– Нет, решено – властно изрек кайзер. – Эта миссия вполне под силу одному дирижаблю. Не будем ждать «Карла». Немедленно пришлите ко мне Цвишена, Берг. Я хочу дать ему личную инструкцию. Операцию назначаю на 22 декабря. Передайте Людендорфу и Рупрехту, что бы смелее наступали на русских. В этот день им будет нанесен жестокий удар!
- А, что передать фон Хорну? Он просит подкрепления для штурма Лондона и очень настаивает на прилете дирижаблей. Они будут там очень кстати – вернул кайзера Штауфенбах на грешную землю.
- Передайте, чтобы наступал немедленно. Подкрепление будет позднее. Что же касается дирижаблей то к нему будет направлен «Карл» сразу как только вернется из своего полета. На «Лотхен» в ближайшие дни ему рассчитывать не придется. У этого дирижабля будет особое задание. Срочно разыщите доктора Фриче и пусть, он объявит по радио, что наши дирижабли начинают охоту за кораблем, который должен на своем борту перевести в Канаду королевскую семью и членов правительства. Это должно здорово сбить с толку наших врагов.
Так на мажорной ноте закончилось это совещание в Шарлотенбурге, но жизнь упрямо не хотела двигаться по тому руслу, что определил ей кайзер Вильгельм. Двадцать первого декабря измена нанесла новый удар. Вступив в тайные переговоры, с новоиспеченным генерал-майором Николаи, коменданты Майнца и Людвигсхафена сдали свои города передовым частям генерала Сверчкова. Предписанные к немедленному уничтожению при приближении противника рейнские мосты, достались русским в целостности и сохранности.
Со стремительным форсированием Рейна и захватом на его западных берегах плацдармов, русский боевой клин окончательно расколол Германию на две части, что делало дальнейшее сопротивление полностью бессмысленным. В этот день власть переходного правительства над собой признали Штутгарт, Карлсруэ, Кобленц и Дортмунд. До конца войны оставались считанные дни. Этого, однако, никак не хотел понять германский император, с головой ушедший в подготовку налета на походную ставку русского правителя. Уединившись в своем кабинете со своим любимцем полковником фон Цвишеным, он долго и обстоятельно наставлял нового спасителя рейха.
Об этом в Лондон, а вернее в Бирмингем, доложил полковник Шеер, чем вызвал бурю восторга со стороны британского премьера. Покончив с угрызениями совести, он ничуть не менее азартно ждал результатов налета дирижабля на Берлин.
- Русские сумели нанести нам несколько чувствительных ударов и лишить нас некоторого преимущества в южных морях. Ничего страшного. Нам надо поскорее закончить эту войну и начать новую большую игру. Нам надо сесть за стол переговоров и отнять у русских многое из того, что они смогли получить на данный момент. Очень надеюсь, что к этому моменту кресло России на переговорах будет пустовать – говорил британский премьер в доверительной беседе за чаем лорду Чемберлену, видя в своих пророческих грезах, боевого союзника объятого гражданской войной. При этом судьба собственной страны Ллойд Джорджа мало тревожила. Успев вывезти из Лондона золото британского банка вместе с королевской семьей, премьер был настроен оптимистически. Пусть падет Лондон и немцы продвинуться на север. Пусть падет Бирмингем и ему придется бежать в Канаду. Благодаря русскому наступлению Германия разваливается как карточный домик и конец войне уже близок.
Таковы были планы этих неожиданных союзников, чье внимание было полностью приковано к берлинскому пригороду, где находился литерный поезд генерала Корнилова. Туда для проведения большого совещания, были приглашены командиры и начальники штабов всех русских армий, которые растянулись на огромном протяжении от Белграда, Вены и до Берлина. Корнилов и Духонин разъясняли и уточняли задачи прибывшим военачальникам в свете последних событий.
Сегодня были радостные события. Появление в Праге чехословацкого корпуса генерала Гайды, серьезно повлияло на расстановку сил в этом регионе. Столь долго колебавшиеся в вопросе мира силезская группировка войск рейхсвера поспешили сдаться и вместе с городами признать власть временного правительства, чем избавили русские войска от постоянной угрозы флангового удара слева. Кроме этого, корпус мог серьезно связать активность командующего югом Германии фельдмаршала принца Рупрехта. Одновременно с этим, власть переходного правительства признал над собой Дюссельдорф, чем еще больше усугубил положение войск Людендорфа.
Видя столь разительные успехи мирного наступления, Корнилов приказывал не предпринимать активных действий против частей рейхсвера, не вступать с ними в бой без особой надобности и стремиться склонить противника к капитуляции путем переговоров. Запрет не распространялся лишь на части генерала Сверчкова занявшие рейнские переправы, которые противник попытается непременно отбить в самое ближайшее время.
Было уже далеко за полночь, когда совещание закончилось, но кабинет главковерха не опустел. Корнилов задержал у себя несколько человек, желая уточнить с ним некоторые вопросы. Воспользовавшись этим обстоятельством, полковник Покровский решил выйти на свежий воздух и прогуляться перед сном, после многочасового сидения за бумагами. Стояла морозная декабрьская ночь, совершенно непохожая на русскую стужу. Литерный поезд командующего находился на запасных путях Карова и был оцеплен караулом из конвоя верховного правителя. Караульные были расставлены таким образом, что отсекали всех посторонних еще на дальних подступах и приблизиться к поезду, могли лишь имеющие пропуска люди.
Медленно и неторопливо шел полковник Покровский от вагона к вагону, разминая изрядно затекшие за день ноги. Дойдя до паровоза, он повернул обратно и сразу заметил, как из вагона союзников выскользнула высокая фигура человека в шинели. Наметанный глаз полковника сразу узнал в нем помощника британского представителя при Ставке подполковника Фельтона. Он прибыл в Могилев в конце ноября.
- И чего человеку не спится? – подумал Покровский. Сам бы он с удовольствием поспал бы часов восемь, но это счастье ему в ближайшее время не предвиделось. Светомаскировка на литерном соблюдалась по всей строгости военного времени, и поэтому путь полковнику в основном освещал серп нарастающего месяца. Подойдя к вагону ресторану желая перед долгой ночью подкрепиться, Покровский случайно поднял голову и оцепенел от ужаса. С темного неба, поблескивая лунным светом на своих боках, спускался немецкий дирижабль. Подобно хищной птице, он уверенно приближался именно к литерному поезду, словно притягиваемый невидимым магнитом.
- Тревога! Воздух! Немцы! – громко прокричал Покровский и стремительно бросился к платформе артиллеристов, находившихся рядом с вагоном союзников. Полковник хорошо знал расчет платформы и надеялся, что к его появлению зенитчики уже развернут орудие для отпора врага, но к его удивлению пост молчал.
На одном дыхании, Покровский взлетел по узкой лестнице наверх и к своему ужасу увидел недвижимые тела артиллеристов. Все они были убиты, и сделал это хитрый и коварный враг, сумевший проникнуть в тщательно охраняемую зону. Как бы в подтверждение этому с высоты платформы, полковник заметил красный фонарь, укрепленный на краю крыши вагона союзников.
С замиранием сердца, Покровский увидел как мощный луч прожектора с борта дирижабля, прорезав темноту, уперся в фонарь и двинулся от него, отсчитывая вагоны.
- Нет! – во весь голос взвыл Покровский, увидев как мертвецки бледный свет, уверенно скользил к крыше вагона Корнилова. Бросившись к поворотным рычагам, он стал в одиночку разворачивать орудийную платформу.
- Что случилось вашбродь! – послышался испуганный голос человека поднимавшегося по вертикальной лестнице и в нем к огромной радости, полковник узнал своего ординарца Сафронова.
-Немцы! Дирижабль. Давай Капитоныч! – прорычал Покровский, и расторопный ординарец вместе с ним навалился на рычаги.
Створки бомболюка цеппелина уже были раскрыты, когда пушка была установлена в нужное положение.
- Снаряд! - крикнул Покровский, лихорадочно наводя орудие на цель холоднеющим сердцем, чувствуя, что не успевает. Он действительно не успел выстрелить, когда из чрева цеппелина на вагон Корнилова обрушились бомбы. Как зачарованный смотрел полковник, как они падают вниз, отчаянно надеясь, что какое-то чудо спасет Корнилова. Чуда, однако, не произошло. Бомбы плотно накрыли вагон командующего. Он дернулся, словно дикая лошадь и вспышки разрывов ослепили Покровского. Огромная сила вырвала вагон командующего из общей сцепки, швырнула на бок, но он не перевернулся, а только криво накренился и беспомощно застыл, ожидая своей дальнейшей участи. Вся земля вокруг него была густо усеяна битым стеклом и множеством листов белой бумаги.
