Рейвен изучила каждый угол комнаты, каждую стену, каждую деталь, в то время как ее сердце бешено стучало в груди, гулом отдаваясь в ушах. Комната была красивой. В камине горел огонь, длинные конусовидные свечи испускали легкий аромат, который смешивался с успокаивающим запахом трав. На столике рядом с кроватью лежала видавшая лучшие дни Библия. Она ничего не узнавала, но, в тоже время, все казалось таким знакомым.
Стеганое одеяло, лежавшее на кровати, было толстым и теплым; материал, касавшийся ее кожи, - мягким. И лишь сейчас она заметила, что была полностью обнажена. И сразу же почувствовала уязвимость и смущение. У нее было ощущение, что она принадлежит этому месту вместе с ним. Руки Михаила выскользнули из ее волос и спустились к основанию шеи, массируя ноющие мышцы. Его прикосновение было таким родным, вызывая в ее теле тревожные ощущения.
- Как ты поступил с Моник и ее мужем? - Ее пальцы сжали одеяло.
Она старалась не обращать внимание на тепло его тела, когда он придвинулся поближе к ней, так, что их кожа соприкоснулась, так, что волоски на его груди терлись об ее спину, а его напряженный член плотно прижимался к ее ягодицам. Он чувствовал себя хорошо. Он чувствовал себя частью ее.
Михаил поцеловал синяк на ее горле, затем своим бархатистым языком ласково прошелся по жилке, где у нее бился пульс. Ее тело от предвкушения сжалось. Но сомнение в сознании осталось.
- Они в безопасности своего дома, любят друг друга, как и положено. Они ничего не помнят об Андре и зверстве, которое он учинил над ними. Нас они считают своими хорошими и близкими друзьями. - Он поцеловал еще один синяк; от легкого, как перышко, поцелуя по ее крови словно заплясало пламя. Его руки прошлись по ее тонкой талии, скользнули по узкой грудной клетке и обхватили ее полную грудь. Его сознание дотронулось до ее, но Рейвен ментально закрылась от него.
- Почему ты боишься меня, Рейвен? Ты видела меня в моем худшем виде - как убийцу, как носителя справедливости для нашего народа. - Его большой палец прошелся по ее соску в медленном эротическом прикосновении, от чего жидкое тепло свернулось внутри нее. - Ты веришь, что я дьявол? Прикоснись к моему сознанию, малышка. Я не могу ничего спрятать от тебя. Я никогда не скрывал своей истинной природы от тебя. В свое время ты смотрела на меня глазами сочувствия и любви. Принятия. Неужели это все забылось?
Рейвен закрыла глаза, длинные ресницы резко опустились на высокие скулы.
- Я не знаю, во что теперь верить.
- Поцелуй меня, Рейвен. Слейся своим сознанием с моим. Раздели свое тело так, чтобы мы стали полностью едины. Ты верила мне прежде, поверь и теперь. Посмотри на меня глазами любви, глазами прощения за то, что я вынужден делать, за чудовище в моей натуре. Не смотри на меня глазами того, кто пожелал уничтожить весь наш народ и нас. Отдайся мне. - Его голос был соблазнительным, - заклинанием черной магии; его руки ласкали каждый дюйм ее бархатистой кожи. Он решил запомнить каждый изгиб, каждую впадинку ее тела. Его тело горело от желания, а голод все увеличивался. Ее голод, его.
Очень нежно, чтобы не вспугнуть ее, Михаил прижал ее изящное тело к одеялу, а его мускулистое тело накрыло ее подобно покрывалу. Под его изучающими руками она была такой миниатюрной, такой хрупкой.
- Как получилось, что ты стал моей жизнью, Михаил? Я всегда была одна, сильная и уверенная. Такое чувство, что ты захватил мою жизнь.
Его ладони скользнули по изгибам ее тела и обхватили лицо.
- Рейвен, ты - моя жизнь. Признаю, я лишил тебе всего, что ты знала, но тебе не предназначено прожить жизнь в полной изоляции. Я знаю, что это такое, знаю, каким одиноким может быть существование. Они бы использовали тебя, они бы погубили тебя. Разве ты не чувствуешь, что являешься моей второй половинкой, как я твоей? - Его рот прошелся по ее глазам, скулам, каждому уголку рта. - Поцелуй меня, Рейвен. Вспомни меня.
Она подняла длинные ресницы и всмотрелась в его черные, голодные глаза своим синим взором, который постепенно стал темно-фиолетовым. Его глаза, как и тело, пылали от желания.
- Если я начну целовать тебя, Михаил, то не смогу остановиться.
Его рот нашел ее горло, ложбинку между грудями, на мгновение задержался в районе сердца, зубами покусывая чувствительную кожу, прежде чем вернуться ко рту.
- Я - Карпатец, мое существование проходит в мире тьмы. Это правда, что я почти ничего не чувствую, что моя сущность получает удовольствие от охоты, от убийства. Побороть нашу дикую натуру мы можем, лишь найдя свою единственную пару, вторую половинку, свет в нашей тьме. Рейвен, ты - мой свет, моя жизнь. Но это не снимает с меня обязательств перед моими людьми. Я должен охотиться на тех, кто угрожает смертным, на тех, кто угрожает нашим людям. В такие моменты я не имею права испытывать чувства или моей судьбой станет безумие. Поцелуй меня, слейся своим сознанием с моим. Люби меня такого, каков я есть.
Тело Рейвен горело желанием и пылало. Потребностью. Голодом. Его сердце билось сильно, кожа была горячей, а мускулы казались такими твердыми на фоне ее мягкости. От каждого прикосновения его губ ее тело вздрагивало, словно получило разряд электрического тока.
- Я не могу лгать тебе, - прошептал он. - Ты знаешь мои мысли, знакома с монстром, притаившимся внутри меня. Я постараюсь быть нежным с тобой, прислушиваться к тебе. Ты приручаешь меня, каждый раз, когда чудовище вырывается на свободу. Рейвен, пожалуйста, я нуждаюсь в тебе. А ты во мне. Твое тело ослабло - я чувствую твой голод. Твое сознание разбито на части - позволь мне исцелить тебя. Твое тело взывает к моему, как мое - к твоему. Поцелуй меня Рейвен. Не предавай нас.
Ее синие глаза, продолжающие всматриваться в его лицо, остановились на его рте. Тихий вздох вырвался у нее. Его губы приблизились к ее, ожидая ответа.
Именно в ее глазах отразился первый момент полного узнавания. Ее охватила нежность, и она обхватила его голову своими руками.
- Я боюсь, что выдумала тебя, Михаил. Это как некоторая часть меня, такая совершенная, что не может быть реальной. Я не хочу, чтобы ты оказался сном, а кошмар - реальностью. - Она приблизила его лицо на расстоянии дюйма от своего, а затем поцеловала.
В ушах зашумело у нее, у него. Раскаленное добела тепло проносилось и танцевало, поглощая ее, поглощая его. Его сознание прикоснулось к ее осторожно, робко. Не обнаружив сопротивления, он полностью соединил их так, что его всепоглощающее желание стало ее, так, что дикая необузданная страсть в нем питала ее. Так, чтобы она поняла, что он настоящий и никогда не оставит ее одну, не сможет оставить ее одну.
Он питался ее сладостью, исследуя каждый дюйм ее мягкого рта, разжигая огонь, пока он не вспыхнул и не заревел. Он обхватил ее узкие бедра, такие маленькие, что они полностью умещались в его руках, и переложил ее под собой так, чтобы коленом можно было раздвинуть ее бедра, так, чтобы ее рот, такой горячий и требовательный, скользил по твердым мускулам его груди. Ее язык прошелся по его пульсу, от чего его тело сжалось и, переполнившись, загорелось, что он испугался, что может выскочить из кожи.