— Что?! — поразился Рон. Гарри хотел наступить ему на ногу, но оказалось, что в джинсах проделать это незаметно довольно трудно. — Так там твой папа, Невилль?
— Что это значит, Невилль? — грозно осведомилась миссис Длиннопопп. — Твои друзья ничего не знают о твоих родителях?
Невилль сделал глубокий вдох, поднял лицо к потолку и потряс головой. Гарри никогда и никого не жалел так, как сейчас Невилля, но не знал, чем ему помочь.
— Здесь нечего стыдиться! — сердито воскликнула миссис Длиннопопп. — Ты должен гордиться, Невилль, гордиться! Не затем они пожертвовали своим здоровьем и рассудком, чтобы их стыдился единственный сын!
— Я не стыжусь, — еле слышно отозвался Невилль. Он по-прежнему избегал встречаться взглядом с друзьями. Рон привстал на цыпочки, чтобы получше рассмотреть родителей Невилля.
— Но ты избрал странный способ это показать! — заявила миссис Длиннопопп. — Мой сын и его жена, — она величаво повернулась к Гарри, Рону, Гермионе и Джинни, — потеряли рассудок под пытками приспешников Сами-Знаете-Кого.
Гермиона и Джинни зажали рты ладонями. Рон, перестав выгибать шею, потрясённо замер.
— Они были аврорами, и их очень уважали в колдовской среде, — продолжала миссис Длиннопопп. — Это были чрезвычайно одарённые люди. Я… Алиса, деточка, что такое?
К ним боязливо, бочком, подошла мама Невилля, одетая в ночную рубашку. От круглолицей, счастливой женщины с фотографии первого Ордена Феникса не осталось ровным счётом ничего. Лицо постарело, щёки ввалились; глаза казались чересчур большими, а всклокоченные, абсолютно белые волосы — мёртвыми. Она не хотела — или не могла — говорить, но, глядя на Невилля, совершала какие-то странные движения, робко протягивая ему что-то на ладони.
— Опять? — устало вздохнула миссис Длиннопопп. — Спасибо, Алисочка, спасибо — Невилль, возьми, что там у неё?
Но Невилль и так уже подставил руку, и его мама уронила туда обёртку от взрывачки Друблиса.
— Какая прелесть, — с деланным восторгом похвалила бабушка Невилля и похлопала невестку по плечу.
А Невилль тихо и серьёзно сказал:
— Спасибо, мамочка.
Алиса, напевая про себя, прыгающей походкой пошла к своей кровати. Невилль обвёл всех вызывающим взглядом, словно говоря: только попробуйте засмеяться! Но Гарри в жизни не видел ничего менее забавного.
— Что же, нам пора, — вздохнула миссис Длиннопопп, натягивая длинные зелёные перчатки. — Очень приятно было познакомиться. Невилль, выбрось эту обёртку, у тебя их столько, что комнату можно оклеить.
Но, глядя им вслед, Гарри заметил, что Невилль тайком сунул обёртку в карман.
Дверь палаты закрылась.
— Я не знала, — со слезами в голосе сказала Гермиона.
— И я, — хрипло отозвался Рон.
— И я, — еле выдохнула Джинни.
Они посмотрели на Гарри.
— Я знал, — хмуро проговорил он. — Мне Думбльдор сказал. Но я обещал никому не говорить… Именно за это Беллатрикс Лестранг посадили в Азкабан — за применение пыточного проклятия. Она пытала родителей Невилля, пока они не сошли с ума.
— Беллатрикс Лестранг? — в ужасе переспросила Гермиона. — Это её фотографию Шкверчок держит у себя в каморке?
Повисло долгое молчание, которое нарушил Чаруальд, недовольно воскликнув:
— Слушайте, для чего я, спрашивается, учился писать обеими руками?
Глава 24
ОККЛУМЕНЦИЯ
Шкверчок, как выяснилось, прятался на чердаке, где его, по уши в пыли, и обнаружил Сириус. Эльф якобы искал оставшиеся семейные реликвии. Это объяснение полностью устраивало Сириуса, но Гарри было не по себе. Шкверчок вёл себя странно: смотрел веселее, меньше ворчал, покорнее подчинялся приказам. Пару раз Гарри ловил на себе пронзительный взгляд домового эльфа, и тот, заметив, что Гарри на него смотрит, сразу отводил глаза.
Но подозрения Гарри были настолько смутными, что он решил не высказывать их Сириусу. Тот и так после Рождества впал в уныние. Чем ближе подходил день возвращения ребят в «Хогварц», тем чаще Сириус, как выражалась миссис Уэсли, «впадал в меланхолию». Он становился хмур, неразговорчив и нередко по несколько часов кряду сидел у Конькура, а его тоска, как ядовитый газ, просачивалась под дверью и распространялась по дому, заражая всё на своём пути.
Гарри очень не хотелось снова оставлять Сириуса одного, в малоприятной компании Шкверчка; и вообще, впервые в жизни, у него не было ни малейшего желания возвращаться в школу. Что он там не видел? Кхембридж, которая за каникулы наверняка успела наиздавать тысячу декретов? О квидише можно забыть; домашних заданий будет невпроворот, экзамены-то на носу… От Думбльдора слова не дождёшься… В общем, если бы не Д.А., Гарри упросил бы Сириуса разрешить ему уйти из «Хогварца», и они бы вместе жили на площади Мракэнтлен.
А в последний день каникул случилось нечто такое, после чего возвращаться в школу стало просто страшно.
— Гарри, дорогой, — заглянув в спальню, позвала миссис Уэсли. Гарри и Рон играли в шахматы, а Гермиона, Джинни и Косолапсус следили за игрой. — Ты не мог бы спуститься в кухню? С тобой хочет поговорить профессор Злей.
Смысл её слов дошёл до Гарри не сразу; его ладья вступила в жестокую схватку с пешкой Рона, и Гарри активно её подзадоривал:
— Дави её! Дави! Это всего лишь пешка, дубина! Простите, миссис Уэсли, что вы сказали?
— Профессор Злей, дорогой. В кухне. Хочет с тобой поговорить.
Гарри в ужасе разинул рот и посмотрел на Рона, Гермиону и Джинни. Те, в не меньшем потрясении, смотрели на него. Косолапсус, который последние четверть часа безуспешно рвался из рук Гермионы, победно вскочил на доску. Фигурки, громко вереща, припустили в разные стороны.
— Злей? — тупо переспросил Гарри.
— Профессор Злей, дорогой, — укоризненно поправила миссис Уэсли. — Пойдём скорей, у него мало времени.
— Чего ему от тебя надо? — нервно спросил Рон, когда миссис Уэсли вышла. — Ты ничего такого не сделал, нет?
— Нет! — возмутился Гарри, лихорадочно соображая, зачем Злею так срочно понадобилось его видеть. Неужто он получил «Т» за последнюю домашнюю работу?
Через две минуты он уже открывал дверь на кухню. Сириус и Злей молча сидели за длинным столом, глядя в разные стороны. В воздухе висело тягостное напряжение. Перед Сириусом на столе лежало распечатанное письмо.
— Э-м, — объявил о своём появлении Гарри.
Злей повернул к нему бледное лицо, обрамлённое чёрными сальными лохмами.
— Садись, Поттер.
— Знаешь что, Злей! — выпалил Сириус. Качаясь на стуле, он отклонился назад и уставился в потолок. — Нечего тут распоряжаться. Это, как-никак, мой дом.
Безжизненное лицо Злея пошло пятнами. Гарри сел рядом с Сириусом и, через стол, воззрился на Злея.
— Мне было велено переговорить с тобой наедине, Поттер, — сказал Злей, и знакомая усмешка искривила его губы, — но Блэк….
— Я его крёстный, — почти крикнул Сириус.
— Я здесь по приказу Думбльдора, — продолжал Злей. Его язвительный голос, напротив, звучал всё тише. — Но ты, Блэк, можешь оставаться, я знаю, ты любишь быть… причастным.
— Что ты имеешь в виду? — Стул, на котором сидел Сириус, с громким стуком встал на все четыре ножки.
— Только то, что, по-моему, тебе сейчас очень… м-м… неуютно, ведь ты не делаешь ничего полезного, — Злей деликатно подчеркнул последнее слово, — для Ордена.
Настала очередь Сириуса покраснеть. Губы Злея победно изогнулись, и он повернулся к Гарри.
— Меня прислал директор, Поттер. Он хочет, чтобы ты в этом семестре изучал окклуменцию.
— Что изучал? — непонимающе переспросил Гарри.
Усмешка Злея стала шире.
— Окклуменцию, Поттер. Магическую защиту сознания от проникновения извне. Это мало изученная, но весьма полезная область колдовства.
Сердце Гарри очень сильно забилось. Защита от проникновения извне? Но ведь в него никто не вселился, с этим же все согласились…
— А зачем мне учить эту охлу… как её там? — выпалил он.
— Затем, что так хочет директор, — ровным голосом ответил Злей. — Раз в неделю ты будешь брать частные уроки, но об этом никто не должен знать, в первую очередь — Долорес Кхембридж. Понятно?
— Да, — сказал Гарри. — А кто будет давать мне уроки?
Злей поднял брови.
— Я, — ответил он.
Внутри у Гарри возникло неприятное жжение, внутренности будто начали плавиться. Дополнительные уроки со Злеем — за что?! Чем он это заслужил? Ища поддержки, он быстро повернулся к Сириусу.
— А почему Думбльдор сам не может учить Гарри? — набросился на Злея Сириус. — Почему ты?
— Потому, я полагаю, что директор обладает правом делегировать наименее приятные из своих обязанностей кому-то из подчинённых, — шёлковым голосом объяснил Злей. — Смею тебя уверить, я на это не напрашивался. — Он встал. — Поттер, жду тебя в понедельник, в шесть часов вечера. В моём кабинете. Если кто спросит, у тебя дополнительные занятия по зельеделию. Те, кто видел тебя на моих уроках, не станут отрицать, что ты в этом нуждаешься.
