посольство.
— Это именно то, что я хотела бы от вас услышать.
— В итальянских газетах похищения уже называют индустриальным потоком. Это довольно справедливо. С 1970 года уже более трехсот случаев. Но дело в том, что эти преступления совершают группы, очень отличающиеся друг от друга. Бывает, что это большие банды, хорошо организованные, с сильным центром, прекрасно подготовленные, с большой финансовой поддержкой. Их корни идут с юга, возможно, они находятся под крышей организации, которую мы называем Мафией. Я затрудняюсь дать определение, что такое мафия, — этим словом, по-моему, злоупотребляют. Судя по словарю, «мафия» означает искусство, жестокость, могущество и терпение. Если вашего мужа захватили именно эти люди, они пойдут на контакт и запросят выкуп. Скорее всего, это будет сделка: они получают деньги, и отпускают его. Это типичный случай, но длится все это довольно долго — они ведь будут тщательно проверять, чтобы их не накрыли.
— А если он попал именно к ним, как они будут с ним обращаться?
Чарлзворт ждал этого вопроса.
— Вероятно, довольно сносно. Его будут держать в сухом месте, не морить голодом, довольно комфортабельно. Будут следить, чтобы он был здоров. Может, в подвале какого-нибудь дома в сельской местности.
— До тех пор, пока не убедятся, что мы готовы заплатить?
— Да.
— А если они не будут уверены, что мы заплатим?
Чарлзворт посмотрел на нее тяжелым взглядом. Она сидела перед ним с опухшими глазами и размазанной по лицу тушью. Он подумал о том, как вела бы себя в такой ситуации его жена. Он любил ее и знал, что для нее это было бы ужасное несчастье. Она была бы беспомощна, как корабль, налетевший на скалы. Женщина, сидевшая перед ним, была другой. Другой, потому что не несла на своих плечах участие и заботы.
— Тогда они убьют его.
Она даже не повела бровью, ни движения губ, ничего, что можно было бы заметить.
— А если мы пойдем в полицию и сдадим их всех этому мистеру Карбони, что тогда?
— Если они только заметят, что мы сотрудничаем с полицией, они тоже убьют его.
Он почувствовал, что ему неприятна и чужда эта женщина.
— Я хочу, чтобы вы поняли, миссис Харрисон, что люди, у которых сейчас находится ваш муж, не станут колебаться, оставлять его в живых или убить, если для них будет выгоднее убить.
Он помолчал, давая ей возможность осознать и обдумать то, что он ей сказал. Он нашел, что она изменилась. Признаки страха проявились в более частом вздымании грудной клетки и слабом шевелении пальцев.
— Но даже если мы заплатим, если корпорация заплатит, все равно нет никаких гарантий…
Она была ему глубоко антипатична.
— В таких делах не может быть никаких гарантий.
У него заныло в желудке. Он не мог заставить себя рассказать ей о Луизе ди Капуа, муж которой был мертв уже за два месяца до того, как было найдено его тело, а последнее письмо с требованием выкупа она получила за день до этого.
— Никаких гарантий, мы можем только надеяться…
Он услышал короткий, нервный смех.
— Сколько они попросят, мистер Чарлзворт? Сколько мой Джеффри стоит на итальянском рынке?
— Они запросят много больше, чем может их устроить. Стартовая цена может достичь даже пяти миллионов долларов, а конечная дойдет до двух. Но никак не менее миллиона.
— Которых у меня все равно нет. — Она заговорила быстрее и громче. — У меня нет их, вы понимаете? У Джеффри нет, и у его родителей нет. У нас нет таких денег.
— Выкуп не обязательно должны платить вы, это может сделать корпорация. Даже скорее всего, они ожидают, что заплатит корпорация.
— Да это просто скупердяи, — бросила она ему. — Скупердяи и копеечные души.
Чарлзворт вспомнил фасад дома и оглядел внутреннее убранство квартиры.
— Я уверен, что они с честью поведут себя, когда мы им объясним ситуацию. Я намеревался поговорить с ними после того, как увижусь с вами. Я думаю, они правильно все оценят.
— А что сейчас? Что мне делать?
Вопрос был поставлен так, словно Чарлзворт был каким-то всезнающим гуру.
— Нам придется ждать первого контакта, возможно, по телефону. Через некоторое время, когда они решат, как обставить всю эту процедуру.
— И что же, я должна сидеть весь день у этого чертова телефона? Я даже не умею разговаривать на их дурацком языке. Только в пределах, необходимых для того, чтобы утром обойти магазины. Я даже не смогу понять, что они мне скажут. — Она постепенно впадала в истерику, выкрикивая все это. Чарлзворт совсем вжался в свое глубокое кресло, желая только одного — чтобы все это скорее кончилось.
— Мы можем дать объявление в газетах, что сообщение от них примет офис вашего мужа.
— Но это же итальяшки… Захотят ли они сделать это?
— У них обзор даже шире, чем у нас, они ведь живут с этим каждый день. Каждый из коллег вашего мужа знает, что то же самое может случиться в любой момент и с ним. Большинство из них каждое утро будут звонить женам сразу по прибытии на работу, просто, чтобы жена знала, что он в безопасности. Они знают об этом гораздо больше, чем вы или я, или руководство вашего мужа в Лондоне. Если вы хотите, чтобы ваш муж вернулся живым, вам потребуется помощь всех его друзей из офиса. Всех «этих проклятых итальяшек», как вы говорите.
Он чуть наклонился вперед в кресле, уцепившись за мягкие подлокотники. Зачем ты так, Чарлзворт? Может быть, она и глупая невежественная дура, но ты не должен выносить приговор. Ты не должен этого делать, это очень грубо. Ему вдруг стало стыдно, что он разрушил остатки спокойствия, то самое, что призван был сберечь. Краска сошла с ее лица, это было следствием их разговора. Он не услышал ни хныканья, ни всхлипов. Только глаза, такие, какие бывают у человека, только что пережившего автокатастрофу, в которой сидевший с ним рядом человек погиб. Он смутно помнит, что произошло, но воедино все обрывки воспоминаний соединить не может.
— Миссис Харрисон, вы не должны чувствовать себя одинокой. В операции по освобождению вашего мужа будут участвовать очень многие. И вы должны верить, что все будет хорошо.
Он встал, немного помедлил и направился к двери.
Она продолжала сидеть в кресле и смотрела на него. Щеки ее побледнели, глаза округлились, колени были широко расставлены в стороны.
— Я ненавижу этот проклятый город, — произнесла она. — Я ненавижу его с того самого дня, как мы сюда приехали. Я ненавижу каждый час, проведенный здесь. Джеффри обещал
