— Да, наверное, — совершенно не смутившись, ответила Орлин. — Однако то, что я о нем сказала, чистая правда. Мои эмоции не имеют никакого значения. Я призрак, лишенный тела. Потеря ждет смертную, которая его любит и которой предстоит с ним расстаться. Мне больно за нее, но нужды мира важнее радости одного человека. Теперь я верну тело в ее распоряжение, чтобы она сказала за себя, если вы считаете, что в этом есть необходимость.
— Нет, подождите, — вмешался Рок. — Необходимости нет. Со всем уважением к собравшимся я должен отказаться от предложенной чести.
Гея удивленно взглянула на него:
— Ты отказываешься?
— Да. И дело даже не в том, что я считаю себя недостойным, хотя так оно и есть. Не стану говорить, что мне наплевать на судьбы мира, поскольку это было бы неправдой. Проблема в том, что я слабый человек. Я не в силах бросить любимую женщину. Сейчас я могу искупить свой грех и хочу только одного: завершить жизненный путь, сделав тайное явным. Я не могу покинуть Виту, не желаю расставаться с ее частью — с Орлин, которая так замечательно меня защищала. Мое место среди смертных.
Гея кивнула:
— В таком случае мы должны тебя отпустить, добрый человек. — Она подняла руки, чтобы перевернуть страницу и вернуться в Чистилище.
— Давайте задержимся еще немного, — вмешался Сатана. — Вы все лицемеры и не хотите видеть очевидного. Здесь есть еще один кандидат, который вполне нам подходит.
Череп Танатоса повернулся к Сатане:
— Ты назвал нас лицемерами?
— О чем ты говоришь? — удивилась Судьба. — Здесь больше нет смертных мужчин.
— Да, ты права, — согласился Сатана. — Но есть кандидат. Вы исключили из рассмотрения половину смертных! Вы рекомендовали только мужчин!
Все в недоумении уставились на него.
— Он прав, — подумала Джоли. — Судьба взяла в качестве одного из аспектов мужчину; почему же Бог не может быть женщиной?
Гея медленно повернулась к Луне:
— Значит, мы должны выбрать Луну Кафтан?
Танатос подпрыгнул.
— Нет! — воскликнула Луна. — Я тоже отказываюсь! Я должна остаться здесь!
— Что ж, пришла моя очередь, — сказал Сатана. — Я выдвигаю незаконнорожденного.
Все озадаченно взглянули на него.
— Да бросьте вы! — усмехнулся Сатана. — Мы все знаем, что по существующему определению внебрачный ребенок изначально несет в себе грех своих родителей. Всякому ясно, что это несправедливо, поскольку сам он ни в чем не виноват. Оказавшись на посту Бога, такой человек сразу же изменит определения подобных грехов, облегчив тем самым мою работу. У меня в Аду множество душ, которые вовсе не должны там находиться, — хорошие люди, попавшие ко мне только из-за неправильных определений. Я считаю, что пришло время ублюдка! Ты не согласна со мной, Гея? Ты способна наложить вето на подобного кандидата?
Гея застыла на месте с открытым ртом. Она догадалась, о чем говорит Сатана, и была преисполнена благоговения. Инкарнация Природы ничего не ответила.
Джоли попыталась увидеть то, что поняла Гея, но не смогла. Она лишь сообразила, что Сатане удалось смутить Гею. Кого он выдвинул?
— А ты, Танатос! — продолжал Сатана, поворачиваясь к воплощению Смерти.
— Ты такой же лицемер! Ты сражался со мной, чтобы помешать мне забрать твою возлюбленную, но выдвинул ли ты кандидата из своих владений? Я предлагаю вам умершего!
— Мертвые не имеют права быть избранными, — ответил потрясенный Танатос. — Как только умерший человек попадает в Рай, Ад или Чистилище, его уже не вернуть обратно. Только тот, кто остается в царстве смертных…
— То есть призрак, — перебил его Сатана. — В законе не сказано, что мертвецы не могут быть избранными. Там говорится, что кандидат должен пребывать среди смертных. Вправе ли мы отказать призраку?
Теперь разинул свой лишенный плоти рот Танатос. Его пустые глазницы неотрывно смотрели на Сатану.
— А ты, Хронос, — продолжал Сатана, поворачиваясь к воплощению Времени.
— Ты рекомендовал одного из тех, кого знал в своей смертной жизни. Что скажешь о прелюбодейке?
Хронос молча смотрел на воплощение Зла.
Сатана же тем временем повернулся к Судьбе:
— А как насчет тех, чью нить ты перерезала?
И к Марсу:
— Как ты относишься к тем, кто никогда не воевал и не боролся за власть?
Все ошеломленно молчали — они поняли, о ком говорит Сатана. Все, кроме Джоли! О ком речь?
Взгляд Сатаны вернулся к Гее.
— Джоли! — позвал он.
Что?!
— Расскажи о моем кандидате, ты знаешь ее лучше всех.
Только теперь, в ослепительной вспышке прозрения, Джоли поняла и обнаружила, что Гея передала ей контроль над телом.
Джоли смотрела на Орлин.
— Да, я действительно с ней знакома. Я пришла к ней, когда она была еще ребенком — прелестное дитя, которое удочерила достойная семья. Она всегда знала, что родилась ублюдком и что ее бросили настоящие родители. Она не хотела повторить это злое деяние, мечтала стать хорошей матерью и никогда не покидать своего ребенка. Однако настоящим отцом родившегося был любовник, а не законный муж, что принесло новое зло в ее душу. Она любила сына и дала себе клятву с ним не расставаться. Когда мальчик умер — не по ее вине, — она не сумела пережить утрату и покончила с собой; так в ее душе возникло новое зло. Но все это зло лишь по определению; оно не отражает истинной ее сущности, хорошей и доброй, способной к сочувствию — насколько вообще возможно среди смертных.
Теперь пришла очередь удивляться Орлин, которая по-прежнему оставалась в теле Виты.
— Я вернулась за ней, когда она умерла, и помогла ей в поисках ребенка,
— продолжала Джоли. — Даже после смерти она была верна своим идеалам. Несмотря на грехи, отягощавшие душу, ее баланс оставался положительным, и ей предстояло вознестись на Небеса. Но она отчаянно боролась за то, чтобы остаться среди смертных в виде призрака, она мечтала забрать сына с собой. Она подвергала свою душу опасности ради того, кого любила. Я не знаю примера более сильной любви: отвергнуть Рай ради счастья собственного ребенка! Я не знаю ни одной души более достойной отправиться на Небеса.
Орлин наконец пришла в себя.
— Но…
— Однако, когда ей представилась возможность получить желаемое за счет страданий других людей, — продолжала Джоли, — она отказалась. Узнав, что девушка, которой мы помогали, Вита, окажется в крайне тяжелом положении, если мы изменим течение времени, Орлин не захотела строить свое счастье на ее боли. Она больше всего на свете мечтала получить назад своего ребенка, но не могла не думать о других. И оказалась способна пойти еще дальше. В Аду ей предложили вернуть ребенка, не причиняя никому вреда — в уплату Орлин должна была совершить поступок, который мог вообще ни на что не повлиять. Однако она почувствовала, что это неправильно, и снова ответила отказом. Тем не менее, находясь в Аду, она рискнула и протянула руку помощи душе, исполненной зла, посчитав наказание излишне суровым.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
