Пишет много: «А.И. Герцен. Былое и думы» (1930), «Стиль Щедрина» (1940), «А.И. Герцен. Жизнь и творчество» (1948), «Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество» (1953), «Стиль Горького и стилевые искания советской прозы» (1968). Причём за книгу «А.И. Герцен. Жизнь и творчество» получает сталинскую премию 2 степени.
Пишет и такие книги, как «Современная буржуазная литературная теория» (1972).
Но в 1962 году собирается, как уже было сказано, президиум Московской писательской организации под руководством Степана Щипачёва. Писателям демонстрируют связи Эльсберга с ГПУ-НКВД-МГБ. По доносам Якова Ефимовича погиб Бабель, отправлены в лагеря многие литераторы. Президиум исключает Эльсберга из Союза писателей.
Однако 10 июня 1963 года секретариат Союза писателей России это решение отменил. Основание: со стороны прокуратуры к Эльсбергу претензий нет.
29 марта 1976 года Яков Эльсберг умер. Родился 22 мая 1901-го.
30 МАРТА
Александр Константинович Гладков (родился 30 марта 1912 года) начал публиковаться со статьями о театре с 1928 года. Сдружился с А. Арбузовым, В. Плучеком, И. Штоком. В 1934–1937 годах работал в Театре имени Вс. Мейерхольда.
Первая пьеса, которая его прославила, – героическая комедия в стихах «Давным-давно» (1940). Её премьера прошла в осаждённом Ленинграде. Постановка пьесы в 1943 году в ЦТКА была отмечена сталинской премией. В день Победы 9 мая спектакль шёл в Большом Драматическом театре. Пьеса была переведена на многие языки, послужила основой для музыкальной комедии «Голубой гусар» (композитор Н. Рахманов), киносценария самого Гладкова (при участии Эльдара Рязанова). Рязанов в 1962 году снял по ней фильм «Гусарская баллада». На материале Великой Отечественной патриотическая тема была продолжена пьесой «Бессмертный» (1941, совместно с А. Арбузовым), драматическими этюдами «Неизвестный матрос», «Нахал», «Новейший метод» (1942).
Но пьеса «Новогодняя ночь» («Жестокий романс»), поставленная в 1945 году была осуждена Постановлением ЦК ВКП(б), которое назвало её «слабой и безыдейной», уводящей в мир «фальшивых переживаний».
Для Гладкова начались чёрные дни. Его пьеса «До новых встреч», написанная в 1948 году, осталась лежать на столе драматурга, которого именно в этом году 1 октября арестовали якобы за хранение антисоветской литературы.
От него потребовали «отречения» от своего учителя Мейерхольда, но Гладков это сделать отказался. Позже один из «солагерников» Гладкова напишет в «Новом мире» (1993): «Не могли его освободить ещё и потому, что он дружил в своё время с Мейерхольдом, и от этой дружбы не отказался». Не отказался Гладков и от арестованного брата – посылал ему деньги, помогал семье.
Его сослали в Каргопольский лагерь, где он в течение шести лет писал стихи, организовал театральную труппу из бывших актёров-заключённых.
Через шесть лет он вернулся, но не в Москву, а в Петушки Владимирской области. В Москву он вернулся в 1956 году после реабилитации.
Он написал книгу о Мейерхольде, представил рукопись ленинградскому отделению издательства «Искусство», но её зарубили.
Он задумал (но не осуществил) трилогию о Мейерхольде – от начала его жизни до «последних художественных свершений».
Не увидел Гладков опубликованной и другую свою книгу «Театр. Воспоминание и размышление». Гладков всю свою сознательную жизнь вёл дневник, который намеревался включить в книгу. Кроме того в книгу вошли разные по характеру очерки и этюды о Маяковском, Платонове, Олеше, Паустовском, А. Белом, Ахматовой, Эренбурге, Кольцове, Бабеле.
Он написал киносценарий «Зелёная карета» (1967), посвящённый печальной судьбе рано умершей актрисы В. Асенковой. Кинофильм поставил режиссёр Ян Фрид. Написал киносценарий «Невероятный Иегудил Хламида» (1969) о молодом Горьком, которого в фильме Николая Лебедева играет Афанасий Кочетков.
Умер Александр Константинович 11 апреля 1976 года. Многие его работы напечатаны только в годы перестройки и после. Как и это стихотворение, помеченное 1952 годом, – временем, когда писатель находился в каргопольском лагере:
Мне снился сон. Уже прошли векаИ в центре площади знакомой, круглой —Могила неизвестного Зека:Меня, тебя, товарища и друга…Мы умерли тому назад… давно.И сгнил наш прах в земле лесной, болотной,Но нам судьбой мозолистой и потнойБессмертье безымянное дано.На памятник объявлен конкурс был.Из кожи лезли все лауреаты,И кто-то, знать, медаль с лицом усатымЗа бронзовую славу получил.Нет, к чёрту сны!.. Бессонницу зову,Чтоб перебрать счёт бед в молчаньи ночи.Забвенья нет ему. Он и велик и точен.Не надо бронзы нам – посейте там траву.
31 МАРТА
Я не был близко знаком с Корнеем Ивановичем Чуковским, хотя получил от него рекомендацию в Союз писателей. Но некоторых его друзей хорошо знаю. Читал воспоминания о нём. Так что представляю себе характер этого умного, ироничного, любящего розыгрыши и одновременно замкнутого в себе человека, родившегося 31 марта 1882 года. Именно потому иначе, чем многие, написавшие об этом, отношусь к знаменитой его дневниковой записи от 22 апреля 1936 года о том, как они с Пастернаком на съезде комсомола восприняли появление Сталина:
«Что сделалось с залом? А ОН стоял, немного утомлённый, задумчивый и величавый. Чувствовалась огромная привычка к власти, сила и в то же время что-то женственное, мягкое. Я оглянулся: у всех были влюблённые, нежные, одухотворённые и смеющиеся лица. Видеть его – просто видеть – для всех нас было счастьем. К нему всё время обращалась с какими-то разговорами Демченко. И мы все ревновали, завидовали, – счастливая! Каждый его жест воспринимали с благоговением. Никогда я даже не считал себя способным на такие чувства. Когда ему аплодировали, он вынул часы (серебряные) и показал аудитории с прелестной улыбкой – все мы так и зашептали: «Часы, часы, он показал часы» – и потом расходясь, уже возле вешалок вновь вспоминали об этих часах.
Пастернак шептал мне всё время о нём восторженные слова, а я ему, и оба мы в один голос сказали: «Ах, эта Демченко, заслоняет его!» (на минуту).
Домой мы шли вместе с Пастернаком, и оба упивались нашей радостью…»
Я не верю в искренность чувства, выраженного здесь Корнеем Ивановичем.
Ну, посудите сами. За два месяца до этого: «Вчера вечером позвонили от Главного начальника политической милиции: когда он мог бы меня посетить. Говорили каким-то угрожающим тоном. Я страшно взволновался. Уж не натворила ли чего-нибудь Лида». Через две недели: «Вчера позвонил Алянский и сообщил, что в «Комсомольской правде» выругали мой стишок «Робин Бобин Барабек». Это так глубоко огорчило меня, что я не заснул всю ночь». Ещё через неделю: «Вчера нагрянул на меня Цыпин. Очень сладко и любовно предложил мне выбросить из программы несколько моих книжек. «Нельзя. Нельзя. По настоянию Ц. К.»».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
