К большому облегчению для Эльги, надолго ужин не затянулся. Ночь была на исходе, и гостеприимных хозяев тянуло в сон. Тепло распрощались и разошлись до следующего вечера. На пути в их собственную спальню она сказала Уилару:
— Как вы можете такое делать? Вас самого не тошнит?
— Ты о чем?
— Вы знаете, о чем!
— Хорошо. — Уилар кашлянул. — Предположим, что знаю. Ответь-ка тогда на вопрос: человек — это душа или тело?
— И то и другое вместе.
— Значит, если их разделить, человек исчезнет?
— Нет. Останется душа.
— Значит, душа — это и есть человек?
— Ну… да.
— Тогда скажи мне пожалуйста, — Уилар сладко зажмурился, — что же плохого в том, чтобы есть человеческое мясо? Тело, как учит наша святая церковь, которую я люблю всем сердцем, есть прах. Так чем же один прах хуже или лучше другого? Чем же человеческий прах так отличается от праха, скажем, говяжьего или куриного, который ты употребляешь в пищу с таким удовольствием?
— Я не хочу с вами спорить, — заявила Эльга.
— Да потому что тебе нечего возразить, — кивнул чернокнижник.
— Нет, есть. — Эльга со злостью посмотрела на Уилара.
— Я слушаю.
— Вы… вы сами знаете, что так нельзя! Просто нельзя — и все!
— Вот. — Уилар поднял палец. — Точно. Нельзя. Именно поэтому я это и делаю. Ты меня раскусила.
Эльга молчала, бессильно глядя на своего спутника.
— Заметь, — продолжал чернокнижник. — Я тебя предупредил, когда ты садилась за стол. Каждому свое, и давай закончим этот разговор. Я не мешаю тебе, когда ты молишься своему божку, и ты будь любезна не мешать мне, когда я делаю то, что считаю нужным.
— Не мешаете?! — задохнулась Эльга. — Да вы… да вы почти уничтожили мою веру! Вы топчете все… все… — У нее не хватало слов. — Все святое… и все просто человеческое… И вы еще говорите, что «не мешаете мне»?!
— Ну… — Уилар пожал плечами. — Если получается, что прав я, а не ты, кто же в этом виноват? Если твою веру так легко растоптать, вера ли это вообще?.. — Он помолчал и добавил: — Впрочем, я всегда утверждал, что вся джорданитская религия — это одно большое суеверие.
— Зато то, во что вы верите, наверное, и есть сама святая истина, — огрызнулась Эльга.
— А ты еще помнишь, во что я верю? — Уилар рассмеялся. — Мы об этом уже разговаривали в Азагалхаде. Я верю в себя. Попробуй-ка разрушить мою веру!
Эльга не нашла, что ответить. Через несколько шагов Уилар остановился и сказал:
— Кстати, хотел тебе кое-что показать. Пойдем… И потянул девушку за собой.
Они спустились по какой-то старой лестнице, потом снова поднялись. Заброшенное крыло замка, где не было ни Шабрезов, ни даже их слуг. В одной из пыльных, пустующих комнат Уилар остановился. Противоположную от входа стену надвое разделяла полуколонна, в нижней четверти оформленная в виде скульптуры широкоголового, низенького человечка с огромным ртом, снабженным впечатляющими зубами. Каменное украшение находилось в таком же запущенном состояние, как все крыло. Скульптуру покрывал слой грязи, камень крошился, многих деталей уже было не различить, но было еще видно, что тот, кто создавал скульптуру, хотел придать карлику крайне воинственное и упрямое выражение — и это вполне ему удалось. Карлик производил двойственное впечатление — с одной стороны, неприступного, даже злого создания, с другой — Эльга почувствовала грусть, потому что карлик казался одиноким, нелюдимым стариком, для которого не нашлось места в современном мире. Он был похож на старого цепного пса — когда-то ценимого за свою злость, а теперь подслеповатого, больного и никому не нужного.
— Знаешь, кто это? — спросил Уилар. Эльга покачала головой.
— Это бес, — сказал чернокнижник.
Эльга отступила на полшага. Конечно, это была всего лишь скульптура, которая никак не могла ей повредить, но ощущения после слов Уилара у Эльги возникли самые пренеприятнейшие. Некоторые вещи, которые выходят из человеческих рук, становятся чем-то большим, чем просто вещами. Всю свою жизнь Эльга молилась перед статуэтками ангелов и святых. Она не была идолопоклонницей, она твердо усвоила, что это всего лишь образы, но она знала, что и образы могут нести в себе некоторую, пусть даже и отраженную, божественную силу. И если перед святыми изображениями она ощущала благоговение, то чувства, которые вызвало в ней изображение беса, были прямо противоположными. От жалости, испытанной ею в первые мгновения, не осталось и следа.
Она с опасением посмотрела на каменную скульптуру. Когда она перевела взгляд на Уилара, страх не исчез, а только усилился, хотя и стал несколько иного рода: она заранее опасалась того, что может сделать ее спутник. В последнее время она забылась, даже начала ему доверять, а между тем делать этого совершенно не следовало. Теперь она всерьез опасалась, как бы Уилар не начал поклоняться этому уродливому существу или не выкинул бы еще чего-нибудь в этом роде. После сегодняшнего ужина от него всего можно было ожидать.
Уилар задумчиво смотрел на древнюю скульптуру.
— Таких уже давно не делают, — сказал он наконец. — Только в этом замке он и мог сохраниться.
— Они ему поклоняются? — прошептала Эльга. Ну Шабрезы?..
— Нет. — Уилар улыбнулся. — Бесам никогда не поклонялись. Поклоняться можно только тому, что ты считаешь выше себя.
— Зачем же тогда?..
— А зачем люди держат собак?
— Собаки помогают людям. И вообще они добрые. А бесы… — Эльга подозрительно посмотрела на чернокнижника. — Уж не станете ли вы убеждать меня в том, что они хорошие и добрые?
— Собаки не всегда добрые. Один раз я сам был свидетелем, как одичавшая голодная собачья стая набросилась на человека.
— Но такое бывает редко! Когда я жила в Греуле, у наших соседей была собака. Вы и представить себе не можете, какая она была добрая!
— Люди приручили собак отнюдь не за их доброту. Людям требовались их зубы и нюх. Им нужен был кто-то, кто охранял бы их дома, их стада от волков. И точно так же они приспособили бесов к тому, чтобы те охраняли их от разных злых духов. Они приносили своим домашним бесам жертвы, но никогда не поклонялись им как богам. Эти жертвы были чем-то вроде кормежки, которой хозяин обеспечивает своего цепного пса в обмен на ту работу, которую пес выполняет.
— Бесы — это и есть злые духи! — твердо заявила Эльга.
— Сейчас это и в самом деле стало так. — Уилар вздохнул. — Но когда-то слово «бес» не несло в себе того безусловно отрицательного значения, которое ты сегодня в него вкладываешь. Церковь собрала в кучу всех сверхъестественных существ и разделила их на две неравные категории. С одной категорией — с ангелами, являющимися, по сути, всего лишь вестниками божественной воли — общение допускается, а на всех остальных вешается ярлык «демоны» и указывается как на источник безусловного зла, в котором нет ничего доброго. А ведь этих духов было огромное множество и злых, и нейтральных, и даже добрых, а чаще всего злых, нейтральных или добрых в зависимости от той или иной ситуации. Церковь поставила знак равенства между такими словами, как «дьявол», «демон», «бес», «нечисть» — а ведь это по своей природе далеко не одно и то же. В конце концов словом «бес» стали называть как раз тех духов, от которых когда-то давно жившие в домах бесы и оберегали людей. Неудивительно, что теперь ты их боишься.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
