Бурный взрыв оваций был ответом на речь старого ученого. Но овации сейчас же оборвались, как только Тихон Иванович нетерпеливо поднял руку.
— И пусть не говорят нам, — продолжал старый ученый, — что, дескать, мы достигли уже всего необходимого, отлично приспособились к существующему порядку вещей и нам нечего бросаться, как они говорят, в авантюры. Жизнь только в движении! В непрерывном движении вперед. Мы еще только начинаем жить по-настоящему, и стыдно нам уклоняться от зова жизни. Проект Лаврова является именно таким призывом жизни. И мы не смеем отказываться идти навстречу этому призыву, если мы хотим быть достойными нашего великого прошлого, нашего прекрасного настоящего и еще более чудесного будущего!
Заключительные слова академика вызвали восторг. Раздались крики: «Браво!» «Да здравствует проект Лаврова!» Многие устремились к трибуне и, стоя внизу, приветствовали старого ученого, медленно спускавшегося по ступеням. Непрерывный звонок председателя даже через десятки усилителей был едва слышен.
На трибуне появился молодой человек, высокий, смуглый, с длинными черными волосами и горящими глазами. Энергичными движениями рук он требовал внимания.
— Мы, молодежь, хотим действовать, — начал наконец молодой человек, — работать, творить! Мы хотим тоже оставить свой след на земле, след, не стираемый веками! Мы тоже хотим служить нашей родине, всему будущему человечеству, как наши героические отцы и деды. Пусть даже с риском, пусть с жертвами! Мы не боимся их, мы без страха пойдем на жертвы, потому что мы хотим подвига! Я предлагаю сейчас же организовать сбор подписей и просить наше правительство немедленно учредить комиссию для практического рассмотрения и дальнейшей разработки проекта Лаврова. Да здравствует Лавров и его проект!
Закончив под грохот аплодисментов и крики «ура» свою речь, молодой человек быстро сошел с трибуны и скрылся в толпе.
Председатель едва успел спросить его:
— Кто говорил? Ваша фамилия?
— Красницкий, — ответил молодой человек.
— Собрать подписи! Пусть президиум раздаст листы! Раздайте листы! — слышались крики из разных концов зала.
Через минуту из рук в руки, из одного ряда в другой по всему огромному залу началось перепархивание белых листов, быстро покрывавшихся сотнями и тысячами подписей…
Среди гула оживленных разговоров раздался голос председателя:
— Внимание! Внимание! Даю Тбилиси! Смотрите и слушайте Тбилиси!
Огромный серебристый экран позади президиума вдруг засветился трепетным розовым светом, его гладкая поверхность быстро начала как будто уходить куда-то вглубь. Еще мгновение — и рядом с залом Дворца Советов, словно продолжение его, возник новый огромный зал с бесконечной перспективой боковых колонн, несущих на себе обширный подковообразный балкон. Зал и этот балкон с амфитеатром были полны взволнованным народом, президиум занимал свои обычные места над трибуной, на трибуне стоял человек с черными курчавыми волосами, и его голос разносился теперь одновременно под сводами московского и тбилисского дворцов:
— …Выслушав доклад профессора Грацианова и возражения академика Карелина, мы единодушно присоединяемся к почину наших московских товарищей! Да здравствует Лавров и его проект!
— Внимание! — послышался голос председателя. — Смотрите и слушайте Харьков!
Еще через пять минут:
— Сейчас будет Минск!
Потом:
— Мурманск!
— Владивосток!
— Сталинград!
Глава двенадцатая
ПОСЕВЫ
Весеннее солнце припекало, но в большом универсальном магазине, окна которого были затемнены шторами, было прохладно.
Инфракрасный сторож тихо закрыл за Березиным дверь магазина, не давая выхода наружу прохладному кондиционированному воздуху.
Лавров снял берет и вытер лоб. Плотный, краснолицый спутник последовал его примеру. Лицо этого человека было гладко выбрито, под узенькими прищуренными глазами висели припухлые мешочки, как у людей с нездоровым сердцем, но с толстых красных губ не сходила веселая, добродушная улыбка. Глаза его находились в непрерывном движении, они быстро скользили по всему, что встречалось на пути, лишь на мгновение останавливаясь на той или иной детали, и тогда казалось, что этот зоркий фотоаппарат цепко хватает и фиксирует на бесконечной пленке памяти все, на чем останавливается обостренное внимание человека.
Это был московский корреспондент иностранных газет Эрик Гоберти. Его статьи и корреспонденции были всегда увлекательны и талантливы.
Одни читатели восхищались его работами, другие нападали на него. Уже десять лет Гоберти жил в Стране Советов и следил за ростом и расцветом ее. Каждое достижение Советского Союза, каждый новый интересный завод или электростанция, рекорд советских летчиков или советских хлопководов, открытие советских ученых, каждый новый шаг в развитии страны — все умел он ярко и увлекательно показать в своей очередной корреспонденции и завоевал себе в Советской стране уважение.
— Ну, — сказал Лавров, взглянув на часы, — мне нужно в гастрономическое отделение.
— В гастрономию и мне, — заявил Гоберти.
— Ну что же, пойдемте все, — присоединился Березин.
Прошли через фруктовое отделение, потом через отделение мясных и рыбных продуктов. Многие встречные узнавали Лаврова, останавливались, приветствовали его, пожимали ему руки. Гоберти при одной такой остановке случайно взглянул на Березина. Тот криво улыбнулся ему, чуть заметно пожал плечами и отвернулся. Гоберти, недоумевая и силясь что-то понять, продолжал наблюдать. Но Березин спешил вперед, не оглядываясь.
Наконец, при одной немного затянувшейся встрече с двумя восторженно настроенными молодыми женщинами, Березин повернулся и с досадой, едва дождавшись их ухода, громко сказал:
— Что же ты мешкаешь, Сергей? До сих пор еще не привык к своей славе?
— Ладно, ладно, — краснея отвечал Лавров. — Неудобно же обрывать…
Гоберти напряженно наблюдал и слушал. Его маленькие серые глазки горели острым любопытством.
В гастрономическом отделении Лавров нажал кнопку в столе возле вазы с образцами икры, просунул в щель свою адресную карточку и небольшой квадратный талон.
— Странно все-таки, — говорил Гоберти, отбирая себе продукты: — как это в Советском Союзе сохранились еще вещи, за которые нужно расплачиваться!
— Их совсем не так много, — возразил Лавров, — лишь наиболее редкие. Некоторые сорта дорогой рыбы, икра, старинные гравюры, геликоптеры. Все это уж не такие предметы первой необходимости и не так их много, чтобы пользоваться ими без некоторых ограничений. Советскую икру, например, весь мир требует. Другой такой не найти. Надо же с вами поделиться. Ну, я бегу, мне еще нужно в художественное отделение. Хочу порыться в гравюрах. До свиданья, господин Гоберти! До свиданья, Николай! Когда же ты навестишь Ирину или меня?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
