Несется благовест… – Как грустно и уныло
На стороне чужой звучат колокола.
Опять припомнился мне край отчизны милой,
И прежняя тоска на сердце налегла.
Я вижу север мой с его равниной снежной,
И словно слышится мне нашего села
Знакомый благовест: и ласково, и нежно
С далекой родины гудят колокола.
(Штутгарт, 20 октября 1887) Константин огляделся. На столике в спальне стоял серебряный туалетный прибор с вензелями Марии Павловны, дочери Павла I. Этот прибор ей подарила Екатерина П. Комната была угловой, оббита зеленым штофом, с лепной работой на потолке, с золочеными рамами на стенах. Сюда проводил Константина его дядя Великий герцог Саксен-Веймарский Карл Александр. Он же встречал его на вокзале со своим сыном. Константин любил дядю, который был внуком русского императора Павла I, а всю жизнь прожил среди немцев. Дядя упрямо считал себя «полурусским». Он часто ездил в Россию, дорожил связями с Царской фамилией и внимательно следил за всем, что делается в этой огромной богатой стране.
Как ни занят был Константин, он не мог отказать себе в удовольствии хотя бы поздно вечером поговорить с герцогом. Иногда они засиживались за полночь. И тогда герцогиня (дочь Королевы Нидерландской) кого-нибудь присылала развести их по комнатам. К завтраку Константин выходил с головной болью.
– Что вас так задержало вчера, какие такие умные разговоры? – спрашивала герцогиня мужа и гостя.
– Ах, моя дорогая, если бы ты знала, насколько русское обаяние сильнее любого ума, – вздыхал старый «полурусский» Карл Александр.
Узнав, что Великий князь позволил себе стать поэтом, герцог возымел непреодолимое желание увидеть его стихи в немецком переводе. Он нашел поэта Юлиуса Гроссе – надворного советника, секретаря Шиллеровского общества в Веймаре, Дрездене, Мюнхене, и поручил ему эту работу. Однажды Аполлон Майков в Комитете иностранной цензуры обнаружил книжечку стихов К. Р. на немецком языке. Константин всё понял и написал в ответ Майкову: «Не знаю, как хватило у немца выпотеть такую работу. Но, как видно, он ее довел до конца… Я не мешал и не буду мешать любезному дяде».
Прощаясь с дядей, Константин звал его в Россию. – «Не увижу я ее больше», – поморщился герцог и показал на свои больные ноги.
Когда Константин возвращался в Россию, в родных северных краях еще лежал в полях снег. Снег кое-где оставался и в Петербурге, хотя весной уже веяло отовсюду. В Александровском саду показалась тоненькая зеленая трава. Хотелось за город, в Павловск или Стрельну. Но в полку – смотры, на Женских курсах – экзамены, у Академии – свои проблемы.
По возвращении Великий князь послал за Леонидом Николаевичем Майковым и предложил ему стать вице-президентом Академии наук. Л. Н. Майков – ученый-филолог, библиограф и этнограф, издатель собрания сочинений К. Н. Батюшкова, биограф и издатель А. С. Пушкина, академик – давно привлекал его внимание как президента Академии. Как только появилась вакансия, Константин Константинович предложил ее Леониду Николаевичу. «Он очень доволен, и я тоже», – оставил Великий князь запись в дневнике.
С Ники Константин встретился у Государя в Гатчине на своем дежурстве. Их Величества пригласили Константина к чаю. За столом собралось много народу. Когда все покинули императрицыну гостиную, Дагмара оставила Константина у себя.
– Костя, ты видел Сергея? – спросила она каким-то напряженным голосом.
– Видел, мы хорошо и приятно поговорили.
Дагмара молчала. Лицо ее было сердито.
– Минни, что случилось, на кого ты гневаешься? – Константин ласково взял ее за руку.
Она высвободила руку и отошла к окну.
– Это длинная история, – сказала глухо, – только тебе могу рассказать. Ники влюблен. В сестру Эллы, жены Сергея. Зовут ее Аликс Гессен-Дармштадтская. Ники сам мне признался в своем чувстве.
– И что же вы с Сашей? – заволновался Константин.
– Мы разрешили ему провести о женитьбе переговоры, если к тому встретится случай при поездке за границу.
– Но случая не встретилось?
– Да, не встретилось. Тогда Ники спросил Эллу, согласилась бы ее сестра принять православие и стать его женой.
– Ну и что сказала Элла? Они ведь с Сергеем, кажется, ездили в Дармштадт…
– Да, Ники получил от Эллы письмо из Дармштадта, что ее сестра колеблется. Но если Ники немедленно приедет, то, возможно, всё уладится.
– Но это чревато…
– Вот именно! Мы с Сашей не отпустили Николая. Ведь если бы Алике отказала, то он перед всеми европейскими дворами оказался бы в неловком положении.
– Вас можно понять…
– А вот Сергей понял иначе: написал грубое письмо, обвиняя Ники в трусости, малодушии, отсутствии воли и Бог знает в чем… Но ведь Николай – наследник российского престола, а не губернатор Москвы, как Сергей! – Дагмара была вне себя.
Константин успокаивал ее, говоря обычное: «Всё образуется», но сам думал о том, что Алике, когда она приезжала в Россию, ему не понравилась и хотелось бы кого-то получше для милого Ники.
Они сидели в тихой гостиной. За окнами давно стемнело. Шел снег, и деревья бились на ветру в окна. Константин смотрел на свою Царицу, все еще стройную и тонкую. В сумерках бледнело совсем молодое ее лицо. Но это были сумерки, и она говорила о взрослом сыне…
Вечером в тот же день, 4 ноября 1893 года, он занес в дневник: «Я прямо от Императрицы и под свежим впечатлением спешу записать все, что с необыкновенной и глубоко трогающей меня доверчивостью она мне говорила. Я никому не могу пересказать ее слов, но вверяю их дневнику, ключ которого всегда при мне…»
На следующее утро Великий князь возвращался из Гатчины в вагоне Ники. Они дружелюбно говорили обо всем на свете. Но Константину было почему-то неловко, что он знает сердечную тайну Цесаревича, а тот об этом даже не подозревает.
Служба Наследника шла своим чередом. Константин ежедневно вел записи о ней. Это было важно хотя бы потому, что все – от солдата до командира полка – видели в этом юноше надежду России и готовы были каждую минуту сложить за него головы. Записи эти касаются многих подробностей и дают представление о характере будущего Императора.
* * *
«Цесаревич не желал, чтобы для Него делались какие-либо исключения, и строго исполнял все обязанности наравне с прочими батальонными командирами. Почтительный со старшими по служебному положению, безукоризненно учтивый, приветливый и обходительный с младшими, Он всех очаровывал простотой, искренностью и равностью своего обхождения. В расположении полка, даже и не при исполнении служебных обязанностей, Он первый отдавал высшим начальникам и ком-му полком подобающую им честь, вставая при их появлении, раньше их не закуривал, пропускал их вперед, в их присутствии рапорта дежурного не принимал и, вообще, оказывал полное уважение. С равными же в чине и младшими держал Себя всегда непринужденно, но со скромным достоинством, исключавшим и возможность какого-либо неуместного или слишком смелого по отношению к Нему поступка…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
