Расставаясь с терминалом, машина мелко вздрогнула. На переднем дисплее была видна серия бодрых искорок, пробежавшихся по обшивке роторника — значит, задело очередью.
А потом этот дисплей погас, потеряв связь с системой наблюдения терминала. Но зато верхний дисплей, встроенный в налобник шлема, сейчас показывал местность в вертикальной проекции, изображение явно передавалось с орбитальной следящей системы. На нижнем подшлемном экране возникла интегральная радиолокационная картина в ортогональной проекции вместе с подстилающей поверхностью. Данные от нее явно поступали от радаров системы воздушного базирования.
— Ау, психопат, куда теперь?— остыв после "стартовой лихорадки", обратился летчик. — Если хочешь, прокачу тебя по высшей программе, будешь в тюрьме сидеть — вспоминать.
Не дожидаясь ответа, летчик выключил двигатель и роторник словно провалился в преисподнюю. Затем резко, как космическая ракета, набрал высоту. Еще несколько раз изменил курс чуть ли не на девяносто градусов. Дурнота плескалась по всему телу Грамматикова, перегрузка сжимала мозг, выдавливала глаза и язык, растягивала и срывала с места внутренности. Из-за того, что передний дисплей превратился в черное пятно, все это сильно напоминало предсмертные кошмары.
Несколько раз ему хотелось крикнуть: "Хватит". Нет, крикнуть бы не получилось. Получилось бы только завыть от непрекращающейся муки. Но внутри его обозначился холодный наблюдатель, капитан тела, мимо которого проходили провода боли... Броски машины неожиданно прекратились.
— Эй, заяц, ты там не заснул случаем? — осведомился летчик.
— Спасибо, что покатали. — ответил Грамматиков, поборов тошноту. — Мне нравятся воздушные горки. А теперь без шалостей, иначе я совершенно закономерно пристрелю тебя. Потом переключу автопилота в режим "С" и дальше полечу сам, легко и непринужденно.
— А ты забавный, зайчик мой. Жалко, что тебя расстреляют за угон воздушного судна.
— Подключи канал телеприсутствия.
Передний дисплей стал показывать окружающее пространство, как если бы борта роторника были абсолютно прозрачными. Грамматиков видел и небоскребы Сити, и хрустальную дамбу, и скайвеи, несущиеся через синий воздух вместе со светляками машин.
— Сейчас на северо-восток, — распорядился Грамматиков. Он подумал, что там, должно быть, сохранились леса.
— Там теперь тоже Финляндия. Билет тебе не нужен, поскольку ты заяц, но европейскую визу надо иметь. Очередь за визой отстоял?
— А это что, на экране локатора?
— А это уже флайеры финских пограничников. Я ж тебе говорил, что у нас нет разрешения на взлет. Они просят срочно вернуться на посадочную площадку.
— Какое оружие на борту?
— Только сопли. Но их у нас много.
— Не ври. У тебя на борту значок секьюрити. Ты же занимаешься патрулированием воздушного пространства Сити, чтобы какие-нибудь недобитые "запушкинцы" не запустили сюда самодельную робоптицу или микроцеппелины.
— А ты часом не из них, не из этих долбанутых ополченцев? — ехидно спросил пилот.
— Потом узнаешь. А сейчас попробуй уйти от фиников. Или ты из тех скороспелых поствоенных летунов, которым иголкой вводят в мозг обучающий наноинтерфейс?
— Обижаешь, я в сибирскую войну воевал. Три звездочки на фюзеляже. Я единственный, кому удалось завалить американский стратосферный бомбер до рубежа пуска ракет, в Атлантике. Только на кой ляд мне нужны неприятности? Меня и так новые власти полгода таскали по тюрьмам, все хотели какое-то военное преступление приклеить.
— А получить пулю в башку, это ты не считаешь неприятностью?
— А ты ж не выстрелишь. Побоишься, что я тебе сниться буду, а и изо рта у меня будут вылезать червяки и махать тебе хвостиком.
Летчик посмотрел оловянным издевательским взглядом. А если и в самом деле станет сниться? Червяки, чего доброго, будут еще из ушей выглядывать.
Грамматиков коснулся руки пилота, показывая, что хватит уже бортовым самописцам записывать их голоса.
Его слова пошли через скин-коннектор на интраокулярный дисплей летчика.
"Мне терять нечего, летун, я тоже с той войны. Ты же всегда сможешь сказать, что я угрожал тебе оружием."
"Да кого это нынче волнует, угрожал не угрожал. Истинный евроцентричный ингерманландец не подпустит к себе недобитого националиста ближе чем на расстояние выстрела... Ну-ка, а номер у тебя какой?"
"Какой еще номер?"
"Номер твоей части в войну".
Грамматиков с большим скрипом вспомнил несколько цифр.
"А ты знаешь, солдат, как меня достал этот пан Пшиздьжецкий? Я целых три месяца учил, как произносится его фамилия. Представляешь, что она означает в переводе..."
Машина упала вниз, понеслась в коридоре, образованном городскими "зарослями". Но не смогла уйти от боевых флайеров, получающих информацию со всех бесчисленных сенсоров, вмонтированных в стены небоскребов.
Флайеры взмыли, заходя на позицию, удобную для атаки.
Роторник рванул в сторону, на перпендикулярную улицу, которая напоминала каньон благодаря стенам небоскребов, подпирающих облака. Пущенная вдогонку финская ракета разнесла этаж углового здания.
Грамматиков видел, как из раненного небоскреба летят офисные потроха, полки, столы, бумаги.
Уже через несколько секунд один из флайеров, заложив крутой вираж, зашел роторнику в лоб, и под крылом у него что-то сверкнуло.
Роторник встряхнуло, кости Грамматикова как будто отделились друг от друга на какое-то время, в нос шибануло острым запахом паленого пластика.
— Я так не играю, дайте мне нормальную боевую машину и я оторву им ленивые финские яйца! — гаркнул летчик, чуть не пробив чувствительные барабанные перепонки Грамматикова.
— В третьем отсеке возгорание, пожар локализован, — это был мелодичный и немножко даже жеманный голос борт-компьютера. — Управляемость сохранена переключением на резервные схемы.
— Передай мне работу борт-стрелка, — попросил Грамматиков. — Ну чего ты ждешь, переключи управление оружием на меня. Не пристрелю же я тебя из авиационного пулемета.
— Но это тебе не в пехоте воевать, заяц. Тут три измерения.
На подшлемном экране появилась разметка прицела и контуры целеуказателей. Грамматикова подключили к бортовому оружию...
Роторник метался как испуганная муха, вместе с тем плескались как будто ставшие жидкими внутренности Грамматикова, а вместе с тем бились друг о друга и рикошетили мысли.
Но где-то внутри проявился холодный наблюдатель, капитан тела, который следил за курсовыми показателями и векторами скоростей роторника, за мелканием целей, за факелами вражеских залпов. А потом "капитан" совместил прицел и контур целеуказателя. Всего на одно мгновение. Один из флайеров обернулся алым облачком горящих обломков, пронесшихся по "каньону", а второй остался где-то за Домом Свободы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
