты, способна заслужить подлинную и глубокую симпатию со стороны государств Латинской Америки».
Дуглас уже доживал свой восьмой десяток. Но он не уходил на покой, не оставлял общественной деятельности. Его стройную, по-прежнему красивую фигуру, увенчанную пышной копной белоснежных волос, можно было видеть всюду, где только собирались люди потолковать о том, как сделать нацию сильнее и благороднее, как создать взаимопонимание между народами. Он был полон неистребимой веры в свою страну и ее предначертание, и это делало его терпимым, позволяло относиться ко всему с легким юмором. Всюду, где только он ни появлялся, его окружали группы людей, жадно подхватывавших все его рассказы и тонкие остроты, которые потом передавались из уст в уста. Соседи по Анакостиа с гордостью рассказывали, сколько народу специально приезжало даже издалека, чтобы посмотреть на дом Дугласа.
15 февраля 1895 года в Вашингтон прибыла Сюзен Антони, чтобы открыть вторую сессию Национального женского совета, созываемую раз в три года. Это был день семидесятипятилетия Сюзен Антони, и Фредерик Дуглас с женой нанесли ей визит и поздравили.
Сессия открылась 20 февраля. Дуглас присутствовал при этом, и под гром аплодисментов председатель совета миссис Сьюол пригласила его в президиум. Он прошел на трибуну, поклоном поблагодарил публику за приветствия, но выступить отказался.
В этот день было очень холодно; Дуглас приехал домой перед самым ужином. Он был в отличном расположении духа. Снимая калоши и отряхивая с себя снег, он с оживлением вспоминал события дня.
— Мисс Антони показала себя во всем блеске, — рассказывал он, грея перед камином руки.
— Я немного устал, — признался он, поднимаясь после ужина наверх и задержавшись, как показалось его жене, возле портрета Джона Брауна, висевшего на площадке лестницы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
