— Вы оба живы, это главное, — едва слышно произношу я.
— Живы, — горько усмехается он. — А теперь вспомни свою реакцию на ту коляску в больнице, Смит! Ванесса почти три года не могла с неё встать, несмотря на то, что ей сделали с десяток операций в Швейцарии и Германии… Пока я ходил, развлекался, прыгал с парашютом, она, юная и красивая, лежала, прикованная к постели. И как самый последний трус, я не мог найти в себе силы, чтобы по меньшей мере навестить её!
Он какое-то время молчит, глядя на подрагивающее пламя зажигалки.
— Как она? — только и могу вымолвить я. Не знаю даже, готова ли я услышать ответ.
— Сейчас она пытается быть беспечной. Улыбается, радуется тому десятку шагов, которые способна пройти. И хуже всего то, что я не почувствовал злобы и ненависти… которую заслуживаю. Которую хотел увидеть, Смит.
Его глаза сверкают чувством вины, поглотившим настолько глубоко, что я слышу его в каждом сказанном слове. Поглотившим настолько, что я понимаю: каждый день эти три года он проживал произошедшее снова и снова.
— Ты…
— Не надо! — раздражается он.
— Рид, это не только твоя вина, — качаю головой.
— Прибереги свою жалость для кого-нибудь другого. И не вздумай трепать об этом, Смит.
Поднимается и забирается в окно, оставляя меня наедине с красным рассветом, заливающим небо.
Я бы так и сидела, уставившись в одну точку, но в какой-то момент начался дождь, редкий для здешних мест. Невидящим взглядом смотрю как тяжёлые капли всё быстрее барабанят о крышу и пытаюсь справиться со своими эмоциями.
Слушать историю о той девочке из телефона оказалось тяжело. Наверное, потому что я видела, как сильно он за неё переживает. Виной всему череда событий, брошенное ненароком слово и необдуманное решение… В своём голосовом сообщении Ванесса говорила о том, что они связаны. И если сперва мне казалось, что речь идёт только о любви, то теперь я понимаю, она имела ввиду не это.
Представляю, что он чувствовал, стоя у горящей, разбитой машины и невольно вздрагиваю всем телом, осознавая, что их обоих могло не стать… И пусть всё закончилось печально, но всё же не настолько страшно, как могло бы.
Что если каждому из нас уготовлена своя собственная трагедия, пройдя через которую, мы становимся мудрее, сильнее и крепче духом. Ведь несмотря на кажущуюся вечной чёрную полосу, наступает момент, когда кто-то протягивает руку помощи, помогая отпустить те воспоминания, что сжимают невидимые пальцы на твоём горле… Как неожиданно протянул её мне он, подарив удивительное небо и свободу.
— Ты заболеешь, Смит, — глухо звучит его голос из распахнутого настежь окна.
Не ушёл значит… Я молча поднимаюсь с крыши и иду к нему. Осторожно забираюсь в комнату и останавливаюсь рядом, в одном шаге от него.
Устав бороться с собой, думать о том, что правильно, а что нет, я поднимаю глаза. Целую вечность смотрю на него, а потом просто протягиваю руку. Касаюсь чётко очерченной скулы, и сердце наполняется какой-то щемящей нежностью к этому мальчишке. Грубому, вспыльчивому, сотканному из противоречий…
Первые лучи солнца пробираются сквозь облака и падают на его лицо.
Я не знаю, по какой причине делаю это.
Почему забываю о том, сколько черноты было между нами…
Почему так внезапно чувствую острую необходимость знать о нём всё: разделить грусть и радость.
Почему отчаянно хочу убедиться, что есть между нами что-то, неподдающееся никакой логике и здравому смыслу.
Столько разных «почему» атакуют меня словно метеоритный дождь галактику. И пока я окончательно не свихнулась, решительно тянусь к его губам, воспоминания о которых терзают и мучают меня всё это время, не дают спокойно спать, мешают думать и правильно строить речь в его присутствии.
Они такие холодные сейчас, словно лёд, но как же горячо они меня целовали!!!
Я не дышу совсем.
Эти пару секунд превращаются в вечность.
Угасаю, так же быстро как вспыхнула…
Едкая горечь.
Режущее грудь сожаление.
Жалость к самой себе.
Жгучая обида и невероятный стыд.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я просто медленно умираю в этом мгновении.
Не желая открывать глаза.
Не желая принять, что ошиблась…
Глава 60
Дженнифер
Есть моменты, которые заставляют чувствовать себя самым глупым человеком на свете. И сейчас именно такой…
Не в силах поднять взгляд, я просто делаю шаг назад и выхожу из этой чёртовой комнаты. Щёки полыхают от стыда, в горле саднит, а внутренний голос язвительно напоминает о том, что я повела себя как последняя дура. Боюсь, если бы в довершение ко всему он рассмеялся мне в спину, точно не выдержала бы…
Ноги несут меня по коридору с такой космической скоростью, что я едва не падаю, когда чувствую, как он хватает меня за руку, пытаясь остановить.
— Смит…
Нет нет нет. Выкручиваюсь и прибавляю шагу, отчаянно желая одного: сбежать от него подальше.
— Да подожди ты, — злится, нагоняя меня почти у самой лестницы.
Зачем, зачем он пошёл за мной? Почему просто не позволил уйти?
— Смит, — дёргает меня так резко, что я впечатываюсь прямо в него.
— Отпусти, — прошу. И голос как будто не мой. Слабый, севший, слишком… жалкий. Это заставляет ненавидеть себя. Почему рядом с этим парнем я превращаюсь в такую… девочку.
— Нет.
— Я сказала отпусти! — твёрдо и решительно говорю я, глядя на то, как Рид сжимает моё запястье.
— Через минуту, — спокойно отвечает он.
Я отступаю, но упираюсь спиной в стену. Мои глаза вот-вот наполнятся слезами горечи и обиды, потому что сожаление о содеянном накрывает новой волной, куда более масштабной, чем до этого.
— Отстань! — почти кричу.
— Не так быстро, Смит.
Мои нервы оголены до предела. Полутёмный коридор, моё грохочущее сердце и этот его чересчур серьёзный взгляд.
— Просто дай мне уйти, пожалуйста, — прошу я.
— Объясни сначала, какого чёрта делаешь? — тихо и вкрадчиво произносит он.
Я готова провалиться сквозь землю. Нет ничего страшнее, чем услышать вот такой вопрос. Вопрос, на который совершенно точно у меня ответа нет.
— Ну? — возвращает меня на место, мягко, но настойчиво толкая плечом. Потому что единственное, что пришло мне в голову — это попытаться сбежать, как самый последний трус.
Ставит одну руку около моей головы, и наклоняется чуть ближе, прищуриваясь. Мне физически тяжело находиться так близко от него. Я дышать не могу нормально, глядя в эти дурные глаза. Не то что придумать какой-то вразумительный ответ.
— Я всё ещё жду, Смит, — чуть повернув голову влево, напоминает он, опуская недвусмысленный взгляд на мои губы. Меня бросает в жар.
Играет со мной. И от этого ситуация только отвратительней. Хочу отмотать назад этот день. Или хотя бы последние пять минут…
Мы снова смотрим друг другу в глаза. Я молчу, он тоже, и эта звонкая тишина как нарочно выдаёт то напряжение, которое я испытываю. И самое ужасное, что он прекрасно видит, как я дышу через раз, дрожу всем телом и ищу пути к спасению.
— Ты меня поцеловала, Смит, — зачем-то озвучивает вслух, вскидывая бровь. — Сама…
Господи боже! Новая порция смущения заливает враз вспыхнувшее лицо. Куда уж хуже! Он как будто нарочно хочет унизить посильнее. Чтобы точно наверняка…
— Забыли, — сквозь зубы шепчу я.
— Обязательно, но сначала объяснишься.
Ну нет. Всё. С меня довольно.
— Отпусти!
Мы начинаем бороться. Точнее я предпринимаю очередную попытку отделаться от разговора и отлепиться от стены.
— Смит, не заставляй меня делать тебе больно, — раздражённо просит он, когда я цепляюсь за его футболку, надеясь оттолкнуть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Отойди, Рид!
— Дурная малолетка, — смеётся он, наблюдая за мной.
Всё тщетно. Я не могу сдвинуть его в сторону. Слишком сильный, а я всё ещё слишком слаба.
— И на что рассчитывала?
