– Куда? – все еще продолжая улыбаться, спросил Карел Бредли, и вдруг замолк – до него дошло…
– Опять в Россию, – сказал Асланбек. – Ты передо мной в долгу, тебе и зачищать. Адресок дам, где людей взять, стволы и тачки. Только дочурку на этот раз оставишь дома – эта работа мужской руки требует, верно говорю?
– Верно, – глухо повторил Карел.
– Да и мне веселее будет, – продолжил Асланбек все с той же гнусной улыбочкой, змеившейся по тонкким выбритым губам. – Я ее приглашу в мой дом пожить. За честь не волнуйся – на женской половине будет жить, там ее никто и пальцем не тронет. А ее воспитаю, будет тебя слушаться по первому красному свистку.
– Что? – встрепенулся Карел. – По какому свистку? Почему красному?
– Шутка, – сказал Асланбек Чилаев. – Армейская шутка.
Но по его суровому лицу было видно, что хитрый кавказец совсем не шутит. И Матке Боской Ченстоховской придется сильно постараться, чтобы в очередной раз уберечь Карела Боровичку от неприятностей.
Одно было приятно. Карел представил мерзавку Гертруду в хиджабе и хрипло рассмеялся.
3. Брунгильда! Валькирия… Терция?
Ранним утром, ни свет, ни заря, питерская оперативная бригада выдвигалась в Саратовский аэропорт. Город, на многие километры протянувшийся вдоль берега Волги, сопротивлялся предутренним сумеркам горящими окнами домов, светом фар летевших по набережной автомашин, голубыми лучами прожекторов.
Прожектора освещали скульптурную группу доблестных конармейцев, с пьяных глаз вылетевших на самый обрыв, откуда, естественно, был только один путь – под откос.
Уменьшенную копию сего достославного монумента Вадим увозил с собой в Питер. Внутри эта штуковина была пустотелой – отлично поместился ТТ, даже глушитель не пришлось снимать. А самое главное, вопросов при посадке в самолет не возникнет.
На резонный вопрос Непейводы, что он в дальнейшем собирается делать с красными кавалеристами, Токмаков ответил коллеге:
– Поставлю в Управе на свой стол.
– На фига? У тебя, что, на столе есть свободное место?
– Найду. Для чапаевцев место найду. Пусть морально воздействуют на клиентов. Чтобы представляли, к чему вернемся, если они и дальше станут покупать за Британскими морями футбольные клубы.
– Для морального куда ни шло. А ты уверен, что в один прекрасный момент тебя не потянет запустить в клиента этой железякой?
– После вчерашней ночи я уже ни в чем не уверен, – честно признался другу Токмаков.
…Действительно, ему не удалось поспать ни минуты, давая показания следователю прокуратуры, который только под утро дал согласие отпустить единственного свидетеля сразу по нескольким возбужденным делам. Точнее говоря, дел таких было два: по фактам убийства предпринимателя Стреляного и группы наркодельцов из Казахстана.
Прокурорский следак был опытным зубром. Чтобы не иметь два «глухаря», он выстроил отличную версию: Стреляный, в клубе которого, всем известно, торговали наркотой, не договорился по-доброму с поставщиками и застрелил всех троих, а потом, ужаснувшись содеянного, вернулся в клуб и там покончил жизнь самоубийством.
– С помощью старинной шпаги, – уточнил Токмаков.
– Да, в состоянии аффекта и не такое случается, – кивнул головой многоопытный следователь. – Как он эту спицу-то в стену загнал – вдвоем еле вытащили!
– Крепкий был мужик, – согласился Токмаков. – Как бабочку себя к стене приколол! Где подписывать?
Подписав свои показания, Токмаков больше ни думать, ни вспоминать об этом не хотел…
Сидя на заднем сиденье «Волги», присланной за питерцами генералом Калужным, Токмаков то и дело ронял голову на плечо Жанны Милициной, окунаясь в аромат ее резковатых духов, чувствуя щекотное прикосновение волос. Странно, что она не возражала. Видно, было все равно, – наклюкалась вчера с местными и теперь страдает.
Неожиданно Токмаков испытал к Жанне нечто вроде сочувствия: не урод, фигурка ладная, рост подходящий, а мужики от нее шарахаются. Единственный прапорщик Фефелов оценил…
– Просыпайтесь, уже к аэропорту подъезжаем, – окликнул Вадима с переднего сиденья Андрей Фефелов, словно подслушавший мысли Вадима. – Жанна Феликсовна, вам ничего не надо? Только скажите – я мигом!
Жанна выпрямилась, на секунду напомнив Токмакову гибкую шпагу – «Попрыгунью»:
– Спасибо. Андрей, ничего не надо.
– Мне бы такую жену, которой ничего не надо, – сказал Непейвода, тоже выйдя из дремы.
С риском для жизни он вывернул шею, провожая взглядом огни взлетавшего в этот момент самолета. Опущенные вниз пшеничные усы скорбели о несбывшемся:
– И чего, блин, я не стал летчиком? Рулил бы себе помаленьку, а то…
Полицейская «Волга» с проблесковым маячком на крыше подъехала к аэропорту. Фефелов забрал паспорта и билеты, чтобы оформить всех разом. Токмаков пошел к стойке вместе с ним:
– У меня к тебе маленькая просьба. Помнишь сотрудницу Департамента коротношений Людмилу Стерлигову?
– Еще бы! Я ее никогда не забываю. Как говорится, эта, ну… Валькирия! То есть настоящая Брунгильда!
Токмаков устало посмотрел на Андрея:
– Про этих гражданок мне ничего не известно. А Стерлиговой при встрече передай эту карточку. Ее электронный пропуск в Стена-банк. Хотя я подозреваю, что она не скоро туда вернется.
Фефелов засунул карточку в бумажник:
– И где это, интересно, она ее потеряла?
Прикрыв глаза, Вадим снова как наяву увидел джип с расстрелянными бандитами, снег и косо торчащую в нем углом карточку.
– Где-то обронила, а я поднял, – буркнул он в ответ. – Женщины – они такие растеряхи! Ну ты и сам знаешь.
На этот раз Фефелов впервые воздержался от комментариев.
После оформления билетов, «Волга» подвезла питерцев прямо к трапу самолета. Вадим еще раз убедился, что в Саратове хорошо быть сотрудником правоохранительных органов. Он вспомнил, как лихо встречал их Гайворонский неделю назад.
Иван отлично встроился в местную экосистему. Правда, после всех этих событий у него, как выразился Андрей Фефелов, вышел «сбой системы». То есть, запил Иван вчерную и даже на аэродроме не появился.
Стюардесса в синем кителе и с лиловым от холода носиком предложила занимать любые места в салоне экономкласса.
Вадим сел в первом ряду у пилотской кабины. В овале иллюминатора, как в рамке старинной фотографии, нарисовалась фигура Андрюхи Фефелова. Он честно примерзал к бетону, дожидаясь, пока авиалайнер стартует – в светлевшее на глазах небо.
Вадиму показалось, что в морозной мгле маячит еще одна фигура. Фигура, которую никто бы не назвал бестелесной. Фигура Людмилы Стерлиговой в привычно застегнутой на одну пуговицу дубленке.
Но нет, это был только мираж.
Вадим достал из внутреннего кармана маленькую видеокассету. Ту самую, на которой было записано сольное выступление Людмилы в клубе «Клозет». Это и был ее прощальный подарок, переданный Андреем вчера в банке.
Как давно это было!
Вадим захотел увидеть Людмилу прямо сейчас. Видеокамера – служебная, для записи допросов – была у Железной Жанны, каковой оперативный псевдоним заслужила следователь Милицина за время командировки.
Сегодня она вела себя непривычно тихо. Так же тихо, без лишних вопросов, достала из портфеля и протянула Вадиму камеру:
– Аккумулятор заряжен, пользуйтесь.
– Спасибо.
Токмаков вставил кассету, отобранную несколько дней назад в заведении «Клозет» у оператора студии «П», и откинул экранчик. Сейчас по нему легкой походкой пройдет Людмила, так же, как мимолетным видением промелькнула она в жизни питерского оперуполномоченного.
Вадим перемотал пленку на начало и нажал кнопку воспроизведения. Прикрыл глаза, откинулся на спинку кресла…
Неожиданно вместо обнаженной красавицы на откидном экране возникла небритая физиономия лысого мужичка звероватого вида, который сварливым голосом рассказывал о проданной в Венгрию установке по сохранению генофонда нации.
Токмаков узнал Коряпышева, и только привязной ремень удержал Вадима в кресле. Судя по всему, это и была та самая кассета, которую взяли у Сулева на «гоп-стопе»!
Пречудны дела твои, Господи! Каким образом эта кассета оказалась у Людмилы, Токмаков даже представить не мог, но хотел поделиться с кем-нибудь.
Непейвода захрапел сразу после взлета. Оставалась Жанна.
Токмаков позвал ее через проход:
– Гляньте-ка, что у меня есть! Надо подумать, как грамотно приобщить эту кассету к уголовному делу!
Слова «уголовное дело» оказали на следовательницу живительное действие. Токмаков протянул через проход руку с камерой – всегда полезно иметь длинные руки.
Несколько минут Жанна Феликсовна молча смотрела на дисплей, наливаясь нездоровым румянцем и грозно посверкивая стеклышками очков:
– Если это и можно приобщить к делу, то отнюдь не уголовному. А к делу о вашем моральном разложении, товарищ капитан!
Токмаков быстро развернул камеру: сменив Светозара Коряпышева, по экрану победносно шествовала Людмила Стерлигова!
