Начало работы над рассказом определяется по дневниковой записи от 15 января 1858 года: «Хорошо начал писать «Смерть» (т. 48, с. 3).
Рассказ был написан в несколько дней. 19 января Толстой прочел его старшему брату, H. H. Толстому, который «советует дерево оставить» (там же, с. 4). Писатель в это время еще не решил, чем окончить рассказ, смертью барыни или дерева.
20 января Толстой записывает в Дневнике: «Думал, передумывал «Три смерти» и написал «Дерево». Не вышло сразу» (там же). Окончательно Толстой завершает свой рассказ 24 января.
Заключительная часть произведения, смерть дерева, стоившая автору наибольших усилий, была менее всего понята читателями.
Так, Тургенев писал в письме Толстому из Петербурга 11 февраля 1859 года: «Три смерти» здесь вообще понравились, но конец находят странным и даже не совсем понимают связь его с двумя предыдущими смертями, а те, которые понимают, недовольны» (И. С. Тургенев. Полн. собр. соч. и писем. Письма, т. III, с. 270–271).
А. Григорьев в «смерти» дерева увидел показательную и противоречивую черту творчества художника. Критик полагал, что толстовский аналитический метод изображения человека, будучи несомненным достоинством писателя, в своих крайних проявлениях приводит его к «скептицизму» и к подрыву всяких душевных чувств. «Ключ к концам этого анализа, — по мнению критика, — это смерть дуба» («Явления современной литературы, пропущенные нашей критикой». — Журн. «Время», 1862, № 9). В журнале «Рассвет,) (1859, № 12) с подробным анализом рассказа выступил Д. И. Писарев.
«Семейное счастие». — Впервые роман напечатан в журн. «Русский вестник», 1859, №№ 7, 8.
Материалом для «Семейного счастия» послужила Толстому история его отношений с В. В. Арсеньевой. «Потом главное, наиболее серьезное, — писал Толстой в письме к П. И. Бирюкову, — это была Арсеньева Валерия… Я был почти женихом («Семейное счастие»), и есть целая пачка моих писем к ней» (т. 74, с. 239).
Начало работы над романом не поддается точной датировке. Одни исследователи считают, что писатель приступил к созданию» «Семейного счастия» весной, другие — осенью 1858 года. В Дневнике 16 февраля 1859 года Толстой записывает: «Все это время работал над романом и много успел, хотя не на бумаге» (т. 48, с. 20). Первая редакция «Семейного счастия» была окончена к началу марта. Следующий месяц пошел на ее переработку, в результате которой Толстой создает к первым числам апреля вторую редакцию. «Семейное счастие» — произведение, посвященное истории чувств двух героев, обходящее, в сущности, все социальные проблемы времени, не могло привлечь внимания широкого круга читателей в бурную эпоху 60-х годов.
В критике роман вызвал только беглые упоминания («С.-Петербургские ведомости», 1859, № 155, 18 июля; журн. «Северный цветок», 1859, № 22). Несколько позднее А. Григорьев в статье «Явления современной литературы, пропущенные нашей критикой» объявил «Семейное счастие» «лучшим произведением» Толстого. Думается, что такая высокая оценка романа в значительной степени объясняется полемическими соображениями. А. Григорьев бросает упрек демократической критике уже названием своей статьи, однако сам ограничивается только краткими замечаниями о романе и не подтверждает конкретным анализом своего высокого отзыва.
«Казаки». — Впервые повесть опубликована в журн. «Русский вестник», 1863, № 1.
Ни одно из произведений Толстого, написанных до 1863 года, не вызывало такой широкой дискуссии в критике, как «Казаки». Повесть не просто упоминалась среди других произведений, а подробно разбиралась в специально посвященных ей статьях.
Несмотря на внешне незлободневный сюжет, повесть вызвала острую, оживленную полемику.
Критика в целом была единодушна в понимании главной мысли произведения.
«Главная, основная мысль новой повести гр. Толстого очевидна, — писал критик Е. Эдельсон. — Это столкновение хорошей, но поломанной искусственной цивилизацией души с бытом грубым, но свежим, цельным, крепко сплоченным, — причем победа остается, конечно, на стороне последнего» (журн. «Библиотека для чтения», 1863, № 3).
Поэт и критик Я. Полонский в статье, напечатанной в журнале «Время» (1863, № 3), писал о «Казаках»: «Цивилизация не удовлетворяет нас. Не поискать ли этого удовлетворения в простоте полудикой жизни, на лоне природы? Вот задушевная мысль, проводимая автором».
П. Анненков видит в авторе «Казаков» «скептика и гонителя не только русской цивилизации, но расслабляющей, причудливой, многотребовательной и запутывающей цивилизации вообще» («С.-Петербургские ведомости», 1863, №№ 144, 145).
Однако в понимании оттенков идеи повести и в оценках ее критики резко разошлись. По мнению Е. Эдельсона, положительное значение «Казаков» в напоминании об «идеале естественности и цельности жизни», без которого человек начинает ценить «в цивилизации только ее внешние стороны и удобства» и «результатом многовековой жизни человечества видит только комфорт в различных видах и ничего более». С точки зрения П. Анненкова. Оленин оказался «несостоятельным лицом перед «станицей», во-первых, и перед «образованностью», во-вторых». Критик полагает, что причина этого в отсутствии у героя, как и у большинства образованных русских людей, «самобытного характера».
По мнению Анненкова, ни одному европейцу при знакомстве с первобытными племенами, в отличие от Оленина, «не приходила в голову попытка упразднить в себе свою собственную, народную цивилизацию».
Демократическая критика в целом оценила повесть отрицательно, хотя и отдала должное ее художественным достоинствам. Рецензент «Современника» А. И. Головачев рассматривал «Казаков» как произведение «чистого искусства», автор которого уходит от современных проблем. «Эта повесть, — писал он, — является не протестом, а сугубым непризнанием всего, что совершилось и совершается в литературе и в жизни» («Современник», 1863, № 7). Большую статью Евг. Тур с разбором «Казаков» поместили «Отечественные записки» (1863, № 6). Отметив художественные достоинства: простоту языка, яркость красок, верность природе, писательница осудила идейную тенденцию повести. Евг. Тур считала, что «Оленин (помимо собственной воли и, кажется, воли самого автора) стоит выше Лукашки и Ерошки». Превосходство Оленина писательница видела в его образованности и гуманности. Близок к этому мнению и Я. Полонский, хотя и признававший обаяние природной жизни, но все же убежденный, что передовые люди «не пойдут наслаждаться на лоне природы или искать отрады у диких».
Неизменно высоко оценивал «Казаков» Тургенев. В 1874 году он писал в письме к Фету: «Чем чаще перечитываю я эту повесть, тем более убеждаюсь, что это chef-d'oeuvre Толстого и всей русской повествовательной литературы» (И. С. Тургенев. Полн. собр. соч. и писем. Письма, т. X, с. 206).
«Поликушка». — Впервые повесть была напечатана в журн. «Русский вестник», 1663, № 2.
Толстой начал работу над повестью во время своей второй заграничной поездки в Брюссель в 1861 году. Первое прямое упоминание «Поликушки» встречается в Дневнике 6 мая 1861 года: «Завтра с утра Поликушка и читать положения» (т. 48, с. 37).
5 января 1863 года Толстой отмечает в Дневнике: «Поликушка мне не нравится. Я читал его у Берсов» (там же, с. 48). По-видимому, повесть была окончена осенью 1862 года. В основу сюжета «Поликушки» легли действительные события, о которых писателю рассказала одна из дочерей кн. М. А. Дондукова-Корсакова в марте 1861 года в Брюсселе.
С. М. Гейден, урожденная Дондукова-Корсакова, в письме к Толстому от 13 апреля 1888 года пишет: «27 лет тому назад, в Брюсселе, видались мы с Вами чуть ли не каждый день… Надеюсь, что из Вашей памяти не совсем изгладилось воспоминание… о сестрах моих, из которых одна рассказывала Вам фабулу «Поликушки» — быль из наших мест» (т. 7, с. 345).
Сколько-нибудь значительных отзывов в критике повесть не вызвала. Либеральная и консервативная печать отнеслась к «Поликушке» недоброжелательно (газ. «Сын отечества», 1863, № 90, 15 апреля; газ. «Одесский вестник», 1863, № 53, 16 мая).
С позиций «чистого искусства» резко отрицательно отозвался о повести Фет: «…в «Поликушке» все рыхло, гнило, бедно, больно… Все верно, правдиво, но тем хуже… Я даже не против сюжета, а против отсутствия идеальной чистоты… От «Поликушки» несет запахом этой исковерканной среды» (H. H. Гусев. Летопись жизни и творчества Льва Николаевича Толстого, 1828–1890. М., 1958, с. 290).
Восторженно принял повесть И. С. Тургенев, писавший Фету: «Прочел я после Вашего отъезда «Поликушку» Толстого и удивился силе этого крупного таланта… есть страницы удивительные. Даже до холода в спинной кости пробирает, а ведь у нас она уже и толстая и грубая. Мастер, мастер!» (И. С. Тургенев. Полн. собр. соч. и писем. Письма, т. V, с. 216).
