— Он не знает. Я же сказал: он в шоке и не способен соображать.
— Неважно. Первые утренние рейсы отправляются в Соединенные Штаты в течение часа. Он летит одним из них. Я буду в Нью-Йорке тогда же, когда и он, и на этот раз не промахнусь. Мой нож, острее бритвы, будет ждать его там. Я освежую ему лицо. Американцы получат своего Каина без лица. Безликим! И тогда они смогут называть его Борном, Дельтой — как им будет угодно.
На столе Александра Конклина зазвонил телефон с голубой полосой. Приглушенный звонок звучал как-то зловеще. Телефон этот напрямую связывал Конклина с компьютерным центром и банками данных. Однако ответить на звонок было некому.
Хромая сильнее, чем обычно, из-за новой палки, которую он получил в Джи-2 в Брюсселе и к которой никак не мог привыкнуть, хозяин кабинета устремился к телефону и с досадой отшвырнул неудобную обнову. Глаза его были красны от недосыпания, он тяжело дышал. Ответственный за ликвидацию операции «Тредстоун» находился на пределе истощения.
Едва успев добраться с военного аэродрома Эндрюз Филд в Мэриленде к себе в Лэнгли, он запустил шифровки в десяток секретных служб — в Вашингтоне и за океаном, — чтобы распутать безумный клубок событий, произошедших за минувшие сутки. Он распространил всю, до крупицы, информацию, которую смог выжать из своих архивов, по всем постам в Европе и поднял на ноги агентов вдоль оси Париж — Лондон — Амстердам. Борн жив и опасен. Он пытался убить эмиссара из Центра. И теперь он мог находиться в любой точке в десяти часах лета от Парижа… Необходимо было перекрыть все аэропорты и вокзалы, привести в действие все подпольные разведсети. Найти его. Убить!
— Да? — Конклин, доковыляв до стола, схватил трубку.
— Говорит компьютерная номер двенадцать, — напористо произнес мужской голос на том конце провода. — Мы можем кое-что сообщить. Во всяком случае, других данных на этот счет не имеется…
— Господи, да говорите же! Что там у вас?
— Фамилия, которую вы нам назвали. Уошберн…
— Что там?
— Некто Джордж Р. Уошберн получил сегодня утром право безвизового вылета из Парижа в Нью-Йорк рейсом компании «Эр Франс». Уошберн довольно распространенная фамилия. Это мог оказаться бизнесмен со связями. Однако поскольку в компьютерных данных значилось, что у него дипломатический статус консультанта НАТО, мы решили справиться в государственных службах. Там о нем ничего не слышали. Среди участвующих в военных переговорах с Францией, ни в одной из делегаций, нет человека по фамилии Уошберн.
— Тогда как, черт возьми, ему обеспечили зеленый коридор? Кто дал ему дипломатический статус?
— Мы навели справки в Париже. Это оказалось нелегко. Судя по всему, организовано все было лично военным советником. Там у них все засекречено.
— Советником?.. С каких это пор они занимаются отправкой наших людей?
— Там неважно, наши или ваши… Это мог быть кто угодно. Просто любезность со стороны принимающей страны, да и самолет французский. Единственный способ получить билет на забронированный под завязку самолет… Кстати сказать, паспорт у этого Уошберна даже не американский, а британский.
«Там живет врач — англичанин, по фамилии Уошберн…» Это он! Дельта! И военный советник Франции с ним заодно!.. Но зачем ему в Нью-Йорк? Что ему тут делать? И кто из высокопоставленных людей во Франции мог обеспечить Дельте такое прикрытие? Чем он их сумел пронять? Господи!.. Сколько он успел им рассказать?
— Когда приземлился самолет? — спросил Конклин.
— Полвосьмого утра. Чуть больше часа назад.
— Хорошо, — произнес матерый разведчик и, морщась от боли в ноге, обошел стол и опустился в свое кресло. — Вы сообщили важные данные, а теперь я приказываю уничтожить их. Сотрите все. Все, что вы мне сообщили. Ясно?
— Так точно, сэр. Есть стереть.
Конклин положил трубку. Нью-Йорк… Нью-Йорк? Не Вашингтон, а Нью-Йорк! В Нью-Йорке ничего не осталось. Дельта знает это. Если бы он охотился за кем-то из «Тредстоун» — например, за ним, Конклином, — то прилетел бы прямиком в Даллас. Что ему делать в Нью-Йорке?
И почему Дельта так откровенно использовал фамилию Уошберн? Это ведь все равно что сообщить свой план телеграфом. Ему ведь ясно, что рано или поздно это имя выловят… Рано или поздно… Поздно! После того, как он успеет проникнуть внутрь! Дельта дает понять всем уцелевшим участникам «Тредстоун», что намерен действовать с позиции силы. Он способен разоблачить не только эту операцию — но и зайти Бог знает как далеко! Целые разведсети, которыми он пользовался, пока был Каином, станции прослушивания, лжеконсульства, представляющие собой не более чем центры электронного шпионажа… Даже эта чертова «Медуза»! Выдать все это… Его связи с французским военным советником призваны показать «Тредстоун», как высоко он сумел забраться. Если уж он сумел проникнуть в столь избранный круг политиков — ничто не сможет его остановить… Черт подери, но остановить на пути к чему? В чем его цель? У него на руках миллионы долларов! Он бы давно мог спокойно исчезнуть с ними!
Конклин помотал головой, припоминая. Было время, когда он хотел отпустить Дельту с миром, дать ему исчезнуть. Так он ему и сказал двенадцать часов назад на кладбище под Парижем. Человек такого рода занятий больше ни на что не мог рассчитывать. Уж Александру Конклину, в прошлом одному из лучших секретных агентов во всей разведслужбе, это было хорошо известно. Больше ни на что. Со временем для человека их круга ханжеское, банальное утверждение о том, что главная ценность — жизнь, обретало особую, выстраданную, горькую истинность. Все зависело от того, каким ты был прежде и насколько исковеркан. Но Дельта не пожелал исчезнуть! Он вернулся — с безумными утверждениями, безумными требованиями, с безумной тактикой, к которой не прибегнул бы ни один опытный разведчик. Ибо какой бы взрывоопасной информацией он ни располагал, сколь бы высоко ни проник, — никто в здравом уме не стал бы возвращаться на минное поле, окруженное врагами. И никакой шантаж не заставил бы его вернуться.
Никто в здравом уме… В здравом уме. Конклин всем корпусом подался вперед.
Я не Каин! Его никогда не существовало! Никогда!.. Я не был в Нью-Йорке… Это сделал Карлос. Не я, Карлос! Если то, что ты сказал, произошло на Семьдесят первой улице, то это Карлос. Он знал…
Но Дельта был в особняке на Семьдесят первой улице. Остались отпечатки пальцев: указательный и средний пальцы правой руки… И способ транспортировки теперь открылся: самолетом «Эр Франс», под прикрытием французского военного советника… Факт же заключается в том, что Карлос не мог ничего знать.
…У меня в памяти всплывают какие-то картины. Лица, улицы, дома. Порой просто образы, которые я не знаю, с чем соотнести… Я могу привести по памяти множество сведений о Карлосе, но не знаю почему…
Конклин закрыл глаза. Была такая фраза… Очень простая шифрованная фраза, которой они пользовались, когда операция «Тредстоун» только начиналась… Как же там было? Это перекочевало еще из «Медузы»… Каин вместо Чарли, а Дельта вместо Каина. Верно! Каин вместо Карлоса. Дельта-Борн превратился в Каина, приманку для Карлоса.
Конклин снова открыл глаза. Джейсон Борн должен был подменить Ильича Рамиреса Санчеса. На этом, собственно, и основывался весь план «Тредстоун-71». Это и был краеугольный камень легенды, параллакс, призванный выманить Карлоса из логова в их поле зрения.
Борн. Джейсон Борн. Совершенно неизвестный человек. Имя, похороненное более десяти лет назад. Человеческие останки, брошенные в джунглях. Но он реально существовал. Это тоже было составной частью плана.
Конклин переворошил папки на столе, покуда не нашел ту, которую искал. На ней стояли только две заглавные буквы и две цифры.
«Т-71 X». Последняя буква обозначает, что в папке находятся документы, касающиеся зарождения плана. Истоки «Тредстоун-71».
Он открыл папку, почти боясь увидеть то, что там наверняка должно было находиться.
Дата казни. Сектор Тамкуан, 25 марта…
Взгляд Конклина переместился на настольный календарь. 24 марта.
— О Господи, — прошептал он, хватаясь за телефон.
Доктор Моррис Панов вошел в психиатрическое отделение на третьем этаже в том крыле Бетсайдского госпиталя, которое было отведено ВМС, и остановился возле регистратуры. При виде молоденькой практикантки, перерывающей карточки больных под суровым взглядом дежурной сестры, он улыбнулся. Должно быть, девушка положила чью-нибудь историю болезни не туда, куда нужно, и начальница решила преподать ей урок, чтобы такое больше не повторилось.
— Пусть вас не вводит в заблуждение суровость Энни, — обратился Панов к раскрасневшейся девушке. — Ибо под холодной, бесчеловечной оболочкой скрывается… гранитное сердце. Откровенно говоря, она сбежала недели две назад из палаты пятого этажа, но мы боимся в этом признаться.
