В действительности приготовления заняли гораздо больше времени. С тех пор как поэт встретился с профессором-египтологом и до его отправки прошло больше четырех месяцев. Но можно сказать, что Гумилёву повезло, ибо незадолго до этого Музей антропологии и этнографии получил право на государственные дотации для создания коллекций экспонатов из Индии, Южной Америки и Африки. Так что поэт был среди первых, кто этим правом воспользовался.
Но если на пути к своей любимой Африке он не прошел через дантовские круги ада, то нервы ему потрепали основательно, пока утрясались все формальности.
Первым делом нужно было получить разрешение на бесплатный проезд на поездах и пароходе до Абиссинии. Все-таки академия в полной мере не могла оплатить все расходы. Тогда к этому процессу подключился известный ученый, директор Музея антропологии и этнографии Императорской Академии наук в Санкт-Петербурге, действительный тайный советник, академик В. В. Радлов. 20 марта 1913 года он отправляет письмо председателю Российского Добровольческого флота: «Милостивый государь Отто Львович! Позволю себе обратиться к Вашему Превосходительству со следующей просьбой. Музей антропологии и этнографии имени Императора Петра Великого командирует в Абиссинию для собирания этнографических коллекций и для обследования племен галла и сомали Николая Степановича Гумилёва и Николая Леонидовича Сверчкова. Ввиду крайне ограниченной суммы, ассигнованной на эту экспедицию, обращаюсь к Вашему просвещенному содействию для предоставления означенным лицам свободного проезда на пароходах Добровольного Флота от Одессы до Адена и обратно. Экспедиция предполагает выехать 10 апреля из Одессы и возвратиться в начале августа…»
Можно было письмо отнести и вручить лично. Ведь правление Добровольческого флота располагалось в Санкт-Петербурге на Михайловской площади, 5 — от силы два с половиной километра от Музея антропологии и этнографии. Но правила бюрократического общения не позволяли сделать этого.
Через шесть дней Радлов подготовил еще три документа. В этот же день поэт получает «открытый лист», официальный документ, подтверждающий цель поездки: «Ник. Степ. Гумилёву и Ник. Леонид. Сверчкову, отправляющимся в Абиссинию для научных исследований».
И наконец 26 марта В. В. Радлов отправил Борису Александровичу Чемерзину, русскому посланнику в Абиссинии, письмо, в котором заслуженный ученый просит оказать содействие Н. С. Гумилёву в его путешествии: «Его Превосходительству Б. А. Чемерзину. Милостивый государь Борис Александрович! Позволю себе обратиться к Вашему Превосходительству со следующей просьбой. Музей антропологии и этнографии командирует Н. С. Гумилёва в Абиссинию для изучения племен галласов. Так как для беспрепятственного проезда по стране этого племени необходимо содействие губернатора г. Харара, покорнейше прошу исходатайствовать соответствующее рекомендательное письмо от Абиссинского правительства и выслать таковое по адресу г. Гумилёва в Dire-Daua, а также сообщить русскому вице-консулу в Джибути об оказании содействия г. Гумилёву в этом городе, чем премного обяжете музей Императорской Академии наук и Вашего покорного слугу. В. Радлов».
29 марта Гумилёв узнал печальную весть: его хороший знакомый, поэт, офицер В. Г. Князев из-за несчастной любви выстрелил себе в грудь. Рана оказалась смертельной. Гумилёв не мог не вспомнить, как он сам пытался уйти из жизни. И тоже из-за любви. Но долго унывать было некогда. Уже 2 апреля Николаю Степановичу дали разрешение получить с петербургского склада просимое оружие. В письме генерал-лейтенанта артиллерийского управления сообщалось: «В музей антропологии и этнографии Императора Петра Великого. Одновременно сделано распоряжение об отпуске за деньги из Петербургского склада 5-ти винтовок Бердана с 1000 патронами г. Гумилёву, отправляющемуся в Абиссинию во главе снаряженной туда экспедиции. Стоимость отпущенного будет удержана непосредственным распоряжением Начальника Артиллерии Петербургского военного округа».
А 5 апреля 1913 года в Музей антропологии и этнографии пришло официальное письмо из правления Добровольческого флота, уведомляющее о согласии: «В Музей антропологии и этнографии имени Императора Петра Великого. В ответ на отношение от 20 прошлого марта Правление Добровольного флота имеет честь уведомить о согласии своем предоставить бесплатный проезд на пароходе Добровольного Флота от Одессы до Джибути и обратно, с оплатою продовольствия за собственный счет, Н. С. Гумилёву и Н. Л. Сверчкову, отправляющимся в Абиссинию для собирания коллекций и обследования местных племен. Предельным пунктом поездки указывается Джибути, а не Аден, так как обычно пароходы Добровольного Флота в Адене не останавливаются…»
Как только определилась окончательно дата его отъезда, поэт написал об этом в письме В. Брюсову: «…7 апреля. В этот день я уезжаю на четыре месяца по поручению Академии наук в Африку, в почти неизведанную страну Галла, что на востоке от озера Родольфо. Письма ко мне доходить не могут…»
Наконец-то все волнения позади, сестра Александра больше не причитает об опасностях, которые поджидают ее сына Колю-маленького в предстоящей и неизвестной для нее экспедиции, все домашние свыклись с мыслью, что на днях Николай Степанович уедет, и надолго. И тут, когда уже все треволнения остались позади, у поэта случился приступ, видимо, болотной лихорадки. 6 апреля у него начался сильный жар. Домашние перепугались и пригласили доктора, так как думали, что это тиф. Измерили температуру: градусник зашкаливало — он показывал сорок градусов. Доктор развел руками, точный диагноз трудно было сразу установить. Требовалось время, а его-то как раз и не было. Температура не снижалась, Николай Степанович бредил и изрядно напугал приехавшего к нему 7 апреля поэта Георгия Иванова. В минуты, когда он проваливался в небытие, говорил о каких-то кроликах, которые умеют читать. Потом приходил в себя, но говорил с трудом. Иванов решил, что Гумилёв никуда не поедет. Посидел, стал прощаться, но Гумилёв руки не подал. «Еще заразишься, — сказал он, — ну, прощай, будь здоров, я ведь сегодня непременно уеду». Георгий Иванов подумал, что Николай снова бредит. На следующий день он приехал снова в Царское Село, чтобы навестить друга, но нашел дома лишь заплаканную Ахматову, сообщившую ему: «Коля уехал».
За два часа до отхода поезда Николай Степанович попросил воды для бритья. Побрился, оделся и с Колей Сверчковым отправился в… Африку. С собой он не забыл прихватить томик стихов Теофиля Готье.
9 апреля Гумилёв и Сверчков были в Одессе. В груди поэта зазвучала музыка свободной стихии. Он пишет стихотворение «Снова море» (1913?):
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
