Его плечи затряслись, а руками он прикрыл лицо. Увидев это, следователь взял со стола графин и, налив из него в стакан воды, протянул его старику. Тот сделал несколько судорожных глотков, вытер тыльной стороной ладони губы и поставил стакан на стол. После чего произнёс:
— Всё равно вас Аллах накажет. Не сегодня, так завтра.
— Никто меня не накажет, — возвращаясь за стол, ответил Салюнас. — На меня однажды уже и с ножом бросались, и из ружья стреляли. Ничто меня не берёт — я заговорённый. А тебя я в последний раз спрашиваю: соберёшь деньги?
— Я должен с детьми встретиться, — ответил старик.
— Не с детьми, а со старшим сыном. Я вызову его завтра и ты ему объяснишь ситуацию. Скажешь, что в течение трёх дней надо собрать нужную сумму. Если кто-то посторонний об этом узнает, и тебе и сыну будет очень плохо — я обещаю. Ты меня понял?
Старик молча кивнул головой. После этого Салюнас вызвал конвойного, чтобы тот увёл арестованного в камеру. Как только это произошло, следователь собрал бумаги, лежавшие на столе, в стопку и положил их в сейф. Закрыв его, он положил ключ в карман и вышел из кабинета, закрыв его на другой ключ. Последний он оставил на вахте внизу.
Выйдя на улицу, Салюнас прошёл несколько метров и, достав из кармана пиджака пачку сигарет, закурил. Невдалеке мимо проходила согбенная старушка-узбечка, опиравшаяся на кривую палку. Посмотрев на следователя, женщина спросила:
— Много невинных людей сегодня посадил?
— Что ты мелешь, старая карга? — возмутился следователь. — Проваливай, пока я и тебя за решетку не отправил.
Женщина прошла несколько шагов вперёд, после чего обернулась и сообщила:
— Ничто, говоришь, тебя не берёт? Так ты не пули должен бояться и не ножа, а старого турецкого ятагана, который тебе голову отрежет. Вжик — и нет головы!
И старушка взмахнула своей кривой палкой, будто саблей, показывая, как именно это будет проделано.
«Видно услышала в открытое окно, как я Максудову в кабинете грозил, — подумал Салюнас, размышляя над словами старухи. — Взбрело же дуре в голову про какой-то старый ятаган молоть. Меня сам чёрт хранит, мне ничего не страшно».
В этот миг Салюнас поперхнулся табаком и стал сильно кашлять. А когда приступ прошёл, он отбросил недокуренную сигарету в сторону и направился к гостинице, в которой проживали члены его следственной группы.
17 апреля 2020 года, пятница, Москва, режим карантина, Нижегородская улица
— Мама, к нам собачка пришла!
На этот крик из комнаты вышла женщина с пустым тазиком в руках, из чего Шорин сделал вывод, что это хозяйка квартиры и она только что ходила на балкон, где, судя по всему, развешивала бельё.
— Вам кого? — спросила женщина у Шорина, пока её дочка, встав на колени, любезничала с Плутоном, гладя его по голове.
— Я ищу кого-нибудь из Кондратовых, которые проживали здесь в 1985 году, — ответил Шорин.
— А зачем они вам? — продолжала вопрошать женщина, дойдя до порога.
— Я по поводу Георгия Кондратова, — гость назвал имя и фамилию человека, который, согласно уголовному делу, был повинен в смерти его отца.
— Он давно уже умер, вы опоздали, — ответила женщина и, обратилась к девочке: — Лида, отпусти собаку, мне надо закрыть дверь.
— Вернуть человеку честное имя никогда не поздно, — произнёс Шорин фразу, которую он повторял всю дорогу, пока ехал сюда.
После этих слов женщина пристально посмотрела на гостя и, не заметив в его взгляде ничего предосудительного, спросила:
— Вы думаете, эта справедливость кому-то ещё нужна?
— Не знаю, как вам, но мне она просто необходима.
— А вы кто будете?
— Я сын того человека, которого, как считается, убил Георгий Кондратов. А вы, как я понял, его родственница?
— Я его сестра, — ответила женщина.
— И как мне к вам обращаться?
— Зинаида Петровна, — представилась хозяйка и снова обратилась к дочке: — Лида, иди поиграй с собачкой в комнате, а мы с дядей пройдём на кухню.
Услышав это, девочка издала радостный возглас и позвала Плутона за собой. И тот с удовольствием откликнулся на этот зов, оглашая квартиру звонким лаем. А Шорин прошёл на маленькую кухню, где ему предложили табуретку, на которую он и уселся.
— Угостить мне вас нечем, поскольку в магазин я сегодня еще не ходила, — сообщила женщина, присаживаясь напротив гостя на такую же табуретку.
— Спасибо, я дома перекусил, — ответил Шорин.
— Вы не знаете, когда этот карантин закончится? — задала хозяйка вопрос, который гость не ожидал услышать.
Но всё же ответил:
— Я полагаю, что это случится не скоро — всё только начинается.
— У нас детскую площадку закрыли, и дети теперь не могут выйти погулять, — пожаловалась женщина и задала ещё один вопрос, который тоже застал гостя врасплох: — У вас дети есть?
— Нет, у меня есть собака. А это ваша дочка?
— Нет, внучка, а дочь на работе — она продавец в магазине неподалёку.
— Тоже неплохо, — произнёс Шорин, которого уже начал тяготить этот разговор и ему хотелось поскорее перейти к главному. И женщина это поняла, поскольку сама перевела беседу в нужную плоскость, задав новый вопрос:
— Значит, вы сын одного из тех несчастных?
— Он самый.
— Которого из них?
— Петра Шорина — меня зовут Иван.
— И сколько лет вам было в ту пору?
— Три года.
— Значит, своего отца вы не помните. А я вот Жорика хорошо помню — мне тогда как раз пятнадцать лет исполнилось. Так что вы хотите узнать?
— Правду о том, что тогда произошло.
— Тогда почитайте уголовное дело — оно наверняка где-то хранится.
— Я почитал, и понял, что там не вся правда. Там есть какая-то тайна, о которой вы наверняка должны знать.
— Почему вы так думаете?
— Мне это подсказывает интуиция. Я когда ехал сюда, загадал: если кто-то из Кондратовых до сих пор живёт в этой квартире, значит, я докопаюсь до правды.
— Вам действительно повезло, поскольку наш дом включен в план реновации и его должны будут скоро снести, — сообщила неожиданную новость хозяйка.
— Вот видите, как всё сошлось, — улыбнулся на эти слова Шорин. — Значит, пришла пора рассказать всю правду.
Прежде чем ответить, женщина поднялась со своего места и подошла к окну. И так, стоя спиной к гостю, продолжила разговор:
— Иногда я думаю, что Жорику повезло, что он не дожил до этого времени.
— В ту пору вам жить было легче?
— И легче, и проще, — кивнула головой женщина. — А сегодня люди просто с ума посходили. Вот и дождались этой эпидемии. Но мне не страшно — я за дочь и внучку переживаю: как они жить дальше
